Посеешь ветер, пожнешь… понимание (история одной полемики)
Посеешь ветер, пожнешь… понимание (история одной полемики)
«Святая наука – расслышать друг друга», постигать которую призывал поэт Б. Окуджава, не просто дается сегодня как взрослым, так и юношеству. Искусство спора по понятным причинам было утрачено в советскую эпоху, а когда в период гласности вспыхнули дискуссии, быстро выяснилось, что полемика у нас сводится, как правило, к взаимной перепалке на уровне коммунальной свары. Казалось бы, истекших двадцати лет свободы было вполне достаточно, чтобы в совершенстве овладеть навыками культурной полемики. Но, включив телевизор – телевизионные программы переполнены сегодня политическими и прочими ток-шоу, – мы по-прежнему наблюдаем публичные схватки злобных недобросовестных оппонентов, не имеющих ни малейшего желания услышать друг друга.
В отечестве нашем так было не всегда. Согласитесь, в девятнадцатом веке трудно представить славянофила Аксакова, занятого поисками компромата на западника Грановского. При самой глубокой, искренней озабоченности поисками исторических путей развития отечества в спорах они добросовестно искали истину, а не стремились любой ценой повергнуть в прах оппонента.
История, о которой пойдет речь, лишь по касательной затронула школьников, но неожиданно для меня самого наполнилась глубоким педагогическим смыслом.
Когда, во время очередного обострения российско-грузинских отношений, в школу пришла грозная телефонограмма, предписывавшая передать списки обучающихся грузинских детей в соответствующие органы, я не выдержал и разразился острой полемической статьей в «Новой газете». Привожу полностью ее текст.
ВРИО интеллигенции
По школам Москвы пошли милицейские проверки: выявляют грузинских детей, чтобы через них обнаружить нелегальных мигрантов. Омерзительность происходящего, что сродни введению печально знаменитого «арийского параграфа» от 7 апреля 1933 года, согласно которому евреи подлежали увольнению с государственной службы и устранению из культурной жизни Германии, не нуждается в комментариях. Следующий логический шаг известен: введение «Закона о защите крови», запрещающего браки с «неарийцами». К государственным мужам, исполняющим обязанности российской элиты, претензий НИ-КА-КИХ! Это их стиль мышления и уровень понимания проблем государственной безопасности. Но безопасность страны не обеспечивается исключительно быстрыми реакциями на внешние угрозы. Не менее важна безопасность внутренняя, предполагающая профилактику духовных эпидемий и массовых психозов на почве ксенофобии. Тем более в отечестве нашем, где, в силу печального исторического опыта постоянной интоксикации населения ненавистью, подобные реакции впечатаны в генетический код людей. Так что и обычных граждан винить не приходится: они так воспитаны. Таким образом, «верхи» и «низы» у нас проявляют трогательное единство. Даже пройдя чудовищные испытания, большинство граждан по-прежнему не в состоянии изжить в себе представления об идеальном государстве, решающем за нас все проблемы. Потому-то демоны духовного бешенства находятся у нас в постоянной боевой готовности. Их лики известны:
• притязания на абсолютную полноту истины;
• опасное знание того, в чем состоит благо другого; •черно-белая картина мира, предполагающая деление на «своих» и «чужих»;
• идеализация «своих» и демонизация «чужих»;
• нетерпимость, фанатизм и агрессия как главное средство внутреннего сплочения;
• вера в простые, быстрые, окончательные решения сложных проблем истории и культуры;
• возвышенная звонкая риторика, возбуждающая низменные инстинкты и страсти.
Таковы вкратце признаки духовного бешенства, известные каждому интеллигентному человеку, впитавшему в себя опыт истории со всеми ее взлетами к вершинам Духа и срывами в бездну ксенофобии. Вот тут-то мы и подходим к одному из столь же вечных, сколь и болезненных российских вопросов: кто виноват? Ответ, на мой взгляд, очевиден: образованная часть общества, исполняющая обязанности интеллигенции. С обывателя взятки гладки: человек, ведущий рутинную повседневную жизнь, в первую очередь озабоченный постоянным поиском источников существования, не имеет ни сил, ни времени, а главное, должной исторической выучки, позволяющей вырабатывать иммунитет против любых форм одержимости бесом ненависти. Власть не может избежать соблазна воспользоваться столь безотказным инструментом управления, что называется, в силу устройства органа.
Кто же должен поставить заслон на этом гибельном пути? Совесть нации, ее учителя, под коими подразумеваю не только скромных представителей педагогического сообщества, к которому сам принадлежу, но деятелей культуры, науки, искусства – всех тех, кто способен осознать всю глубину пропасти, в которую добровольно, построившись в колонну по четыре, готовы идти неискушенные люди вслед за державными олухами. Между тем никакого всплеска эмоций по поводу создавшейся ситуации со стороны интеллигенции не наблюдается. Никаких консолидированных действий не предпринимается. Почему так?
Известный деятель Французской революции Шомет за месяц до начала великого террора писал жене: «...учителя, вместо того чтобы просвещать нас, сделали нас дикарями, потому что и сами они дикие люди. Они теперь пожинают и пожнут то, что посеяли. Потому что все это, поверь, моя бедная женушка, окончится ужасно, мы ведь только еще начинаем». По прошествии двух веков, а особенно двадцатого с его пролившимися потоками крови, дикость сегодняшних учителей наций никак не является следствием необразованности, неискушенности и не может быть объяснена отсутствием должного опыта.
Здесь другое. Драма истекшего десятилетия в том, что в стране не осталось безусловных моральных авторитетов, таких людей без страха и упрека, какими в недавнем прошлом были, например, А. Сахаров и Б. Окуджава. При них многое было недопустимо и постыдно. Разумеется, это касалось не всех, но по крайней мере тех, кто относил себя или хотя бы стремился быть причисленным к образованному слою. С уходом из жизни этих знаковых фигур в культуре образовалась никем не восполненная пустота. Произошло это потому, что интеллигенция, которую до конца не сломила даже Лубянка, не выдержала испытания рынком. Нет ни малейшего сомнения в том, что дикость развернутой средствами массовой информации антигрузинской истерии, со всеми ее неизбежными последствиями, осознается большинством интеллектуалов, не утерявших способность к системному анализу. Их верноподданное молчание – свидетельство не изъянов мышления, с ним все в порядке, но показатель дефектов нравственности. Пока в открытый бой, как следовало ожидать, идут одни старики: Д. Гранин, Б. Стругацкий – люди культуры, в чьей исторической памяти сохранилась не только гнетущая атмосфера массовых чисток, но и мужественный поступок Галактиона Табидзе, не побоявшегося в подобных обстоятельствах вступиться за честь Б. Л. Пастернака. И как вступиться: когда в 1959 году к грузинскому поэту пришли в больницу получить подпись под письмом, осуждающим русского собрата по цеху, он выбросился с балкона.
Здесь мы подходим ко второму и, на мой взгляд, главному вопросу: кого спасать в сложившейся ситуации? Как ни покажется странным, за грузинских детей я относительно спокоен. Из ежедневного общения со многими своими коллегами, директорами московских школ, знаю, что на просьбы милиции выявить детей грузинской национальности они отвечают деликатным, но твердым отказом. Справедливо ссылаясь на то, что в паспорте графы «Национальность» давно не существует, а определять происхождение ребенка по цвету глаз, форме носа и звучанию фамилии не входит в их должностные обязанности.
Пока ответных репрессий в адрес руководителей школ за отказ в сотрудничестве с органами не наблюдается. Скорее всего, развернутая кампания по отлову в школах грузинских детей обернется скверным анекдотом и, как это часто у нас бывало, выдохнется сама собой, но осадок останется. Его химический состав не столь безобиден: отравленная подозрительностью атмосфера, чувство допустимости и дозволенности подобных акций («а чего особенного?») и, наконец, гнетущее ощущение безысходности от отсутствия немедленной консолидированной реакции общества на подобные «мероприятия».
Все это видят вступающие в жизнь поколения и делают свои выводы. Вспоминаю, как год назад в Германии пожилой немец, увидев российских туристов, смело переходивших на красный свет пустынную улицу, прошептал: «Как они могут? Ведь дети смотрят!» Вот и получается, что спасать в сложившейся ситуации необходимо прежде всего российских детей, вне зависимости от их национальности.
Статья многих затронула за живое. Общеизвестно: посеешь ветер – пожнешь бурю. На форуме «Новой газеты» развернулась ожесточенная дискуссия. Какие только обвинения не посыпались в адрес автора статьи, каких только эпитетов он не удостоился, включая «почетное» звание «заслуженный пень всех наук». Бывает, чего только не прочитаешь о себе в Интернете! Понимая, что обижаться не следует, я решил продолжить разговор на страницах газеты. Но, пока я собирался с мыслями и оттачивал формулировки ответов, на форум пришли мои ученики. Честно говоря, я их об этом не просил. Закаленный в боях полемист, я нисколько не нуждался в их помощи, полагая, что втягивать школьников во взрослые разборки – последнее дело. Но форум по щелчку мышки предоставляет слово всем желающим, не спрашивая о возрасте и занимаемом положении. Не буду приводить комплиментарные высказывания своих учеников, вступившихся за честь и достоинство своего директора. Все они выступили под псевдонимами, что исключает характер мелкого подхалимажа. Но, надо отдать им должное, не без их участия настроение на форуме стало меняться. Тем временем я подготовил в газете развернутый ответ своим оппонентам.
Не рекламная пауза, или Что должна делать интеллигенция, когда остальные кушают твикс.
Взяться за эти заметки меня побудило страстное обсуждение на сайте «Новой газеты» моей статьи «ВРИО интеллигенции» (Новая газета. 2006. № 80). Напомню, речь там шла об отсутствии консолидированной реакции образованного слоя общества на развернувшуюся в СМИ антигрузинскую истерию и неуклюжую попытку силовиков организовать отлов нелегальных мигрантов путем выявления всех без исключения грузинских детей, обучающихся в настоящее время в московских школах. Вывод: люди, которых до конца не сломила далее Лубянка, не выдержали испытания рынком.
Я искренне благодарен всем откликнувшимся на эту публикацию: как тем, кто отнесся к ней сочувственно, равно как и своим беспощадным оппонентам, не пожалевшим для автора резких эпитетов, включая и бранную лексику, весьма прозрачно закамуфлированную компьютерной символикой. Пишу об этом не из уничижения, которое, как известно, паче гордости, и не из стремления продемонстрировать рафинированное салонное воспитание. Куда там, первоначальное развитие, полученное мной в послевоенных переулках Замоскворечья, заставляет с пониманием относиться к ненормативной лексике как к неотъемлемой части нашей культуры. До максимы «возлюби врагов своих», говорю честно, пока не дорос. Здесь другое – живой разговор живых людей, не покрывшихся броней пофигизма. А по нынешним временам, когда большая часть слов провисает, уходит, как в вату, завязавшаяся полемика уже подарок, даже если ее стиль весьма далек от совершенства.
Итак, «зову живых». Заметьте, не мной сказано, а еще в позапрошлом веке А. И. Герценым. Ну вот, сел профессор («заслуженный пень всех наук» – цитата с форума) на своего конька, вознамерившись отгородиться от плебса частоколом цитат. Но что поделать, по странной укоренившейся привычке «живыми» я считаю не только своих, дай им бог доброго здоровья, оппонентов, но и людей, давно ушедших из жизни, оставивших свой живой след в культуре. С ними есть о чем «потрепаться» (в культуре это именуется диалогом с мертвыми). Поверьте, хотя бы на слово, он чаще интереснее, нежели общение со слесарем из соседнего ЖЭКа, ибо большинство проблем, вокруг которых бьемся нынче в полемике, имеют слишком давнюю историю. А посему дадим и им, давно ушедшим, право поучаствовать в разворачивающейся дискуссии. Обещаю не искать среди них только своих союзников, а порой с их помощью даже усиливать рассерженных оппонентов. Но обо всем по порядку.
Осознавал ли я риски, поднимая проклятую тему особой роли и миссии интеллигенции в отечестве нашем, понимал ли, какие круги пойдут от камня, брошенного в этот омут? Еще бы. Чехов на заре прошлого века: «За обедом оба брата все время рассказывали о самобытности, нетронутости и целости, бранили себя и искали смысла в слове интеллигент» (рассказ «Свистуны»). После этой убийственной чеховской иронии высказывание Александры на сайте: «Я еще ни разу не видела стриптиза интеллигентного человека. Спасибо, что продемонстрировали. Не понравилось» – выглядит ласковым поглаживанием, учитывая растущую популярность и престижность профессии стриптизера и полное исчезновение с эстрады некогда популярного жанра художественного свиста. Стоило ли так подставляться? Если думать только о себе любимом, разумеется, нет. Антон Павлович, не переносивший фальши ложного пафоса, звонкой патетики, так созвучен сегодня настроениям людей, уставших от высоких слов, громких призывов, которые при попытке их реального осуществления каждый раз оборачивались крушением надежд. Но он верил в органическое течение жизни без ее насильственного переустройства, если угодно, в постепенный нравственный прогресс. Об этом наперебой говорят персонажи его пьес. «Завидую внукам и правнукам нашим, которые будут жить в России в 1940 году», – это уже В. Г. Белинский, тоже целиком захваченный идеей достижения неизбежного прогресса, пусть другими средствами, более радикальными.
Но идея эта полностью провалилась в двадцатом столетии. Тонкие, милые чеховские интеллигенты оказались абсолютно не готовы к такому развороту истории. Даже в кошмарном сне они не могли представить себе те потоки крови, что пролились в следующем веке во имя ложных идей. Лишь один Ф. М. Достоевский прозревал грядущее и страшился его. Раскольникову снится, что люди станут бесноватыми.
Новое тысячелетие также дает мало оснований для исторического оптимизма. Сочетание средневекового менталитета с современными боевыми технологиями, наблюдаемое повсеместно, – одного этого уже достаточно для осознания необходимости мобилизации всех культурных ресурсов. Что, в свою очередь, требует осознания культурной элитой своей ответственности за будущее человечества в условиях ограниченности временного ресурса, отпущенного на поиски ответов на вызовы и угрозы века двадцать первого. Звучит нескромно, отдает пафосом, но от вопроса о месте и роли интеллигенции в таких обстоятельствах не отвертеться.
Другой оппонент, судя по всему, с неплохой исторической памятью на наше недавнее прошлое, заходит на автора этих строк с другой стороны: «Вот представьте себе, лет этак – дцать назад Даниэля с Синявским сажают, а Ямбург выступает с гневной статьей, скажем, в «Литературке»...» Вот за это напоминание отдельное спасибо. Действительно, были в отечестве нашем периоды и пострашнее. Во время суда над писателями я как раз оканчивал среднюю школу, но ловил сквозь глушилки по вражеским голосам скудную информацию об этом процессе. По сравнению с той эпохой мы сегодня живем припеваючи. Ну, упекли одного олигарха и замочили пару десятков (сотен) журналистов, а так терпимо. Все-таки авторитаризм – шаг вперед по сравнению с тоталитаризмом. Тоталитаризм требовал обязательного участия в преступлениях государства всех и каждого, причем непременно с блеском в глазах и показным энтузиазмом. Авторитаризм значительно скромнее: не перечишь власти, и ты свободен во всем, включая сомнительные финансовые схемы. Но ведь и брежневская эпоха в сравнении со сталинской, по известному выражению писателя-диссидента Айхенбаума, относительно вегетарианская. Люди в большинстве своем и там умудрялись приспосабливаться (например, самиздат). Понимая цену власти и соблюдая внешние ритуальные формы ее почитания, делать научную и писательскую карьеру. Чего же сегодня гневить судьбу («трендеть» – выражение с форума)?
Подобное уже происходило в нашей истории. Примечательно, что Н. А. Некрасов, сполна вкусивший прелести вертикали власти Николая I, именно в период великих реформ Александра II, суливших невиданный расцвет и внушавших оптимизм, тем не менее высказался вполне определенно: «Бывали хуже времена, но не было подлее». Так ведь всегда бывает, когда вожделенная свобода даруется свыше: просвещенным монархом или относительно продвинутым генеральным секретарем, а не добывается личными усилиями на протяжении длительного времени, как это было, например, в средневековых европейских коммунах, где сам воздух городов постепенно пропитывался свободой. Именно в таких естественных условиях и происходил одновременный координированный рост свободы и ответственности личности. Поэтому тысячу раз прав философ и культуролог Г. С. Померанц, когда утверждает: «Свобода – образ жизни мастеров, а не босяков». В случае дарования свободы любые послабления свыше мгновенно открывают шлюзы, в первую очередь хамству. В чем мы убедились в конце восьмидесятых на съездах народных депутатов, когда яркие представители творческой интеллигенции, не смевшие рта открыть при предыдущих генсеках, немедленно принялись дерзить новому лидеру. На это обратил внимание писатель Ю. Корякин, но его, мягко говоря, не поддержали. Здесь мой виртуальный оппонент прав. Такая смелость не дорого стоит. Действительный борец с режимом, А. Д. Сахаров не витийствовал, демонстрируя свое интеллектуальное превосходство над оппонентом, не упражнялся в остроумии, а тихим голосом гнул свое, несмотря на явную агрессивность большинства народных избранников.
На фоне произошедших вскоре тектонических сдвигов – двойного обрушения утопии и империи – стоит ли придавать значение подобным, ныне полузабытым мелочам, относимым по большей части к индивидуальной этике, воспитанию и производному от них стилю поведения отдельных представителей интеллигенции? Как знать, возможно, именно эти «мелочи» предопределили наше неудержимое сползание во всеобщее оподление. Увы, и здесь мы не одиноки. Кое-кому на форуме пришлась не по вкусу моя «бинарная» логика, допускающая прямое сопоставление введения нацистами печально знаменитого «арийского параграфа» 1933 года с зачистками в офисах бизнесменов и деятелей культуры грузинского происхождения.
В 1944 году в одном из предсмертных писем из тюрьмы немецкий теолог и философ Дитрих Бонхёффер, осужденный за участие в попытке покушения на Гитлера, писал (цитата большая, но заслуживает того, чтобы быть приведенной полностью): «Если у нас недостает мужества восстановить подлинное чувство дистанции между людьми и лично бороться за него, мы погибнем в хаосе человеческих ценностей. Нахальство, суть которого в игнорировании всех дистанций, существующих между людьми, так же характеризует чернь, как и внутренняя неуверенность; заигрывание с хамом, подлаживание под быдло ведет к собственному оподлению. Где уже не знают, кто кому и чем обязан, где угасло чувство качества человека и сила соблюдать дистанцию, там хаос у порога. Где ради материального благополучия мы миримся с наступающим хамством, там мы уже сдались, там прорвана дамба, и в том месте, где мы поставлены, потоками разливается хаос, причем вина за это ложится на нас. В иные времена христианство свидетельствовало о равенстве людей, сегодня оно со всей страстью должно выступать за уважение к дистанции между людьми и за внимание к качеству. Подозрения в своекорыстии, основанные на кривотолках, дешевые обвинения в антиобщественных взглядах – ко всему этому надо быть готовым. Это неизбежные придирки черни к порядку. Кто позволяет себе расслабиться, смутить себя, тот не понимает, о чем идет речь, и, вероятно, даже в чем-то заслужил эти попреки. Мы переживаем сейчас процесс общей деградации всех социальных слоев и одновременно присутствуем при рождении новой, аристократической позиции, объединяющей представителей всех до сих пор существовавших слоев общества. Аристократия возникает и существует благодаря жертвенности, мужеству и ясному осознанию того, кто кому и чем обязан, благодаря очевидному требованию подобающего уважения к тому, кто этого заслуживает, а также благодаря столь же принятому уважению как вышестоящих, так и нижестоящих. Главное – это расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества, главное – восстановить порядок на основе качества. Качество – заклятый враг омассовления. В социальном отношении это означает отказ от погони за положением в обществе, разрыв со всякого рода культом звезд, непредвзятый взгляд как вверх, так и вниз (особенно при выборе узкого круга друзей), радость от частной, сокровенной жизни, но и мужественное приятие жизни общественной. С позиции культуры опыт качества означает возврат от газет и радио – к книге, от спешки – к досугу и тишине, от рассеяния – к концентрации, от сенсации – к размышлению, от идеала виртуозности – к искусству, от снобизма – к скромности, от недостатка чувства меры – к умеренности. Количественные свойства спорят друг с другом, качественные – друг друга дополняют».
Дитрих Бонхёффер писал эти строки в нацистской Германии, но наступление хамства в истории периодически принимает разнообразные идеологические, политические формы, в том числе и рыночно-демократические. Поэтому и спустя десятилетия призыв расчистить и высвободить погребенный в глубине души опыт качества не теряет своей актуальности.
Как вы думаете, кому адресовал он свое предсмертное письмо? Рабочим, крестьянам, лавочникам или в первую очередь творческому меньшинству, именуемому на Западе интеллектуалами, а у нас интеллигенцией? (В данном случае не будем вдаваться в давний спор об оттенках смыслов этих не вполне совпадающих понятий.) Кто, как ни они, способен и обязан первым осознать необходимость морального перевооружения?
В приведенной цитате содержится и ответ моим сердитым молодым оппонентам, сторонникам правила «критикуешь – предлагай», которые, наряду с ответом на вопрос «кто виноват?», справедливо требуют ответа на вопрос «что делать?». То самое и делать, что предлагал немецкий философ, а после него, уже в новейшую эпоху, замечательный русский поэт, недавно ушедший от нас В. Корнилов.
Считали: все дело в строе,
И переменили строй,
И стали беднее втрое
И злее, само собой.
Считали: все дело в цели,
И хоть изменили цель,
Она, как была доселе,
За тридевять земель.
Считали: все дело в средствах,
Когда же дошли до средств,
Прибавилось повсеместно
Мошенничества и зверств.
Меняли шило на мыло
И собственность на права,
А необходимо было
Себя поменять сперва.
Сознаю, как фальшиво воспринимаются сегодня, как и в недавнем прошлом, призывы к покаянию и раскаянию. Каждый в глубине души не считает себя самым виноватым.
От биения себя в грудь действительно толку мало. Потому что до раскаяния нужно иметь мужество принять всю правду о себе во всей ее беспощадности. Пусть кто-то сочтет это стриптизом интеллигентного человека. Я называю это необходимой самодиагностикой, без которой невозможно излечение от главной болезни века, имя которой – всеобщее помрачение душ.
Мой приятель, пожилой профессор, человек не с самым большим достатком, по просьбе «Новой газеты» решил перевести деньги на дорогое лекарство, которое срочно требовалось ребенку, погибающему от саркомы глаза. По правилам благотворительные взносы принимаются вне очереди. Тем не менее, понимая, где он живет, знакомый около часа отстоял в длинной очереди, но все равно получил сполна в местном отделении Сбербанка. Ни один оператор не знал, как правильно провести этот платеж.. Потребовалось вмешательство заведующей. На выяснение порядка проведения этой «сложной» финансовой операции ушло еще около часа. Все это время он буквально спинным мозгом ощущал нарастание раздражения многочисленных клиентов, которым мешал осуществлять коммунальные платежи. Наконец, ненависть к нему прорвалась репликами: «ишь, благородный нашелся», «совесть, видно, не чиста» и т. п. Последний удар нанесла дама, принимавшая перевод: «Небось моему ребенку деньги бы не послали!» И с такими людьми мы вознамерились строить новую Россию? Может, и в этом виноват Чубайс, «у которого уже щеки вываливаются из телевизора» (выражение с форума), олигархи и начальство? «Но обвинять во всех случаях обстоятельства жизни и начальство есть умственная и нравственная лень, рудимент рабской психологии», – это уже из знаменитых «Вех». Сборника, в котором на заре прошлого века собрались «профессора в белых польтах» (продолжаю успешно осваивать лексику оппонентов) и затеяли свое «педагогическое блеяние» все на ту же тему моральной разрухи и грядущих за ней необратимых последствий. Но их голоса не были услышаны, и вскоре белые одежды повсеместно были сменены на кожанки. Эта смена «прикида» ощущается и по сей день.
Не приведет ли добросовестное стремление докапываться до глубинных ментальных причин общего разлада к параличу воли, внутренней эмиграции, высокомерному уходу от насущных земных проблем? Быть может, правы те, кто считает, что единственный выход из создавшегося положения – честно заниматься своим делом: «Не письма надо писать (и не «воззвания Ямбурга»), а работать, стараясь назло государству честно заниматься своим делом. Учитель пусть учит, музыкант играет, ученый пусть изобретает, врач лечит». Отчасти справедливо. Тут я вынужден расшифроваться, указав свое место работы. Ваш покорный слуга не является кабинетным ученым и вот уже тридцать лет тянет воз директора огромной школы, где учатся почти две тысячи детей, со всеми вытекающими практическими обязанностями, пренебрегать которыми не собирается. Но, поверьте на слово, ни уход с головой в профессиональную деятельность, ни исповедование теории «малых дел» не отменяют необходимости ставить перед собой последние вопросы.
На страшную ошибку современного человека, отождествляющего жизнь с деятельностью, указывал протоиерей А. Шмеман, чьи пронзительно честные дневники опубликованы в России недавно. Ректор академии, руководитель прихода, блистательный лектор, бессменный добросовестный член многих комиссий – словом, бесконечно занятый полезными, осмысленными делами человек пишет: «проклятие труда». Но многие, если не большинство, погружены в бешеную деятельность, потому что боятся остаться лицом к лицу с жизнью, с собой, со смертью. Потому что им скучно, а скука – это царство дьявола. Скучно и страшно – вот они и оглушают себя деятельностью, идеями, идеологией. Но сквозь все в «мире сем» просачивается все та же скука и страх. Тональность нашей культуры: «оптимистическая деятельность со зловонными испарениями страха и скуки». Таким образом, получается, что во всякой деятельности сохраняется необходимость сделать паузу, и не только для того, чтобы скушать твикс.
На сем «заслуженный пень всех наук» прекращает свое «трендение» и предоставляет молодым с их острыми зубами прекрасную возможность погрызть на форуме как его самого, так и брошенные им кости – цитаты.
Опубликовав этот ответ, я ожидал очередного взрыва и приготовился к новым нападкам, но ошибся. Неожиданно тональность форума сменилась, и не последнюю роль в изменении стиля полемики, как уже отмечалось, сыграли мои ученики. В доказательство привожу некоторые высказывания на форуме после второй газетной публикации.
По-моему, и интеллигенция имеется, и с гражданской позицией у нее все в порядке. Если бы было по-другому, то за все эти годы чудесных «реформ» Россия скатилась бы куда ниже и духовно, и как угодно еще. Именно благодаря усилиям отдельных учителей, преподавателей, врачей, военных (да, да, я не оговорился) Россия пока еще жива. Не будь усилий этих самоотверженных людей – подвижников, ничего бы не было: ни медицины, ни науки, ни, извините, культурки, ни образования. Кто-то скажет – да этого ничего и так нет. Возражу: есть. Вот, например, ученики Е. А. Ямбурга. Они есть. И некоторые даже пришли на форум поддержать своего любимого педагога. <...> А вот о свободе и хамстве, пожалуй, поговорить интересно. Но мне, прежде чем вступить в дискуссию по этому нелегкому вопросу, следует в первую очередь извиниться перед Евгением Александровичем Ямбургом за тональность, модальность и лексико-графическое оформление моего первого комментария на статью «ВРИО интеллигенции». Что и делаю. Извиняюсь.
В довершение всей этой истории поздно вечером в мой кабинет вошла интеллигентная женщина средних лет с букетом роз: «Это вам не за детей, за честные статьи в газете». А после ее ухода я подумал о двух вещах: о том, как тысячу раз прав Г. Померанц, утверждая, что стиль полемики важнее предмета полемики. И о том, стоит ли втягивать юношество во взрослые дискуссии. Может быть, именно это и называется связью школы с жизнью?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.