Социальные движения в исследованиях демократизации

Этот раздел посвящен короткому обзору той ограниченной роли, которую признавали за социальными и протестными движениями в исследованиях демократизации, до того как возник более систематический интерес к этому вопросу. Мы начнем с обзора структурных подходов (теория модернизации и исторический классовый подход) и затем перейдем к подходу, концентрирующемуся на процессе взаимодействия элит (транзитология).

Структурные подходы: теория модернизации и исторический классовый подход.

Первые исследования демократизации возникли после Второй мировой войны, обернувшейся колоссальными разрушениями в Европе, и в контексте перестройки мировой политики, главным образом связанной с расширением зоны влияния Советского Союза, а также процессов деколонизации в Африке и Азии. В этом контексте для объяснения смены политических режимов в периферийных государствах (демократических, авторитарных и тоталитарных) сформировались две преимущественно структурные исследовательские перспективы. Их основными целями были: 1) определение предпосылок для появления и выживания демократии и (или) 2) определение того, какой социальный класс является ключевым актором в продвижении и поддержании демократического режима.

В рамках теории модернизации новаторская работа Сеймура Мартина Липсета[591] связывала вероятность появления демократического режима с экономическим развитием. В рамках этого подхода экономические меры поддержки (например, план Маршалла) обычно предлагались в качестве предпосылки политической демократизации. Соответственно возникновение демократии в странах с низким уровнем дохода считалось невероятным, а перспективы ее выживания – сомнительными. Устойчивая демократия требует структурных предпосылок, среди которых значится развитие поддерживающего демократию среднего класса. Эта исследовательская перспектива, однако, не придает большого значения агентивности, или самостоятельному действию (agency), и поэтому не может объяснить, почему такие бедные страны, как Португалия (1974 г.), Греция (1974 г.), Эквадор (1979 г.), Перу (1980 г.) и Боливия (1982 г.) демократизировались раньше, чем такие промышленно развитые страны, как Аргентина (1983 г.), Бразилия (1985–1990 гг.), Чили (1991 г.) и Южная Корея (1987–1988 гг.). Несмотря на то что теория модернизации сильна в объяснении выживания уже существующих демократий, она игнорирует роль социальных акторов в процессе создания демократии и потому не может объяснить разные ритмы (т. е. от многолетних переходов к демократии до резких изменений), а также качество демократизации (т. е. от процедурной и до полноценной демократии).

Хотя некоторые исследователи модернизации и рассматривали роль организованных и мобилизованных акторов в обществе, наиболее выдающийся из них – Сэмюэль Хантингтон[592] – отрицал мобилизацию (в особенности рабочий класс) как источник демократизации «снизу», называя «преторианскими» обществами, в которых высок уровень мобилизации. С его точки зрения, потенциальные потрясения, вызванные требованиями включения, нуждаются в ограничении и контроле. Подходы, схожие с подходом Хантингтона, привели к дополнительным, хотя и противоречивым, заключениям, которые характеризуют его версию теории модернизации следующим образом: демократия нуждается в низком уровне мобилизации и распространения профсоюзов, и, более того, даже этот низкий уровень допустим только после того, как достигнут довольно высокий уровень индустриализации.

Несколько авторов, придерживающихся различных аналитических традиций, – среди них Нэнси Бермео[593], Рут Кольер[594], Чарлз Тилли[595] и Дуг МакАдам и др.[596] – напротив, убедительно продемонстрировали решающую роль мобилизованных акторов в процессах появления, сохранения или расширения демократии. В рамках исторической социологии исследователи особо подчеркивали роль «масс» в первой и второй волнах демократизации, а также роль движений сопротивления в разрушении авторитарных режимов в конце Второй мировой войны. Центральным стал вопрос «Кто является демократизирующим социальным классом?». В своем историческом подходе Баррингтон Мур[597], соглашаясь с Липсетом относительно важности некоторых социально-экономических условий, также подчеркнул роль, которую сыграли социальные классы (в особенности городская буржуазия), в объяснении ранней демократизации в Англии (1642–1649 гг.), Франции (1789–1848 гг.) и США (1861–1865 гг.). Гипотезы Мура были уточнены Дитрихом Рюшемайером и др.[598], обнаружившими, что при наличии определенного уровня экономического развития рабочий класс являлся ключевым актором в продвижении демократизации в двух последних волнах демократизации в Южной Европе, Южной Америке и Карибском бассейне. В другом, более новом межнациональном сравнительном исследовании Рут Кольер[599] выдвинула идею о том, что роль рабочего класса, хотя и не настолько важная в транзитах XIX и начала XX в. в Восточной Европе, как утверждал Рюшемайер и его соавторы, стала важнейшей в недавней волне демократизации в Южной Европе и Южной Америке. Наконец, Джон Маркофф[600] подчеркнул роль женских движений в борьбе за демократические права в первой длинной волне демократизации, начавшейся в конце XVIII в.