В жизнь – из мрака и безмолвья

В жизнь – из мрака и безмолвья

Карл Левитин в своем очерке «Лучший путь к человеку», посвященном ученым и детям детдома в Загорске, пишет: «Они слепы и глухи. Вечная беззвучная ночь окружает их. Страшное, огромное, неизмеримое несчастье. Весь наш мир, полный красок и музыки, для них – недоступная далекая планета. Как объяснить такому ребенку, что есть отец, мать, небо, земля? Что существует человеческая речь, состоящая из слов, и буквы, которыми эти слова можно писать. Как объяснить все это человеческой плоти, в которой нет не только мыслей, но даже желаний, и которая попросту перестанет быть, если вовремя не втолкнуть в нее пищу, – даже жевать не умеет слепоглухой от рождения человек?» Установление контактов с ним начинается с вилки, стола, стула, тарелки, рубашки, кровати, ночного горшка, стен, потолка…

Э.В. Ильенков: «В Загорске был очень трудный мальчик: когда его привезли, он лежал в углу и ни на что не реагировал – только ел и спал. Прошли годы, прежде чем удалось научить его одеваться, обслуживать себя, он стал даже говорить».

А.И. Мещеряков: «Нормальный ребенок, едва появившись на свет, сразу попадает в какую-то определенную среду, и она приносит ему пользу либо вред. Свет, тепло, улыбка матери, звук ее голоса – все это проникает в его мозг, и там образуются связи».

А.И. Мещеряков: «Но когда к нам привозят ребенка, слепого и глухого ко всему на свете, без желаний, без каких бы то ни было мыслей, как установить с ним контакт? Он не интересуется ничем – любой предмет, который вы вложите в его руку, тут же падает на пол».

А.И. Мещеряков: «Остаются лишь неустранимые потребности живого организма – в еде, в питье, в тепле».

Э.В. Ильенков: «Как пробиться к его мозгу, который пока еще – всего лишь вполне исправный механизм, предназначенный для мышления, но в нем надо соединить между собой многочисленные части, чтобы он смог перерабатывать “сырье“ – сигналы окружающего мира».

А.И. Мещеряков: «И вот, когда после долгого и упорного труда воспитателя слепой и глухой ребенок, если ему хочется есть, начинает тянуться к ложке, тогда он и делает свой первый шаг на пути к человеку».

И – очень важный, фундаментальный итог:

Э.В. Ильенков: «Человек человеком не рождается, он им становится». Внимание: «В нем столько от человека, сколько он присвоил человеческого».

Слепому и глухому ребенку судьба оставила только один канал связи с окружающим миром – осязание. Он может «увидеть» и «услышать» то, что вокруг него, только пальцами. С помощью азбуки Брейля, на специальной пишущей машинке с металлическими штырками на клавишах, воспитатель начинает вводить в сознание ребенка понятие о букве, слове, фразе… Педагог своими руками прикладывает пальчик ребенка к клавише… Сколько раз надо это повторить, чтобы ребенок что-то схватил? Как догадаться, как понять, что ребенок усвоил именно то, что хотел воспитатель? Надо иметь неимоверное терпение и уверенность в том, что успех возможен, чтобы так, шажок за шажком, дать маленькому человечку почувствовать, что вокруг него не тьма и пустота, а много чего есть, в том числе и люди, их добрые спасительные руки.

Невероятно, но факт: слепые и глухие люди могут стать членами человеческого общества, войти в него и найти в нем свое место. Без помощи людей и нормальный человек не смог бы это сделать, а слепому и глухому существу требуется многократно больше помощи. По существу, он может рассчитывать только на самоотверженность своих воспитателей. Как бы то ни было, уже упомянутая О.И. Скороходова стала кандидатом наук, писала басни, даже размышляла о музыке стиха… Юрий Лернер учился в МГУ Наташа Корнеева решила стать педагогом.

Карл Левитин, автор очерка о Загорской лаборатории, – о встрече с людьми, которых ученые вывели из мрака и тишины: «Я слышу их голоса – чистый, абсолютно правильный выговор Саши, очень тихий и высокий дискант Наташи, громкую, но не совсем привычную речь Юры и совсем уж необычную мелодику, с которой произносит слова Сергей – он говорит почти без всякой интонации. Я сижу за обычной пишущей машинкой, а каждый из моих собеседников держит указательный палец на маленьком пластмассовом кружке, из которого высовываются шесть стерженьков – по три в двух вертикальных колонках. Каждой букве, цифре или знаку препинания соответствует своя комбинация из шести точек – это и есть азбука Брайля, которой пишут книги для слепых. Но слишком необычно сознание, что пальцы твои через клавиши вводят металлические штырьки в соприкосновение с живой плотью. Это ощущение слияния, прямо-таки физической связи с собеседником, настолько подавило меня, что я не сумел поговорить так, как хотелось бы. “Нет, учиться на психологическом факультете не очень трудно“. -“Да, сейчас, в сессию, конечно, приходится подналечь“. – “Сейчас вот, например, все мы оторваться не можем от “Я отвечаю за все“ Юрия Германа“.

Такой у меня вышел разговор. Но тут пришел Ильенков. Его встретили как родного и буквально затащили к телетактору – изголодались по хорошей беседе. “Эвальд Васильевич, – сказал Саша, чеканя слова, – давайте что-нибудь философское. Например, о явлении и сущности“…»

Контакт со слепоглухонемыми детьми начинается не со слова, а с дела. С действия. С поступка. В труде. Поэтому Загорский интернат был оборудован мастерскими. Дети работали с молотком, отверткой, рубанком, швейной машинкой, и неплохо с ними управлялись. Но мастерские здесь тоже были лабораториями. Не просто урок труда, а аудитория, в которой формируется личность. Обыкновенные инструменты помогали очеловечивать детей, лишенных другого способа приобщения к людям.

Карл Левитин: «Уже десять часов вечера, а Ильенков все еще сидит в коридоре с Сашей, и они о чем-то беседуют. Александр Иванович выглядит тоже усталым, но трое остальных ребят накопили за день тысячи вопросов к нему. О чем они говорят – мне не скажет никто, даже спрашивать нельзя. “Как-то раз приходит Мещеряков, а его уже ждет Юра Лернер, – рассказывает мне Ильенков. – “Александр Иванович, – спрашивает Юра, – как вы думаете – могу ли я быть счастлив?“ Тот растерялся, но ведь – педагог. Говорит осторожно: “А как ты сам думаешь?“ – “А я, – отвечает Юра, – счастлив в самом прямом и точном смысле этого слова. Ведь счастье – это иметь что-то, что можно потерять. Я ж ничего не имел, но каждый день нечто приобретаю“».

В самом деле эти дети не имели ничего. А всё, что получили, – от людей.

После смерти Мещерякова ответственность за детей взял на себя Ильенков, а после смерти Ильенкова работа интерната сошла на-нет. Победила позиция тех, кто считал, что с этих детей довольно, если научить их монтировать розетки…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.