«И милость к падшим призывал»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«И милость к падшим призывал»

Воистину «Пушкин – наше все». Казалось бы, уже все грани его гениальности отмечены в бесчисленных исследованиях: Пушкин – поэт, Пушкин – драматург, Пушкин – прозаик, Пушкин – замечательный рисовальщик. Наконец, Пушкин – историк. Но, похоже, пока никто не решился отметить его бесценный вклад в теорию воспитания. В доказательство обращаю внимание на хрестоматийное стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я Свободу

И милость к падшим призывал.

Поражает безупречная последовательность постановки воспитательных задач, где на первом месте (как принято говорить сегодня – приоритетная задача) – пробуждение добрых чувств, без которых вожделенная воля тотчас срывается в своеволие. На втором – прославление свободы, единственного достойного человека способа существования. И наконец, побуждение человека к деятельному добру, к заботе о тех, кому, в силу разных обстоятельств, во сто крат хуже, чем тебе. Недаром в знаменитом дореволюционном тихомировском букваре, выдержавшем 156 изданий, имелся специальный раздел: «Нищета. Сиротство. Сострадание».

Данная триада (по сути, педагогическая формула), на мой взгляд, стоит томов исследований, посвященных проблеме целеполагания в области современного воспитания. Она не теряет актуальности сегодня, ибо что такое «жестокий век» Пушкина в сравнении с «веком-волкодавом» О. Мандельштама?! Впрочем, у нас «что ни век – то век железный» (А. Кушнер).

Пробуждение добрых чувств посредством слова и образа – прерогатива искусства, затрагивающего прежде всего эмоциональную сферу. Учитель в идеале тоже может воздействовать на ребенка словом (своим и чужим, когда транслирует образцы высокой культуры), но в его арсенале есть и иное, не менее сильное, проверенное средство: вовлечение растущего человека в деятельное добро.

Ее привела к нам в школу мама, человек известный в мире искусства, одаренная артистическая натура, живущая напряженной внутренней жизнью, настолько углубленная в экзистенциальные проблемы творчества, что на внешние житейские мелочи ее явно не хватало. Среди мелочей – родная дочь, которая «в семье своей родной казалась девочкой чужой».

– А чего ей, собственно говоря, не хватает? Почти каждый вечер она имеет возможность видеть и слышать таких людей, – далее следовал перечень имен, при одном упоминании которых сразу возникала потребность встать и застыть в почтительном молчании. – Мы ей даже учителя по индийской философии наняли. Согласитесь, все это должно развивать интеллект и обогащать душу.

Между тем как раз с душой у девушки-подростка было явно не в порядке. О чем свидетельствовал обритый наголо череп, выстриженные ресницы, категорический отказ посещать школу и попытка суицида. Про школу и суицид, нервно закурив, сообщила мама, попросив взять дочь под нашу опеку.

– А с чего вы решили, что в новую школу девушка полетит на крыльях?

– В наших кругах у вас хорошая репутация, говорят, что вы все можете, – польстила она директору.

– Без вашей помощи, а главное, безоговорочного доверия мы не справимся.

– Даю слово, – ее слишком быстрое согласие мало обнадеживало.

– В школу я вашу дочь не возьму.

– ?

– Готов зачислить ее в детский сад... На должность помощника воспитателя. А там посмотрим.

Откровенно говоря, нестандартное решение возникло мгновенно. Помог фильм Р. А. Быкова «Чучело». Там главная героиня обривает голову в знак протеста против прямого давления одноклассников. Но психологический прессинг не обязательно осуществляется в одиозных диких формах издевательств, оскорблений и бойкота. Что должна была ощущать тонко чувствующая девушка в присутствии высоколобых интеллектуалов, наводнявших их дом, вслушиваясь в их изысканные беседы? Прежде всего чувство унижения. Почувствовать себя тупой в глазах любимых людей – что может быть больнее в подростковом возрасте? Так, сами того не ведая, именитые гости неуклонно, из недели в неделю, понижали самооценку подростка. Что толку грызть гранит школьных знаний, если ты не отмечен печатью гениальности и все равно никогда не достигнешь такого уровня? Есть от чего прийти в отчаяние в пятнадцать лет. Могут возразить, что маленький Пушкин воспитывался именно таким способом, впитывая разговоры в салоне дяди Василия Львовича. Но в том-то и дело, что Александр был отмечен печатью гениальности и потому стремительно взрастал на этих дрожжах культуры, а девушка, напротив, закисала. Это ведь как в селекции: для одного цветка высокая концентрация удобрений благотворна, а для другого губительна.

Одного взгляда на девушку было достаточно, чтобы понять: в ближайшие полгода в школу ее не затащишь. Прежде ее необходимо вывести из кризиса, подняв самооценку, для чего подобрать ту среду, где она, во-первых, будет заведомо выше своего непосредственного окружения, а во-вторых, незамедлительно ощутит свою реальную значимость и незаменимость. Работа с малышами в этом смысле – идеальная модель реабилитации девушки с ее проблемами.

К чести мамы (а куда ей, собственно говоря, было деваться?), она согласилась с предложенным решением. Оставалось уладить технические подробности. Никакого юридического права брать на эту должность несовершеннолетнюю девушку и платить ей зарплату я не имел. Поэтому с ее мамой мы вступили в сговор. Мать обязалась ежемесячно приносить мне в конверте причитающуюся дочери зарплату, которая затем выдавалась девушке под роспись в специально изготовленной, по сути дела фиктивной, ведомости.

Только спустя полгода мы повели речь с нашим новым сотрудником о необходимости продолжения образования. За это время отросли пышные волосы и длиннющие, загибающиеся кверху ресницы. В таком виде уже было не стыдно показать себя в любом учебном заведении. Но главное – у девушки действительно прорезался особый дар общения с маленькими детьми. Ей повезло, поскольку в то время наше дошкольное подразделение осваивало новые технологии развития малышей. Поэтому, наряду с выполнением своих рутинных обязанностей (мытье посуды и уборка в группе), помощнику воспитателя приходилось помогать в изготовлении экспериментальных пособий (у девушки неожиданно обнаружились явные способности к рисованию), а также ассистировать педагогам непосредственно в ходе проведения занятий с детьми-дошкольниками. Упоительное это дело – попасть в творческую атмосферу поиска. Затягивает. Поздно вечером, едва ли не последней уходила девушка с работы, валилась дома от усталости, не сильно вникая в дискуссии о проблемах постмодернизма и экзистенциальных основах творчества Камю и Сартра. Так девушка впервые в жизни обрела свое дело и получила право на адекватную высокую самооценку, ежедневно подтверждаемую благодарностью коллег-педагогов.

Родителям, натурам артистическим, не составляло большого труда ежемесячно разыгрывать сцену радостного удовлетворения в момент получения от дочери честно заработанных денег. В довершение папа, театральный художник, втянулся в творческий процесс изготовления все тех же наглядных пособий, по ночам обсуждая с дочерью педагогические аспекты изобразительного ряда. Разумеется, все детали взаимодействия семьи со школой подробно обсуждались по телефону, но результаты данной педагогической режиссуры не заставили себя ждать. Спустя полгода девушка изъявила желание продолжить обучение, но поставила жесткие условия: в вечерней школе с сохранением места работы. В вечерней так в вечерней. К этому времени девушке уже исполнилось шестнадцать лет, что позволяло по-настоящему оформить ее на работу.

Где она сейчас? Нетрудно догадаться: окончила вечернюю школу, получила педагогическое образование и работает с ВИЧ-инфицированными (!) малышами.

И вновь обращаюсь к пушкинской иерархии воспитательных задач культуры, исполнение которых ставил себе в главную заслугу поэт. Их сегодня категорически отрицает высокомерный постмодернизм с его всепроницающей иронией и моральным релятивизмом. Что с того? Когда приходит беда, ирония не снимает боли. Так уж повелось от века: спасая других, спасаешь себя. Кто же в этой истории падшие: родители, в своем интеллектуальном снобизме чуть было не потерявшие дочь, сама девочка, едва не совершившая непоправимое, или, быть может, без вины виноватые ВИЧ-инфицированные малыши, с которыми ныне работает молодая женщина, с годами оценившая проявленную к ней милость?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.