2. «Расскажи». Начала

В какой же момент беседа встраивается в то, что специалисты именуют процессом чтения? И о каком типе беседы я веду речь?

Когда я впервые много лет назад схематично набросал Круг чтения, там не было таких позиций, как «формальная беседа» и «непринужденный разговор». Мы не понимали, что их необходимо выделить. Но за долгие годы мы с коллегами внимательно изучили процесс чтения и поняли, что Круг в том, первоначальном, варианте делал мир чтения плоским. И вот почему.

Представим, что ребенок берет книгу, скажем, Энид Блайтон[16] (или любого другого плодовитого автора, который писал книги на все возрасты, от малышей до подростков), устраивается поудобней, читает ее от начала до конца, да с таким удовольствием, что сразу же берет следующую книгу этого же автора, затем следующую, и так далее. Такого читателя — по первой версии нашего Круга — любой учитель назвал бы состоявшимся. Но ведь это неправильно. Однообразное чтение книг одного жанра и одного автора делает планету чтения ребенка плоской. Читатель даже не узнает (или, хуже, не захочет знать), что мир чтения — объемный, неоднородный, многогранный.

Читатель, живущий на плоской планете, будет сопротивляться любому приглашению за пределы привычной территории, потому что на границе его мира его ждут страшные опасности. Одна из них — Скука. За ней — Трудности. И наконец — Страх Переутомиться (а вдруг путешествие «за границу» моего мира — если там вообще что-то есть! — никогда не кончится?). Есть и многие другие страхи, очень хорошо знакомые взрослому, который помогает и вдохновляет ребенка на чтение.

«Я не смог дочитать первую страницу/первую главу до конца».

«Эта книга — просто не мое».

«Здоровая какая! Не осилю».

«Не нравится обложка/название/автор/аннотация/твердый переплет/тонкий переплет/шрифт/бумага/на ощупь/на запах».

«Картинок нет/картинки не нравятся».

«Очень много сложных слов».

«Времени нет».

И так далее.

Как изменить человека и переселить с его плоской планеты в объемный, более того, — межгалактический мир? Как превратить узкий и ограниченный круг чтения в ничем не замкнутую мыслительную спираль, которая перенесет нас в многогранный мир литературы?

Все эти вопросы мы, исследовательская группа, задали самим себе. Мы ведь ничем не отличались от своих учеников. Выросли в обычных рабочих семьях с достатком ниже среднего. Ходили в обычную школу, где, как и во всякой школе, были самые разные учителя — от талантливых до некомпетентных. Кто-то из нас пришел к книгам поздно, кто-то с детства читал запоем. Кто-то жил на той самой плоской планете, а потом изменился.

Может, на наших разных путях были общие заметные вехи? Может, нам всем помогло измениться что-то одно? И вообще, мы изменились? Стали разносторонними читателями? И почему мы продолжаем двигаться вперед?

В наших ответах мы сразу нашли общее начало.

С детства на нас влияло (и продолжало влиять) всё, что нравилось значимым для нас людям. Мы прислушивались к их отзывам о книгах и сами взялись за чтение только потому, что кто-то нас вдохновил своим рассказом о книге. А еще на нас повлияло то, что мы сами когда-то сказали о прочитанном.

Услышанное от других и сказанное нами со временем стало сутью прочитанной книги. В диалоге о ней мы получали нужную информацию, черпали силу и желание выходить за привычные границы и исследовать мир дальше. Мы в точности помнили слова значимых для нас людей (учителей по большей части). И хорошо запомнили моменты в беседе, которые подняли нас по литературной спирали еще на один виток вверх.

Вы так же можете задать себе и своим коллегам те вопросы, которые мы адресовали себе. Будет ли ваш опыт похож на наш?

Конечно, не всякий разговор — и не с каждым собеседником — будет конструктивным. Нам нужно было понять, что делает обсуждение книги интересным.

Мы прислушались, как люди обсуждают книги между собой, и изучили теорию чтения и теорию читательского отклика. И чем дальше, тем сильнее убеждались, какую важную роль играет беседа о книге даже в жизни самого искушенного читателя, не говоря уж о центральной роли такой беседы в жизни ребенка, только начинающего читать. (Разве может ребенок стать читателем, если ему не советовали, какую книгу выбрать, и не объясняли, что там такое написано на полях, что прочитать не получается?) Вот что однажды написал мне по этому поводу мой коллега Стив Бикнелл:

«На нашей последней встрече вы сказали: „Акт чтения совершается в акте говорения о прочитанном“. Я просматривал заметки, которые делал по ходу своих бесед с детьми, и всё время вспоминал слова восьмилетней Сары, застенчивой, надо сказать, девочки: „Мы не знаем, что думаем о книге, пока о ней не поговорим“».

Сара верно подметила суть нашего метода, хотя мое заявление о том, что акт чтения находится в центре акта говорения, было скорее смелым, чем правильным.

Обратите внимание, как люди говорят о книге. Их разговор никогда не будет следовать по четкой траектории, но поводов начать его, как правило, не больше трех.