Когда начинать?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Когда начинать?

Часто спрашивают: с какого возраста детям можно исповедоваться? В дореволюционном определении Священного Синода был указан возраст – семь лет. Но нужно учитывать, что тогдашние дети, по сравнению с нынешними, были просто птенчики. Детство было для них полноценным, счастливым и радостным. Окруженные пристальным вниманием бонн, гувернанток или строгих мам, они о многих грехах даже не слыхивали. Что говорить о нашем времени… Преподобный Нил Мироточивый предсказывал наступление страшной эпохи, когда развращенность детей достигнет столь великой степени, что бесам уже и не надо будет их искушать, они сами будут действовать по той программе развращения, которая будет внедрена в них чуть ли не с рождения. Преподобный Нил говорит, что в преддверии конца света люди, особенно маленького роста, будут быстро развиваться физически и будут развращены до крайней степени.

Что касается «вменяемости» или «невменяемости» греха, то до определенного времени грех не вменяется ребенку, поскольку он его совершает неосознанно. Нравственное чувство у ребенка еще не развито в такой степени, чтобы давать отпор привзошедшему в его душу злу. По опыту могу сказать, что чем раньше внимательный батюшка начнет общаться с ребенком, тем лучше. Пусть беседа не будет носить характера сакраментальной исповеди с прочтением молитвы, которая всегда соединяла грешника с Матерью Церковью после его отпадения от нее. Но здесь важно само общение, помогающее ребенку увидеть и, опустив носик, признать свой грех.

Исповедь малышей может и должна быть предваряема исповедальным разговором, который могли бы, конечно же, осуществлять и любящие детей родители и воспитатели (только бы они не были «мясниками» в этом хирургическом деле, только бы они были «вооружены» не отбойными молотками, как стахановцы, но чувствовали бы хрупкость личности ребенка, никогда не переходили бы за грань доброй и благодатной беседы и не превращали бы ее в допрос). Взрослые должны ненавязчиво и мудро приучать малышей к откровенной исповеди, культивировать в детях (в разумной мере) чувство вины, приучать их к самооценке, к критическому осмыслению своих дел, слов и, в конечном счете, эмоций, намерений, сокровенных движений сердца.

Из книг о подвижниках благочестия мы узнаем, что раньше благочестивые родители делали это по наитию, без какой-либо теоретической подготовки. Мать, рассерженная шалостью озорного чада, поднимает взор к иконам: «Матерь Божия! Такой сын мне не нужен! Если он так будет себя вести – Тебе его вверяю, мои силы исчерпаны! Только Ты можешь вразумить его, Царица Небесная!». А с большой фамильной иконы смотрит на него, конечно же, печально и строго Сама Пресвятая Богородица. Все это воспитывает в детях страх Божий, без которого моралистическое воспитание не будет иметь успеха, ибо страсти неизбежно заглушат все ростки назидания, чуждые религиозной основы.

– А ну-ка, пойди к нам, – подзываете вы провинившегося малыша, – посмотри, если можешь, на Спасителя. (Неужто сердце трехлетнего ребенка не отзовется на эти слова! Он попятится и поворотит нос в сторону, проникаясь невольно ощущением греха, стыда и невозможности без раскаяния смотреть на икону.) Конечно, здесь необходимы и строгость, и милость, ибо Господь – не только правосудный, но и милующий Отец. Поэтому мы должны ослабить тетиву:

– Не бойся, Господь пришел грешников спасти. Неужто Он нас оттолкнет? Если ты боишься, то пойдем вместе.

К сожалению, у современных мам почти нет времени на такое духовное общение, ибо, как было сказано в одной телевизионной рекламе: «С тех пор, как я приобрела телевизор, ребенка я не вижу и не слышу». Вот превратный идеал воспитания.

Итак, конечно же, можно и нужно готовить детей к исповеди. Лишь бы только мы понимали, что перед нами личность, которую нельзя придавить, как вошь. Бог любит человека, и благодать всегда бережно прикасается к душе, поэтому мы не должны опережать действие благодати прямолинейным и жестким расчленением совести, но не должны, отпустив вожжи, и отставать от нее (благодати), в легкомысленной надежде на то, что Господь Сам все управит, без нашего участия.

Думаю, что при подготовке ребенка к исповеди нельзя недооценивать власть слова, ибо оно вводит сердце малыша в духовное пространство. Слово вносит в душу новые ощущения, новые чувства.

– Подумай, милый друг, вот ты сейчас стоишь передо мной и юлишь. (Думаю, что все назидания должны проистекать из мирного родительского сердца, хотя бы оно было и огорчено плохим поведением малыша. Если вами движет страстность, раздражительность, лучше в этот момент не трогать ребенка, а пойти и помолиться за себя и за него.)

– Мы с тобой сейчас пойдем к батюшке, и ты будешь стоять уже не здесь, перед столом с разрезанной тобой скатертью, а перед крестом и Евангелием. Неужели ты и тогда так же будешь извиваться, как уж на сковородке, когда не я, а Сам Господь будет смотреть на тебя? Неужели ты тогда так же запрешься, замкнешься и заврешься? Может быть, тогда лучше и не ходить на исповедь вовсе?

Из подобной беседы малыш лучше, чем из книги, поймет смысл Таинства покаяния, ответственности за совершенный проступок. Заметим при этом, что дети, сердца которых воспитываются и укрепляются в Боге, очень нуждаются в положительных, светлых и радостных эмоциях и солнечных красках. Используя лишь отрицательные, горькие примеры и слова, – и это величайшая ошибка! – родители иногда напоминают в отношении своих детей обвинителей Нюрнбергского процесса. Взрослым так хочется сделать из них ангелов! Но поскольку чада вовсе не всегда соответствуют их представлению об идеальном ребенке, родители уподобляются Илье Муромцу, а ребенка видят каким-то поганым татарином, которого готовы вместе с Тарасом Бульбой зарубить собственной рукой. Лучше зарубим, чем увидим его не соответствующим нашим пожеланиям!..

Думаю, что очень важно уметь радовать ребенка. Для этого, конечно, требуются и душа, и сердце, и мысль, и собственный опыт покаяния, ибо нам должно не портить детей, подыгрывая их страстишкам, но, говоря о хорошем, добром, вдохновлять их, чтобы они действительно потянулись к свету, а не только чувствовали на себе взор осуждения и ужаса.

– Ты знаешь, как бывает легко, как светло и просторно на душе, когда, наконец, вынешь эту ужасную занозу, заставляющую кровоточить сердце! Нет жизни на земле, и свет Божий не мил, и хлеб не сладок, покуда грех точит, разъедает твое сознание, а ты прижимаешь его, как гадюку, к груди. А едва лишь только ты открыл грех – Боженька тотчас все простит. Он ведь все знает! Поэтому тебе нужно освободиться от этой сколопендры, которая засела у тебя в сердце. Ты сам от этого мучаешься, и мама мучается. Господь простит и даст новые силы. Я сама вчера исповедовалась! Как было легко на душе!

Вспоминаю, что когда я был десятиклассником, моя бабушка приходила с воскресной службы и говорила: «Как было хорошо! Я исповедалась и причастилась. Какая радость!» Больше она ничего не говорила, но я это все запомнил и после ее кончины стал ходить в храм Ильи Обыденного, куда ходила моя бабушка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.