Странные люди

Странные люди

Учитель всего-навсего человек, и ничто человеческое... Разные бывают педагоги: талантливые и с более скромными дарованиями, открытые, добросердечные и холодные ремесленники. Что ни говори, но учитель – профессия массовая. Претенденты на эту роль не проходят кастинг. Уровень будущих гонораров исключает возможность его организации. Но в последнее время в фокусе внимания средств массовой информации оказываются либо педагогические монстры, издевающиеся над детьми и доводящие их до суицида, либо, напротив, жалкие, униженные учителя, становящиеся легкими жертвами своих озверевших учеников. Таким образом, если судить по СМИ, вся сложная палитра школьной жизни сводится к схеме «палач – жертва», где учитель и ученик, в силу разных обстоятельств, лишь периодически меняются местами. Между тем это далеко не так. Не имея намерения любой ценой защитить честь мундира, убежден в том, что подавляющее большинство представителей нашего цеха – подвижники, люди без страха и упрека.

Мне посчастливилось участвовать в последней телепередаче с Зиновием Ефимовичем Гердтом. Было это за месяц до смерти великого актера. Он, безусловно, понимал, что уходит. Но в импровизированной студии на втором этаже его дачи, где шла съемка, блистал остроумием, энергией, превозмогая дикие боли. После завершения съемки, вероятно прочитав в моих глазах немой вопрос-восхищение, он заметил: «Учитель и актер – не профессии. Это предназначение!» Подтверждения мудрого взгляда покойного актера на сокровенную суть нашего ремесла получаю постоянно...

Одинокой тридцатипятилетней учительнице, наконец, повезло: в нее влюбился удачливый бизнесмен, вдовец. Строго говоря, первым в учительницу и ее предмет влюбился сын, а затем подтянулся и папа. Желая завоевать расположение любимой, он привел ее в ювелирный магазин и предложил выбрать по вкусу кольцо с брильянтом. После минутного замешательства, потупив глаза, она произнесла: «А можно компьютер для кабинета истории?..»

Директор школы в небольшом поселке Центральной России. Летом ему необходимо было подготовить школу к новому учебному году, а на ремонт выделили всего три тысячи рублей. Денег на краску катастрофически не хватало. Тогда вдвоем с женой, учительницей этой же школы, они собрали смородину с пришкольного участка, продали на рынке и выручили еще две тысячи. Но и этого оказалось недостаточно. На помощь пришли старшеклассники. Выслушав их финансовый проект, сгорая от стыда, пожилой директор опустил голову, но не нашел в себе сил его отвергнуть. Подростки собрали пустые бутылки со всего поселка, отмыли их и сдали в пункт приема стеклотары, выручив еще три тысячи рублей. Так общими усилиями школу привели в порядок. В конце лета высокая комиссия, написав замечания, поставила свою драгоценную подпись под актом приемки школы...

Мы были знакомы со студенческих лет, хотя и учились на разных факультетах. После окончания вуза наши пути разошлись. Борис Алексеевич Меркулов стал, можно без преувеличения сказать, великим учителем биологии. Автор прекрасного учебника, великолепный рассказчик, неутомимый путешественник, он умел влюблять детей в свой предмет. Свой первый урок в новых биологических классах он обычно начинал так: «Я не уверен, что все вы будете биологами, но каждый из вас станет мамой или папой. И вы все должны быть готовы ответить на тысячи вопросов своих детей». За десятилетия работы в 199 школе Москвы он так по-настоящему ни разу и не был в отпуске. Обычно лето со своими воспитанниками он проводил в заповедниках, заказниках, полевых экспедициях. Большую часть жизни с женой и ребенком прожил в полуподвальной комнате московской коммуналки на улице Нагорной, где нажил легочное заболевание. И лишь за четыре месяца до смерти въехал в трехкомнатную квартиру.

На взлете своей педагогической карьеры, в сорок семь лет, полный замыслов, планов и грандиозных проектов, Борис узнал, что смертельно болен.

С директором его школы Марией Андреевной Комлевой мы пришли к нему в больницу, по сути дела, – прощаться. Болезнь развивалась стремительно, и он, биолог по образованию, это отчетливо осознавал.

С самого начала тональность разговору задал Борис. Ее можно определить как веселье духа. Шутки, приколы, студенческие воспоминания перемежались с педагогическими байками, смешными эпизодами уроков, курьезами, которыми столь богата школьная жизнь. Я немедленно включился в эту привычную со студенческих лет стихию. Перед его пожилым директором мы разыграли студенческий капустник. Так он мастерски срежиссировал свое прощание и ее утешение. И лишь перед нашим уходом из больницы он придержал меня за плечо и, глядя прямо в глаза, произнес: «Об одном сожалею: в одиннадцатом классе не успел дать две важные темы. А ребятам в институт поступать».

Спустя год после смерти Бориса выпускники издали его поэтический сборник.

А я люблю, чтоб от порога даль,

И ветры развевали легкий парус,

И, горизонта разгоняя даль,

Дорога ближе к Богу поднималась.