15. Кифа Джонс

Подопечной YAP, будущее которой внушало наибольшие надежды, была девушка, чью историю мне было слушать больнее всего.

Кифа Джонс, когда я познакомился с ней в офисе Элизабет Дозье осенью 2010 года, была 17-летней ученицей старшей школы Fenger. Вид у нее был, скажем так, серьезный: руки сплошь покрыты татуировками, в нижней губе – металлическая «штанга», агрессивная красная полоса в выстриженных неровными кустиками волосах.

Она жила вместе с матерью на пересечении Парнелл-авеню и 113-й улицы, в паре кварталов к югу от Fenger, в районе, известном под названием Хандредс. Их дом, небольшое потрепанное бунгало, пока Кифа росла, был неизменно шумным, перенаселенным и полным конфликтов, то и дело разгоравшихся между постоянно менявшимися жильцами: родными и сводными братьями и сестрами, дядьями, кузенами. В редких случаях в эту толпу замешивался и отец Кифы, который, по ее описанию, был «бабником».

Местный механик, он жил с новой женой и детьми в нескольких кварталах от дома Кифы. В квартале у него было полным-полно любовниц (включая и мать Кифы) и общим счетом 19 детей. Будучи ребенком, Кифа время от времени встречала на улице девушку, подозрительно похожую на нее саму, и думала: «Ну вот, еще одна сестричка».

Мать Кифы в 1980-х годах была ученицей Fenger, пока ее не вышибли из школы за то, что она пришла на уроки пьяная. Теперь она пристрастилась к крэку, сказала мне Кифа, как и многие другие члены ее многочисленного семейства. Некоторые из них приторговывали и кокаином, и пока Кифа была маленькой, полиция нередко обыскивала дом на Парнелл-авеню, ища наркотики или оружие, опустошая шкафы, разбрасывая повсюду горшки и кастрюли – а потом обычно уводила с собой того или иного родственника в наручниках.

Когда Кифа была в шестом классе, ее сексуально совращал родственник, пожилой мужчина, которого она звала кузен Анджело, тоже наркоман, который жил в одном доме с семьей Кифы все ее детство.

– Я была совсем маленькая, и мне было страшно, – рассказывала она. – Так что я думала примерно так: что бы ни приходилось делать, нужно сделать это – и забыть.

Сексуальное насилие, длившееся годами, пожирало ее изнутри. Она надеялась, что мать каким-то образом обратит на это внимание и вмешается, но никогда ничего не говорила матери сама. Она боялась, что мать ей не поверит, а это для Кифы было бы уже чересчур. Так что она продолжала молчать, и в ней продолжал копиться гнев. Они с матерью постоянно ссорились, но до драки дело не доходило: Кифа считала, что бить взрослых неправильно.

– Вот почему я и ходила в школу – просто чтобы драться, – говорила она. – Для меня это был способ сбросить стресс. Я никому не рассказывала о своих проблемах. Они просто росли внутри меня, пока я не была готова взорваться. А потом шла в школу, и стоило кому-нибудь сказать что-то такое, что мне не по нраву, я вымещала на человеке свой гнев, потому что знала, что не могу ударить маму.

В свой первый год в Fenger Кифа собрала целую коллекцию разнообразных дисциплинарных взысканий, одно десятидневное отстранение от занятий следовало за другим, пока она не приобрела репутацию самой склонной к насилию ученицы в школе, славившейся своим насилием.

– Вот такой меня все считали, – говорила она. – Драчуньей. И я этим гордилась.

В июне 2010 года Дозье потребовала, чтобы Кифе назначили юриста YAP. Первая женщина-юрист, которую прикрепил к Кифе Стив Гейтс, оказалась не подходящей для девушки: она была слишком «старомодной», по мнению Кифы. Поэтому Гейтс предпринял вторую попытку, прикрепив Кифу к юристу по имени Ланита Рид, 30-летней жительнице Роузленда, которая помимо Кифы вела еще только одного клиента YAP.

У Рид была и другая работа, она руководила собственным салоном красоты – уютным, гостеприимным заведением под названием «Талантливый Ганс», которое немало оживляло в целом безрадостную атмосферу квартала 103-й улицы.

Кифа всегда мечтала сделать себе стрижку, поэтому Рид пристроила ее на работу в салон в качестве девушки, которая мыла волосы клиентам, подметала и порой помогала укладывать прически, плести косички или делать «твисти» – короткие тугие дреды, которые носили многие парни этого района.

Рид – женщина высокодуховная; она посещает церковь, но помимо этого верит в важность внешности для молодой женщины, поэтому она взяла на себя задачу одновременно менять и внутренний, и внешний облик Кифы.

При встрече с Кифой не скажешь, что она из тех девушек, которые станут делать себе маникюр, но Рид убедила ее ухаживать за ногтями и укладывать волосы, передавала ей знания о косметике, накладных ресницах и красивой одежде. Они вдвоем проводили многие часы в «Талантливом Гансе» или гуляли вместе по округе, заходили в кафе, играли в боулинг или просто сидели и беседовали: своего рода продолженная во времени, непрерывная сессия салон-терапии.

Рид, как призналась мне Кифа, была для нее идеальной старшей сестрой. Она организовывала в своем салоне субботние ужины для Кифы и нескольких других девушек, занятых в программе YAP, во время которых они могли обмениваться историями о равнодушных матерях и отсутствующих отцах, о мальчиках, о наркотиках, о гневе. И Кифа, которая никогда ни с кем ни о чем не разговаривала, вдруг раскрылась.

– Мой взгляд на жизнь полностью изменился, – сказала мне Кифа.

С подачи Рид Кифа начала молиться.

– Я просто просила бога исцелить меня, – говорила она, – простить все те гадости, которые я натворила.

Она перестала ссориться с матерью и драться в школе. Когда пара девочек постарше начала задирать ее в школьных коридорах, она сумела сохранить хладнокровие и спросила Рид, что с этим делать. Рид помогла организовать встречу с этими девушками в офисе Дозье – и, к удивлению Кифы, они сумели разобраться в своих проблемах.

– Когда мы сели и начали разговаривать об этом, – говорила Кифа, – оказалось, что все это полная ерунда.

А потом произошло еще одно неприятное событие: той осенью самая младшая сестра Кифы, которой было всего 6 лет, рассказала Кифе, что кузен Анджело пытался ее трогать.

– Когда она сказала мне об этом, я просто не смогла удержаться и расплакалась, – рассказывала Кифа. – Я чувствовала себя такой виноватой! Потому что если бы я сказала маме еще тогда, когда сама была младше, может быть, он бы уже убрался от нас, и этого никогда не случилось бы с моей сестрой.

Кифа рассказала обо всем Рид, та пересказала Гейтсу, и Гейтс сообщил Рид, что она обязана проинформировать иллинойсский Департамент по делам детства и семьи. Как и почти все социальные работники и преподаватели, юристы YAP по закону должны были сообщать о физическом или сексуальном насилии соответствующим властям.

Рид была вне себя. В Роузленде об этом департаменте ходила дурная слава: его сотрудники отбирали детей у родителей. И сколько бы ни было проблем в доме у Кифы, Рид считала, что Кифа и ее братья и сестры должны жить с матерью, а не в приемной семье.

Рид сказала Гейтсу, что не желает подавать рапорт. Она пригрозила, что уйдет с работы. Она просто не знала, что делать.

– Уличная девчонка во мне хотела просто сговориться с кем-нибудь и набить Анджело морду, – говорила мне Рид, – но Бог во мне говорил, что я должна разрулить эту ситуацию как можно лучше.

В конце концов Рид позволила Гейтсу подать рапорт. Она сумела договориться с социальными работниками из департамента, и в результате Анджело был удален из дома – его посадили в тюрьму по обвинению в сексуальных домогательствах к несовершеннолетней, а Кифа и ее братья и сестры остались со своей матерью.

Как Кифа и боялась, мать не слишком поддерживала ее решение заявить об Анджело. Она жаловалась, что потеряла 300 долларов в месяц, которые Анджело вносил в виде арендной платы, и иногда Кифе казалось, что мать больше озабочена тем, как Анджело выживет в тюрьме, чем насилием, которому подверглись ее дочери. Но Кифа уже приняла решение изменить свою жизнь, и инцидент с Анджело прибавил ей еще больше смелости.

– Я не позволю прошлому влиять на мое будущее, – говорила она. – Я часто буду думать о нем, но не собираюсь позволить ему вынести мне приговор. Худшее уже позади. Теперь я ищу положительные моменты. Я настолько устала жить так, как я живу, что сделаю все, что в моих силах, чтобы это изменить.

Хотя Кифа отставала в школе, она настроилась на то, чтобы сдать экзамены вместе с классом летом 2011 года, и школьная система дала ей такую возможность.

В наши дни, если вы – неуспевающий учащийся старшей школы, вам доступно множество механизмов, которые помогут быстро восстановить свою репутацию: дополнительные задания, вечерняя школа, онлайновые тренировочные курсы наподобие Aventa, которые позволяют окончить обучение по выбранному предмету, обычно длящееся целый семестр, в течение 1–2 месяцев.

Многие советники в сфере образования скептически относятся к этим инновациям, которые порой кажутся всего лишь новым способом для школ избавиться от своих самых «трудных» учеников, выпуская их в мир с аттестатами, но без реального образования. Но для Кифы, которая была более чем готова убраться из Fenger, эти курсы были благословением божьим. Впервые за все время учебы она по-настоящему усердно работала над предметами; она посещала вечернюю школу 5 дней в неделю и часто оставалась в Fenger с 8 утра до 8 вечера.

В июне 2011 года Кифа окончила школу и поступила в колледж Трумана – общественный колледж в Нортсайде Чикаго, где начала занятия по курсу косметологии.

Однажды весной 2011 года, когда до выпускного вечера оставалось еще несколько месяцев, мы с Кифой сидели в кафетерии Fenger, и она описывала свои планы на будущее. После того как она окончит колледж Трумана и получит лицензию, рассказывала она, Ланита Рид обещала ей работу с полной занятостью в своем салоне.

– Через пять лет я представляю себя в собственной квартире и с собственными деньгами, – говорила Кифа. – А мои младшие сестры смогут переехать жить ко мне.

Это больше всего впечатляло меня в Кифе: она мечтала не только выбраться из этой ситуации, но и заботилась о своей семье.

– Я хочу показать своим младшим сестрам, что есть лучшая жизнь, чем та, которую мы видим каждый день, – рассказывала она мне в тот день в кафетерии. – Им может казаться, что в мире больше ничего нет, потому что они не знают ничего, кроме Парнелл и Хандредс. Но жизнь на этом не заканчивается – на всех этих драках, убийствах и всем прочем. В ней есть нечто большее. Намного большее.

* * *

Трудно спорить с научными открытиями, связанными с ранним воспитательным вмешательством. Первые несколько лет чрезвычайно важны для здорового развития детского мозга; они предоставляют уникальную возможность изменить будущее ребенка.

Но один из самых многообещающих фактов, касающихся программ, которые нацелены на эмоциональное, психологическое и неврологическое развитие, состоит в том, что они могут быть вполне эффективны и позднее – и в гораздо большей степени, чем когнитивные вмешательства.

Чистые показатели IQ упорно сопротивляются всяким улучшениям после достижения ребенком 8-летнего возраста. Но управляющие функции, способность справляться со стрессами и держать в узде сильные эмоции – все это можно улучшить, и порой существенно, в период отрочества и даже во взрослой жизни.

В отличие от IQ, способность справляться со стрессами и управлять своими познавательными и эмоциональными функциями может быть улучшена и в период отрочества, и даже во взрослой жизни.

Подростковый возраст труден почти для каждого ребенка, а для детей, которые растут в неблагополучной обстановке, отрочество часто становится страшной поворотной точкой – моментом, когда ранние травмы приводят к скверным решениям, а скверные решения – к опустошительным последствиям.

Но у подростков нередко есть способности или, по крайней мере, потенциал, чтобы переоценить и переделать свою жизнь, что не могут сделать дети более младшего возраста. Как показывает история Кифы (и как вы еще не раз увидите в следующих главах), отрочество может быть настоящей поворотной точкой – самой глубинной трансформацией, тем моментом, когда молодой человек оказывается способен отвернуться от почти несомненной неудачи и начать выруливать на курс, ведущий к успеху.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.