10. Монастыри и блаженные

О Иисус моей души,

Сколь Ты красив

Среди роз и цветов

И зеленых ветвей олив!

Уже полночь.

Мой Иисус не со мною.

Кто же та счастливица,

Что сумела Его удержать?

Санта-Роса из Лимы, ок. 1598

Двадцать шестого мая 1580 года Мартин Энрикес де Альманса, успешный, пусть и не слишком любивший демонстрировать свои успехи, многолетний вице-король Новой Испании, принял у великого Франсиско де Толедо бразды правления Перу. Новые инструкции Энрикеса содержались в меморандуме от 3 июня 1580 года. Перечень наставлений был, как обычно, длинным, но нельзя не признать, что требования к новому вице-королю были четкими и ясными. Первоочередной задачей считалось устранение «фракционного» соперничества в Лиме вокруг религии и образования‹‹313››. Энрикес не отличался резкостью суждений и действий, и это побудило его к поискам примирения между гордецами-иезуитами из колледжа Святого Павла и королевским университетом Сан-Маркос‹‹314››. В феврале 1581 года он уже докладывал королю Филиппу, что иезуиты, под руководством мудрого фра Хуана де Атиенсы, ранее ректора иезуитского колледжа в Вальядолиде (и сына Бартоломе де Атиенсы, члена совета Кастилии), готовы взять на себя преподавание всех гуманитарных наук в Лиме в составе королевского университета‹‹315››. В итоге колледж Святого Павла открылся вновь в июле 1581 года, и от былых ограничений не осталось и следа.

Тот факт, что именно «примирителя» Энрикеса направили в Лиму на смену Толедо, заставляет предполагать, что король намеревался проводить в Перу новую политику и отказаться от суровости времен Толедо — не в последнюю очередь из-за расправы с великим инкой, о которой рассказывалось в предыдущей главе.

Кроме того, гуманизации в 1580-х годах немало поспособствовал фра Пабло Хосе де Арриага, образованный и опытный священник, родившийся около 1563 года в баскском городе Вергара; его стараниями колледж Святого Павла завершил составление учебного плана на пять классов, в полном соответствии с заповедями «Ratio Studiorum»‹‹316››. (Арриага сам написал замечательный учебник для колледжа, «Rhetoris Christiani, Partes Septem»[62], напечатанный в Лионе в 1619 году‹‹317››. В частности, он предлагал обучать наиболее старательных студентов колледжа Святого Павла умению выступать перед публикой.) Лишним доказательством того, что Лима к настоящему времени уверенно превращалась в великолепный культурный центр, стало стихотворение Сервантеса из его пасторального романа «Галатея»; это стихотворение называлось «Песнь Калиопы», и в нем перечислялись имена одиннадцати поэтов из Перу, о которых Сервантес слышал в Лиме‹‹318››. В городе работала типография, открывшаяся в 1583 году, а первой книгой, опубликованной в вице-королевстве, стала «La doctrina Cristiana del catequismo» («Христианская доктрина и катехизис»), одобренная инквизицией в 1584 году‹‹319››. Первая часть знаменитого сочинения Сервантеса «Дон Кихот» добралась до Лимы в 1605-м, в год своего первого издания‹‹320››.

Как в Новой Испании и по всему испанскому миру, рыцарские романы продолжали занимать немало строчек в перечнях книг, что ввозились в Перу. Но с ними соперничали своды законов и труды мистиков наподобие фра Луиса де Леона и фра Луиса де Гранады. Также в этих перечнях присутствовали философские изыскания, работы Доминго де Сото и святого Фомы Аквинского. Находилось место и для сочинений по естественным наукам, о чем свидетельствуют цифры продаж в Лиме таких книг, как «Libro de Medicina» («Книга о медицине») Бернарда Гордионского и «Regimiento de Navigacion» («Советы по навигации») Педро де Медины, отличного справочника по мореплаванию‹‹321››.

Начало правления вице-короля Энрикеса в Лиме ознаменовалось принятием нового архиепископа, позже канонизированного Торибио де Могровьехо. Этот ученый человек из Вильякехиды в Леоне произвел отменное впечатление на короля Филиппа, с которым встретился в Севилье. Торибио был исключительной личностью. Он подвизался в университете в Саламанке в качестве профессора-мирянина и еще не принес обета, когда король назначил его архиепископом. Он не желал взваливать на себя такую ответственность, но корона настояла, и Торибио высадился в Кальяо и достиг Лимы в 1581 году. Его обширная епархия, как он обнаружил, располагала многими тысячами акров леса, великолепными горами и замечательной береговой линией; посещение людей, за чью духовную жизнь его поставили отвечать, растянулось на семь лет. Он выяснил, что неисчислимое множество окрещенных индейцев‹‹322›› не имеет, по сути, ни малейшего представления о догматах и правилах христианства. Дабы обращение в веру осуществлялось не на словах, а на деле, Торибио взялся за строительство церквей, больниц, религиозных домов и семинарий (первая появилась в Лиме в 1591 году). Он выучил язык кечуа и некоторые другие местные наречия и стал вторым апостолом Индий, которым, пожалуй, гордился бы Лас Касас. Отстаивание архиепископом прав индейцев возмущало многих колонистов, но индейцы уважали Торибио за несгибаемость и настойчивость. Он побывал в каждой области своей епархии, не обращая внимания на опасности пути и нередкое отсутствие дорог.

Неугомонные потомки конкистадоров между тем требовали поддержки вице-короля. Например, Энрикес получил в 1582 году письмо Агустина де Ахумады, одного из братьев святой Терезы Авильской, с просьбой разрешить экспедицию в соседний Эльдорадо, который в письме характеризовался как «самый обильный золотом и людьми на свете город»‹‹323››. Этот Эльдорадо оказался в итоге перуанской провинцией Тукум. Письмо вдобавок послужило проверкой того, насколько во власти вице-короля открывать — или, по крайней мере, позволять другим открывать — неизведанные богатые месторождения и поселения Южной Америки. (Энрикес, к слову, одобрил затею Ахумады.)

Последующие вице-короли Перу могли похвастаться тем же аристократическим происхождением, какое отличало Толедо и Энрикеса де Альмансу. Последний покинул Акапулько в Новой Испании 9 февраля 1581 года, прибыл в Лиму, по-видимому, 23 сентября 1581-го и умер на своем посту 12 марта 1583 года. Ему наследовал Фернандо де Торрес-и-Португал, граф Вильярдомпардо, которого нарекли вице-королем 31 марта 1584 года и который очутился в Лиме 21 ноября 1585 года. До этого он успел возвести дворец над арабскими банями в своей родной провинции Хаэн и сделаться alferez mayor (старшим магистратом). Затем, с 1579 по 1583 год, он был asistente, то есть мэром Севильи. Этот опыт немало помогал Вильярдомпардо в должности вице-короля в Лиме, которую он занимал во второй половине 1580-х годов; но к 1590 году сочли, что он утомился от трудов, и отправили его в отставку (он умер в Испании в октябре 1592 года). Его сменил Гарсия Уртадо де Мендоса, вице-король с 1588 по 1595 год, очередной представитель этого великого клана государственных чиновников. Уртадо де Мендоса был сыном маркиза Каньете, вице-короля с 1556 по 1560 год, и ранее занимал пост губернатора Чили и вел ожесточенные войны против индейцев-арауков. Он первым среди вице-королей Лимы привез с собою жену.

Последним вице-королем Перу в шестнадцатом столетии стал Луис де Веласко, сын второго вице-короля Новой Испании. Веласко-младший провел детство и юность в Новой Испании, где тоже успел послужить вице-королем, причем дважды, с 1590 по 1595 и в 1607–1611 годах. Он занимал должность в Лиме с 1596 по 1604 год, и эти восемь лет изрядно его утомили и заставили тосковать по Кастилии. Веласко-младший единственный среди вице-королей занимал свой пост дважды (не считая, как отмечалось выше, епископа Ортеги, который возглавлял вице-королевство на краткий срок в 1696 и в 1701 годах). Позднее он встал во главе совета по делам Индий (1611–1617).

Этот совет отдавал аристократам на посту вице-короля в Перу и Новой Испании явное предпочтение перед образованными людьми среднего класса (letrados). С 1603 по 1695 год, после прецедента, созданного Энрикесом, семеро из тринадцати вице-королей Перу оказались теми, кто ранее подвизался в той же должности в Новой Испании.

Великолепный Франсиско де Толедо в годы своего блестящего правления постоянно вступал в конфликты с женскими монастырями, чье непредсказуемое поведение бросало дерзкий вызов авторитету самого вице-короля и полномочиям короны‹‹324››. Лучший историк этого противостояния фра Луис Мартин описывал эти монастыри как «непокорные и самовластные царства женщин, которые всячески похвалялись своею свободой и самодостаточностью в обществе, где правили мужчины»‹‹325››. Один из вице-королей докладывал в Мадрид: «Если мужья не способны справиться со своими женами, как можно ожидать, чтобы я совладал с тысячами женщин, проживающих за стенами обителей в полунезависимых королевствах?»‹‹326›› Вице-король Толедо жаловался, что августинские монахини Лимы восстают против собратьев-мужчин.

При Толедо только в Лиме насчитывалось тринадцать женских монастырей, а также шесть beaterios (домов для благочестивых женщин)‹‹327››. Территория, занимаемая этими учреждениями, занимала пятую часть Лимы и охватывала такую же, если не больше, долю женского населения города. Численность монахинь в шести так называемых conventos grandes (великих монастырей) Лимы достигала нескольких сотен человек. Почти все были креолками, рожденными в Перу, но не местного происхождения. К 1600 году крупными монастырями считались Ла-Консепсьон, основанный в 1561-м Леонорой де Портокарреро, вдовой королевского казначея; Ла-Энкарнасьон, основанный в 1573-м Инес Муньос де Риверой, сестрой Франсиско Писарро (и просто богатой женщиной, владелицей энкомьенды в Анауанакасе); Ла-Сантисима-Тринидад, основанный в 1584-м Лукресией Сансолес; Лас Декальсас, основанный в 1602-м Инес де Риверой, сестра маркиза Мортары; Санта-Клара, основанный два года спустя; и Санта-Каталина, основанный в 1624 году двумя суровыми сестрами, Лусией и Кларой де ла Дага, которые на протяжении многих лет оставались настоятельницами. В Куско имелось три подобных монастыря: Санта-Клара, монастырь женской ветви ордена Святого Франциска, чьи монахини носили францисканские облачения; Санта-Каталина, монастырь доминиканских монахинь, подчинявшийся епископу Куско; и кармелитский монастырь, чьи монахини следовали уставу святой Терезы Авильской. Кроме того, имелось около десятка мелких beaterios и малых женских монастырей. Монастыри существовали в Арекипе, Потоси, Ла-Плате, Кордове, Санта-Фе и Тунхе, а еще в Уаманге, где монастырем Святой Клары управляли Луиса Диас де Оре и пять ее влиятельных дочерей. Тамошней энкомьендой владела тоже женщина, могущественная Исабель дель Эстете.

Все эти учреждения оставили неизгладимый след в географии и истории провинции, а их длинные каменные стены зачастую распространялись гораздо шире, чем на один городской квартал. При входе в монастырь посетителей поражали прекрасные дворики, колоннады, ухоженные сады, чудесные внутренние дворы с фонтанами посредине; далее обнаруживалось скопище мастерских, классных комнат, трапезных, дормиториев и общих помещений. Вероятно, при всех монастырях были лазареты и аптеки. Разумеется, основное пространство в большинстве крупных монастырей отводилось кельям; иногда имелись комнаты на втором ярусе, а также под землей. Многие кельи были настолько просторными, что вмещали нескольких монахинь. В монастырях устраивались музыкальные вечера и концерты и даже ставились театральные постановки. Были своего рода «салоны», куда монахиням разрешалось приглашать посторонних, друзей и родственников, а также чиновников и даже торговцев. В этих женских монастырях существовала внутренняя иерархия, женщины делились, так сказать, на несколько классов, а монахини с черными сетчатыми вуалями на лицах составляли особую аристократию наиболее преданных Господу. Послушницы, так называемые донады, готовились к последующей жизни во Христе; они соблюдали все правила монашеской жизни, но формально еще не являлись монахинями. К их числу принадлежали преимущественно знатные дамы, которые могли себе позволить жить в подражание монахиням. Также в монастырях обитали многочисленные служанки и некоторое количество африканских рабынь (кроме того, встречались рабыни, рожденные в Перу). Среди служанок и рабынь попадались порой японки и даже мусульманки. Нередко знатные дамы, принимавшие монашеские обеты, имели собственную прислугу, которая проживала в кельях, заботилась исключительно о них и носила их имена. Кроме того, не следует забывать о профессиональных гонцах-рекадерос, которые являлись особо отобранным связующим звеном между монахинями и внешним миром. Иногда эти рекадерос действовали от имени целого семейства, поскольку бывали случаи, когда вся большая семья уходила в монастырь и поддерживала статус сплоченной единицы (матери, дочери, кузины, тетушки, племянницы, дальние родственницы и близкие подруги). Такие семьи могли устраивать концерты, фейерверки, драматические спектакли, парады и шествия. Вице-короли и епископы время от времени впадали в замешательство от роскоши и, говоря современным языком, гламура жизни в conventos grandes, где многие монахини напрочь забывали о религиозных практиках и расхаживали в изысканных нарядах. Талантливые певицы и женщины, умевшие хорошо играть на лютнях и гитарах, охотно использовали свои дарования как замену традиционному приданому. Музыкальное развлечение в женских монастырях Перу сделалось широко известным, и различные conventos предлагали музыкальные программы на любой вкус, в том числе с juguete musical[63], подобием «оперы-буфф». Звучали и canciones de negro, песни африканских рабов.

Контакт между женскими монастырями и внешним миром поддерживался достаточно просто, благодаря разговорам в укромных местечках поверх невысоких оград или с выходивших на улицы балконов. Исповедники и капелланы приходили в conventos grandes ежедневно, поскольку первые исполняли свои обязанности и принимали исповеди монахинь, а вторые являлись провести мессу. Епископы появлялись реже, возможно, не чаще одного раза в год. Зато их прибытие всегда обставлялось величественно, прелатов приветствовал хор монахинь, исполнявший «Ecco Sacerdos et Pontifex» («Се грядет первосвященник»), в сопровождении органа, скрипок, лютней и арф. Епископам подавали отменное угощение, затем следовал тщательный осмотр монастыря, беседа с настоятельницей, встречи наугад с несколькими монахинями, послушницами и даже донадами. По итогам визита составлялся отчет, который настоятельница зачитывала монахиням в часовне. Часто звучали сетования на чрезмерную роскошь обстановки в кельях, на избыточное количество своевольных горничных и рабынь, на то, что некоторые монастырские развлечения явно относятся к числу незаконных; регулярно отмечалось пристрастие к модной одежде вместо монашеских одеяний и содержались жалобы на обилие тайных контактов с миром, на бои быков в монастырях и на чрезмерные расходы на музыку. Время от времени задавался вопрос: а кто таков тот изящный, хорошо одетый молодой человек, стоявший возле фонтана у библиотеки донад? Племянник настоятельницы? Ее любовник? Секретарь епископа? Или, может быть, сам Христос? В convento grande можно было ожидать чего угодно.

Частыми посетительницами этих женских монастырей были beatas (блаженные) и tapadas[64]; первыми обычно считались женщины, которые хранили священное целомудрие, творили много добрых дел, были привержены благотворительности и проводили много времени за молитвами в храмах и часовнях, однако не являлись монахинями в строгом значении этого слова. Беата виделась женщиной, наделенной особым даром, и обыкновенные люди обращались к ней за религиозной помощью. Тападами называли светских дам, нередко одетых, по моде тех лет, в китайские шелка и голландские кружева и надушенных ароматами Востока. Как правило, они кокетливо кутались в длинные шали, позволявшие прятать лицо. К 1600 году эти тапады стали скандальным элементом в населении Лимы — и остались таковым позднее. Возможно, стоит считать, что они отправлялись в монастыри навещать родственниц.

Королевой беат в Перу конца шестнадцатого столетия являлась, несомненно, Флорес де Олива, более известная как Санта-Роса из Лимы. Она родилась в 1586 году, а служанка-индеанка, присматривавшая за ней в колыбели, увидела у нее две красивые розы на щеках. Это способствовало ранней беатификации Флорес. Девочку воспринимали новой «розой без шипов». Она была наиболее популярной беатой и с 1606 года носила белые одеяния доминиканок. Ее вдохновляла святая Екатерина Сиенская. Она ежедневно посещала часовни Богоматери Богородицы, Богоматери Лорето и Богоматери Ремедиос, первая из которых находилась в доминиканской церкви, а две другие в иезуитской церкви Лимы. Она стала камарерой, то есть верной прихожанкой, всех трех часовен. Жила она в сарае в саду своей семьи и предавалась молитвам и покаянию, а еще занималась шитьем и вышиванием. Кроме того, она хорошо пела, не лезла за словом в карман и сочиняла красивые стихи, которые превращались в песни божественной любви. Говорили, будто ее музыка привлекала птиц со всех сторон, будто она обладала способностью мгновенно выращивать чудесные цветы и будто бы могла мановением руки избавиться от комаров, досаждавших ей в саду. Благородные дамы всех возрастов стекались к скромному жилищу сестры Росы наряду с великими фигурами из рядов иезуитского и доминиканского орденов. Накануне ее смерти изображение Христа кисти Анжелино Медоро из Рима в часовне, куда ходила Роса, как уверяла молва, начал мироточить. Это сочли чудом. Смерть Росы, которой едва перевалило за тридцать, оказалась настоящим религиозным потрясением и поводом к аскетическому самобичеванию. Монахини и знатные дамы молились неделями напролет, а сильные мужчины отправлялись совершать героические поступки.

Однако женские монастыри Лимы были не единственными центрами культурной жизни в этом городе. Мужские монастыри, пусть менее броские, тоже привлекали живописцев и людей искусства. Так, в доминиканском монастыре фра Диего де Хохеда, родившийся в Севилье приор из монастыря Росарио, написал «Ла-Кристаду», жизнеописание Христа на народном языке; возможно, это лучший священный эпос на испанском за последние годы шестнадцатого столетия‹‹328››.

Лима, с ее модными магазинами, калье де меркадерос (торговой улицей), ее ремесленниками, деловитыми свечниками, улицей мастеров по серебру, ее прекрасными частными домами с тяжелыми шипованными дверями под затейливыми гербами и ее необыкновенными монастырями, являлась достойной столицей богатой территории в составе громадной новой империи. Частые публичные состязания (например, игра в обручи) также показывали, что Перу нечему учиться у Европы в сфере необычных развлечений.

О Куско, отстоявшем на тысячу миль вглубь страны, также не следует забывать, поскольку, в отличие от Лимы, он лежал в плодородной долине, что изобиловала плодовыми деревьями, и теперь мог похвастаться двумя большими площадями в испанском стиле, соединенными оживленной улицей, полной магазинов и прилавков. Великолепные религиозные здания, такие как городской собор, иезуитский колледж, а также францисканские, мерседарианские и доминиканские монастыри, заодно с часто встречавшимися фонтанами, превращали Куско в настоящую жемчужину.