Герон византийский

«Герои Византийский» (в блистательном новом издании его имя взято в кавычки) – так прежний издатель решал назвать неизвестного автора двух весьма интересных трактатов, написанных в двенадцатом веке и посвящённых осадному делу и измерениям. Дэн, собственная книга которого об этих рукописях служит памятником его учёности, хотя написана она, по его меркам, в ужасающе популярном стиле (даже не по-латински, а по-французски!), отмечает, что анонимность не равносильна отсутствию индивидуальности[532]. Действительно, у автора есть оригинальные идеи, хотя его материал по большей части заимствован из инженерных руководств, которым к тому времени исполнилось семьсот лет или даже больше. Издатель авторитетного нового издания делает верное замечание об «обычно неизменном характере методов фортификации»[533]; но, несмотря на статичность, царившую в технологии, налицо были и значительные новшества, включая два, упомянутые в этом тексте: натяжной требушет, неизвестный на Западе вплоть до седьмого века, и греческий огонь, который обычно считался морским оружием, но применялся и при осадах, и даже при сражениях в поле: его и выпускали из сифонов, и метали в виде зажигательных снарядов.

Первый из этих текстов, «Наставления по осаде городов» («Парангельмата полиоркетика»), начинается так, что становится ясно – он адресован не инженеру: «Всё, что касается осадных машин, – сложно и труднопостижимо, как вследствие запутанности и загадочности их изображений, так и из-за того, что понять их устройство нелегко».

От рисунков, как утверждает автор, помощь тоже невелика – лучше всего разъяснения самих изобретателей, – но автор обещает дать трёхмерные рисунки, понять которые значительно легче[534]. Затем он перечисляет некоторые из своих источников: текст Аполлодора Дамасского, построившего мост через Дунай для Траяна и написавшего трактат для Адриана (трактата он в действительности не писал); книгу Афинея Механика, написанную для Марцелла[535] (это был племянник Августа, а не жалкий оппонент Архимеда); и Битона, упоминавшегося выше. Затем он перечисляет машины, необходимые для осадных операций, включая «черепахи», то есть прочно защищённые укрытия для атаки с тараном или без тарана, для проведения подкопов и для засыпания рвов; и недавно изобретённые «корзины» (лесе, множественное число): лёгкие укрытия от стрел, сплетённые из ветвей, лоз или тростника; передвижные деревянные башни, «которые легко изготовить», то есть не приводимые в движение воротом, передающим вращение колёсам; очень высокие разведывательные лестницы; средства для подкопа; «машины для подъёма на стену без лестниц» типа самбуки; мосты для переправ при атаке и кое-что другое.

После ритуального извинения за то, что пишет он о вещах понятных и самоочевидных, автор предлагает свою версию принципа si vis pacem para bellum («Хочешь мира – готовься к войне»), процитированную из Герона Александрийского: чтобы не бояться ни внутренних, ни внешних врагов, полагайся на артиллерийские орудия и на некоторые другие военные приготовления, включая заблаговременную заготовку «сухого пайка». Любопытно постраничное примечание, оставленное комментатором: варёные и высушенные дольки морского лука (питательная луковица, а не стрелки), тонко нарезанные, с одной пятой частью кунжутного семени (как в боевом пайке израильской армии) и одной пятнадцатой частью макового семени с «примешанным к нему лучшим мёдом»; либо, в качестве альтернативы, кунжутное семя, мёд, растительное масло, свежий лущёный миндаль, обжаренный, перемолотый и очень мелко растолчённый с таким же количеством морского лука – схолиаст называет такой паёк «сладким, сытным и не вызывающим жажды»[536].

Действительно, питание – один из главных вопросов при осаде: как для осаждаемых, припасы которых день ото дня скудели, если они были полностью окружены, так и для осаждающих, которым приходилось доставлять себе пищу из всё более и более отдалённых областей, по мере того как возможности фуражировки, грабежей, реквизиций и закупок истощались.

Поскольку каждая из сторон пыталась заморить другую голодом, осады принимали беспорядочный характер. «Хроника Псевдо-Йешу Стилита», первый исторический текст на сирийском языке, описывает красноречивый эпизод, имевший место при осаде Амиды в 503 г., когда персам пришлось оборонять город, захваченный ими в 502 г.:

Однажды, когда всё войско ромеев пребывало в мире и спокойствии, завязалось сражение следующим образом. Молодой парень пас верблюдов и ослов, и один из ослов, щипля траву, подошёл к стене. Парень слишком напугался для того, чтобы пойти за ним и вернуть его; и когда один из персов увидел это, он спустился со стены по лестнице, намереваясь зарезать осла и взять его на съедение, потому что в городе совсем не было мяса. Однако один из ромейских бойцов, родом галилеянин, обнажив меч и взяв в левую руку щит, кинулся к персу, чтобы убить его. Поскольку он подошёл к самой стене, персы, стоявшие на ней, сбросили вниз большой камень и сразили галилеянина, а перс стал карабкаться назад по стене. Когда он преодолел половину стены, подошёл один из ромейских офицеров; перед ним шли два щитоносца; из-за их прикрытия он выпустил стрелу и попал в перса, и тот упал рядом с галилеянином. С обеих сторон поднялся крик, и потому противники разъярились и вступили в битву[537].

Этот случайный переход от сонного дня, проводимого возле стен, к внезапно разразившейся битве за осла имеет весьма отдалённое отношение к осадным операциям, но он даёт вполне реалистический контекст, в котором разворачивались все инженерные работы.

Тактическая и техническая подготовка к осаде, описанная в «Наставлениях по осаде городов» («Парангельмата полиоркетика»), предполагает нападение – и это вполне понятно, поскольку Византия в десятом веке наступала и занимала удерживаемые арабами города в юго-восточной Анатолии, то есть в нынешней северо-западной Сирии.

Сначала идёт разведка вражеских укреплений, затем предварительные диверсионные акции, в ходе которых симулируются работы по подготовке к приступу на тех участках стены, где никакой атаки в действительности не планируется; чтобы усилить натиск осады, нужно выкопать траншеи для атаки в диагональном направлении, дабы избежать продольного обстрела со стороны врага. Объяснения относительно того, как нужно продвигать различные виды «черепах» к вражеской стене, кратки, но связны: люди, которые находятся внутри «черепах», поставленных на колёса и надёжно защищённых спереди, должны засыпать рвы, ямы и углубления, приближаясь к вражеской стене, чтобы другие машины можно было подкатить по ровному грунту. Необходимо также прощупать намеченный путь подхода к стене железными копьями, чтобы обнаружить ловушки, засыпанные землёй поверх хрупких глиняных горшков; подошвы бойцов также должны быть защищены от шипов; ведение подкопов, чтобы провести их под вражескую стену, что должно завершиться поджогом сухого дерева и сосновых факелов, которыми обкладывали деревянные подпорки, до той поры поддерживавшие стену. Альтернатива такова: каменные блоки в основании вражеской стены можно расшатать, предварительно раскалив их с помощью углей, а потом поливая их уксусом или мочой, причём уголь подаётся в нужное место с помощью труб в передней части «черепахи», защищающей всю операцию в целом; с химической стороны это, конечно, правильно: реакция между кислотой и углекислотой кальция, содержащейся в камне, усиливается при высокой температуре. Надувные лестницы, которые «сшиваются как мехи, а в швах тщательно промазываются жиром, чтобы не пропускать воздух»[538], рекомендуются для неожиданной атаки (современные коммандос пользуются надувными подъёмными шестами); кроме того, благодаря множеству дырок, проделанных в каменных стенах с помощью свёрл, приводимых в движение луком (их по сей день используют некоторые индейские мастера), можно куда легче пробить стену.

Среди совершенно чётких объяснений полностью практических техник автор с похвалой отзывается о размерах гигантского тарана, построенного в древности Гегетором Византийским: он был 56 метров (150 футов) в длину. Иными словами, он был слишком длинным для того, чтобы выступать в качестве эффективного оружия. Но за этим следуют более практические инструкции относительно того, как строить и использовать вполне применимое практически осадное оборудование: например, закрытую щитами осадную лестницу, которую можно быстро поднять с помощью четырёх верёвочных устройств (современные коммандос всё ещё пользуются ими либо предпочитают трубчатые лестницы из лёгких сплавов, ничем не защищённые).

В тексте много говорится о передвижных осадных башнях, причём полностью признаются заслуги Диада и Хария, служивших Александру Великому, но даются вполне функциональные уточнения и подробные данные о размерах, а также список доступных вспомогательных устройств, таких как сифоны для разбрызгивания воды, чтобы затушить пожар, порождённый зажигательными снарядами врага, а также матрасы, набитые мякиной, которые вымочены в уксусе, сопротивляющемся пламени, либо морским мхом или водорослями, чтобы заглушить удары снарядов из камнемётов. Источники некоторых столь подробных предложений неизвестны, как отмечает знаток-комментатор; но, вместо того чтобы рассуждать об утраченных текстах, он соглашается с Дэном и Фуко и заявляет «об изобретательности самого Герона»[539].

Автор предлагает устройство для подъёма на стены без лестницы: это разновидность самбуки, но в виде трубы, покрытой шкурами, с защитной дверцей; её устанавливают на двух вертикальных балках, прикреплённых к четырёхколёсной повозке; всего один вооружённый человек может поместиться в этой трубе, чтобы добраться до вершины вражеской стены; но, когда верхний конец трубы поднят на всю высоту, её нижний конец касается земли, так что ещё один боец может забраться в неё, чтобы поддержать первого храбреца[540]. Следуют точные размеры каждой детали вместе с советом построить большее по размеру устройство с трубой большего диаметра (хотя цифры не приводятся), чтобы не один, а двое вооруженных людей могли поместиться в ней бок о бок.

Затем автор без обиняков переходит к другому предложению – об оформлении защитных дверок: «На наружных стенках этих дверок должны быть бросающиеся в глаза страшные резные изображения… Находящаяся впереди резная фигура изображает дракона или льва, изрыгающего пламя, который должен вызвать у врага страх и ужас и заставить оробевших защитников крепости еще до момента нападения бежать со стен»[541]. Это напоминает нам об эпохе, в которую писался этот текст, – или, возможно, о тех людях, с кем византийцам приходилось сражаться: и об изощрённых врагах, столь же мало боявшихся расписных драконов, как и они сами, и о примитивных племенах, которых мог поразить внезапный подъём машин, причём даже раньше, чем они увидят, что на них устремляются эти огнедышащие чудища. Это устройство для осадной машины, а осада предполагает наличие укреплённого города, а не стоянку примитивного племени; но в контексте десятого века это означает сражения за то, чтобы вернуть Византии города, ранее захваченные мусульманами, а к тому времени сражаться приходилось преимущественно с воинами-тюрками из центральноазиатских степей, а не с утончёнными городскими жителями.

Труд завершается описанием знаменитого плота Аполлодора. Длина этого плота чуть превышает ширину реки; течением его дальний конец должно отнести точно к намеченному месту на дальнем берегу (хотя уже значительно раньше автор «Анонимного трактата» отвергал этот способ как невозможный: 19. 40 слл.). Здесь этот проект излагается без атрибуции и с упором на хитроумное вспомогательное устройство, то есть на деревянную защитную стену, крепящуюся к плоту на петлях; из-за неё бойцы могут пускать стрелы и метательные снаряды; когда же плот пристаёт к вражескому берегу, защитная стенка опускается, и бойцы сбегают по ней, чтобы напасть на врага[542].