Воспитание памятью Сердца

Воспитание памятью Сердца

Отец!

Я тем больше и больше воспламеняюсь любовью к Тебе и чувством преклонения перед Твоим образом, чем становлюсь все старше и старше Тебя. Твоим ровесником стал уже мой сын – твой внук – Паата.

Я вхожу в преклонный возраст, а Ты в моей памяти остался таким же молодым, каким был на площадке лестницы, когда мы – мама, четырехлетняя сестренка и я, вся твоя любимая семья, – провожали Тебя на фронт. Был тогда июль-август 1942 года. Спустя три месяца мы получили извещение о твоей гибели. С тех пор, как говорили учителя и близкие, я воспитывался без отца.

Но было ли на самом деле это так, если Ты всегда был для меня опорой, наподобие той, какую сооружал мой дедушка молодым деревцам, чтобы те росли прямыми ввысь, чтобы ветер не изогнул и не сломал их, а неосторожный человек обходил уважительно.

Что такое память об Отце, о таком Отце, каким ты остался для меня и каким я познавал Тебя через людей, знающий Тебя?

Память бывает разная: хорошая и плохая, короткая и долгая. Но есть еще добрая память, память сердца. Это особенная память, она как живое существо внутри тебя. Добрая память, память сердца, – как бы твой ангел-хранитель, путеводитель, добрый советчик, лестница духа, путь. Она как опора, к которой ты прислоняешься по своей доброй воле и которая не позволит тебе гнуться, а будет вести вверх. Память эта особенная еще и потому, что со временем она раскрывается в тебе все в новых и новых зовах и заботах любимого человека.

И получается, что ты постоянно живешь с ним – кто внутри тебя и кто никогда не подведет, но поможет в беде, заменит многих воспитателей.

Воспитывался ли я без отца, Отец, если всегда чувствовал твое присутствие в себе и видел, как память сердца заботилась обо мне?

Мне уже семьдесят лет. Время ли ударяться в сантименты. Обращаюсь к своей памяти сердца не для чувств и переживаний, – я их оставляю в себе, ибо люблю их, – а для постижения простой истины: может ли Отец, ушедший из жизни, когда тебе только исполнилось десять, быть твоим воспитателем и духовным наставником даже тогда, когда ты сам стал отцом и дедушкой?

Моя истина торжествует: «Может, может!»

Вначале, Отец, ты оберегал меня от многих шалостей, напоминал о долге, который возложил на меня, уходя на войну: «Ты остаешься единственным мужчиной в семье».

Ты оберегал меня от всего того, что могло сделать меня безнравственным и бездуховным. Я взрослел, переходил на разные уровни жизни, и Ты снова напутствовал меня как друг. Разумеется, в моем становлении тебе помогали люди, окружавшие меня, помогала мама, Твоя жена-красавица, которая не поверила извещению и ждала Тебя до последнего вздоха.

В дальнейшем я начал черпать из памяти сердца мудрость заботы истинного Отца и наполнялся этим негасимым чувством к своим детям и внукам.

Что бы Ты мог оставить мне такое в наследство, что было бы дороже памяти о Тебе? Память сердца граничит с совестью. Вот и живу я по совести, потому что Ты остался во мне как чистая совесть. «Какой был у тебя отец… честный, добрый!» – говорили мне люди, знающие Тебя. Тем самым они как бы давали мне наказ: «Если не сможешь превзойти Отца, то хотя бы будь таким, каким Он был».

Я утверждаю: есть такой чудодейственный закон – Закон воспитания памятью сердца. Уверен, что со мной согласятся очень многие переживающие в себе силу той же самой истины. И если это так, то отсюда и задача, ответственность перед ребенком для каждого взрослого, называющего себя отцом.