1226 год
И, перезимовав во дворце своем великом, возжелал Чингисхан пойти повоевать тангудов. И подсчитаны были вдругорядь ратаи наши, и засим осенью года собаки (1226 г. – А.М.) выступил владыка в поход на ворогов-тангудов. Из ханш взял он с собой в поход Есуй хатан.
И устроил владыка в пути облавную охоту на куланов. И было это зимой в местности, именуемой Арбух, и скакал владыка на скакуне по кличке Зост бор. Когда мимо проносился табун куланов, Зост бор поднялся на дыбы, и упал Чингисхан наземь и сильно ушибся. И встали они станом в местности, именуемой Цорха.
Наутро следующего дня Есуй хатан, призвав к себе сынов Чингисхановых и ноёнов его верховных, молвила:
«Всю ночь владыку мучил сильный жар. Скажите же, что делать нам теперь?»
И держали совет сыновья Чингисхана и ноёны его. И молвил тогда Толун чэрби хонхотанский:
«Оседло век векует народ тангудский, бессменно в глинобитных городищах жительствует он. И не уйдут они с насиженного места, ввек не покинут глинобитную свою обитель! Так воротимся тотчас восвояси! Когда ж от недуга оправится владыка, мы снова выступим на недругов в поход».
Сыновья Чингисхана и ноёны его одобрили речи Толун чэрби и оповестили об этом владыку. И молвил тогда Чингисхан:
«Коль воротимся мы теперь, тангуды скажут, что монголы оробели. Вернее будет к ним посланника послать и, ожидая возвращения его, здесь, в Цорхе, недуг уврачевать. Когда по возвращении посла известен станет нам ответ тангудов, тогда мы все и порешим!»
И назначил Чингисхан посла, и повелел ему затвердить и передать тангудам сии слова:
«Бурхан, дотоль ты сказывал, что верные тебе тангуды мне правою рукою станут. И потому, когда отправился я воевать сартаулов, тебя через посла я известил. Ты ж слова не одержал и не послал подмогу, зато надменными речами нанес мне кровную обиду. Тогда свой бег стремили мы в края другие, с тобой считаться было недосуг. Теперь же, милостию Тэнгри Всевышнего повоевав и покорив сартаулов, пришли мы переведаться с тобой».
И пересказал посол Бурхану слова Чингисхана, и ответил послу Бурхан: «Сих слов надменных я, владыка, не глаголил!»
И сказал тогда Аша Гамбу:
«То я нанес тебе обиду, Чингисхан! И коль твои монголы делу ратному уж обучились и с нами посчитаться пожелают, пусть следуют в мои пределы, в Алашу. Там мы сразимся, и там найдется им пожива в юртах многостенных и на верблюдах вьючных люда моего. А коли возжелают серебра и злата, пусть бег свой в города Яргай и Эрижэу устремляют!»
Известясь от посла ответом оным, Чингисхан, все так же мучимый сильным жаром, воскликнул:
«Вы слышали ответ тангудов?! Как можно уходить нам восвояси, когда они глаголят нам такое! Пусть я умру, но, видит Вечный Тэнгри, врагу обиды этой не спущу!»
«Сокровенное сказание монголов», с. 214–215.
В начале весны года нокай, который является годом собаки… он (Чингисхан) прибыл в местность Онгон-Далан-кудук и там неожиданно глубоко задумался о самом себе, ибо у него был некий сон, который указывал на близость смертного часа.
Из царевичей присутствовал Есунгу-ака, сын Джочи-Касара. Он у него спросил: «Мои сыновья, Угэдэй и Тулуй, находятся далеко или близко?» – а они были (каждый) в рядах своего войска. Тот (Есунгу-ака) сказал, что они примерно на расстоянии двух-трех фарсангов (отсюда).
Чингисхан тотчас послал за ними человека и вызвал их. На следующий день ранним утром, когда они ели пищу, он сказал эмирам и присутствующим собрания: «У меня с моими сыновьями есть некие: забота, совещание и тайна. Я хочу, чтобы мы какой-нибудь часок обсудили наедине друг с другом эти тайны и в отношении сего посовещались. (Поэтому) вы на некоторое время удалитесь, чтобы мы остались наедине»…
Когда эмиры удалились, Чингисхан вместе с сыновьями сел для тайного совещания. После многочисленных увещеваний и наставлений он сказал: «О дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею (Всевышнего Тэнгри. – А.М.) и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!»
Затем он сделал Угэдэй-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: «Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления (йаса). Цагадая здесь нет; не дай бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве. (Теперь) вам следует идти!»
Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в (страну) Нангяс[140]…
Рашид ад-дин, «Сборник летописей», т. 1, к. 2, c. 231–232.
Портрет Чингисхана. Монгольский художник У. Ядамсурэн
Когда Чингисхан вернулся из стран Запада в свой старый лагерь на Востоке, он исполнил свое намерение выступить против тангудов. И после того… его вдруг сразил неисцелимый недуг, причиной которого был нездоровый климат[141].
Он призвал к себе своих сыновей Цагадая, Угэдэя, Улуг-ноёна, Колгэна, Джурчетея и Орчана[142] и обратился к ним с такими словами: «Болезнь моя такова, что ее нельзя излечить никакими лекарствами, и кому-то одному из вас придется оберегать трон и могущество государства и еще более возвышать пьедестал, у которого уже есть такое прочное основание…
…Если каждый из моих сыновей пожелает стать ханом и быть государем и не подчиняться никому другому, не будет ли это как в притче о змее с одной головой и о другой змее – со многими головами…»
Когда он произнес эти слова предостережения, которые есть основа их дел и их ясы, вышеназванные сыновья преклонили колени и сказали: «Отец – наш царь, а мы его рабы; склоняем головы пред приказаньем и советом».
Тогда Чингисхан сказал так: «Если вы желаете провести свою жизнь в довольстве и роскоши и насладиться плодами власти и богатства, мой совет, как я только что дал вам понять, таков: пусть на трон ханства вместо меня взойдет Угэдэй, поскольку он превосходит вас здравостью рассудка и проницательностью ума; и пусть управление войском и народом и защита границ Империи осуществляются его здравомыслием и мудрыми решениями. Посему я объявляю его своим наследником и передаю ключи Империи в его доблестные и умелые руки. Каково будет ваше решение, мои сыновья, относительно этих соображений и каковы ваши соображения относительно этого решения?»
Тогда они вновь преклонили колени почтительности к земле верности и смирения и ответили языком покорности, сказав: «Кто смеет противиться воле Чингисхана и кто может ее нарушить?.. Наше благо и благо наших преемников зависит от того, как исполняются наказы Чингисхана, и в наших делах мы вверяем себя его наставлению».
«Если, – сказал Чингисхан, – ваша воля находится в согласии с вашими словами, а ваш язык с вашим сердцем, тогда вы должны дать свое письменное согласие на то, что после моей смерти признаете Угэдэя своим ханом и его приказания будут для вас как душа для тела и что не внесете никаких изменений и исправлений в то, что было сегодня решено в моем присутствии, и не отступите от моего приказа».
Все братья Угэдэя исполнили его приказание и письменно заявили о своем согласии.
Ата-Мелик Джувейни, «Чингисхан. История завоевателя мира», c. 120–122.
Он (Угэдэй. – А.М.) был известен и знаменит высокомерием, умом, способностями, суждением, рассудительностью, твердостью, степенностью, великодушием и справедливостью, однако любил наслаждения и пил вино. По этому поводу Чингисхан иногда с него взыскивал и давал (ему) наставления.
Так как Чингисхан испытал сыновей в делах и знал, на что пригоден каждый из них, то он колебался относительно (передачи) престола и ханства: временами он помышлял об Угэдэй-каане, а иногда подумывал о младшем сыне Тулуй-хане, потому что у монголов издревле обычай и правило таковы, чтобы коренным юртом и домом отца ведал младший сын.
Потом он сказал: «Дело престола и царства – дело трудное, пусть (им) ведает Угэдэй, а всем, что составляет юрт, дом, имущество, казну и войско, которые я собрал, – пусть ведает Тулуй».
И всегда, когда он по этому поводу советовался с сыновьями, все они, видя, что мнение отца таково, с ним соглашались и это одобряли. В конце концов, когда в области Тангуд он внезапно заболел… он устроил тайное совещание и, сделав его (Угэдэя) наследником, утвердил за ним престол и каанство.
Рашид ад-дин, «Сборник летописей», т. 2, c. 8.
Весной (1226 года. – А.М.), Чингисхан сам пошел с армией на Си Ся…
«Юань ши», с. 99.
После высокомерного заявления Аша Гамбу монголы фактически обладали важнейшей военной разведывательной информацией. Из нее явствовало, где и как готовится тангудская армия отразить нападение монголов:
– главные силы тангудского войска были сконцентрированы в районе пустыни Алаша и западной столицы Яргай; район реки Эзний-гол тангудским командованием рассматривался как второстепенный, и там были оставлены незначительные силы;
– очевидно, тангуды предполагали, что монгольская армия вторгнется на территорию Тангудского царства тем же путем, что и в прежние годы;
– тангудская армия, прикрывая свою западную столицу, планировала нанести главный удар противнику в районе Алаши и западной столицы Яргай…
Х. Шагдар[143]
(Чаган) также был вместе с (Чингисханом) в нападении на Си Ся и сокрушил там Сучжоу[144]. (Он) повел войска к следующему городу – Ганьчжоу, в нем был наместником Цзюйе Целюй, отец Чагана[145].
Чаган выстрелом из лука послал ему записку, в которой приглашал его к себе и выражал стремление увидеться со своим младшим братом, а брату тогда было 13 лет…
(Чаган) отправил посланца с императорским приказом, чтобы город сдался утром. Помощник его (отца) Ачжо с еще 36 людьми составил заговор, (они) убили Цзюйе Целюй – и отца, и сына, вместе с ними убили и посланца, совместными силами (они) стали сопротивляться и защищать (город).
(Когда) стены были сокрушены, император (Чингисхан) хотел всех их закопать живьем, но Чаган замолвил слово за простой народ, что он не виновен, оставив вину только за (этими) тридцатью шестью людьми.
«Юань ши», с. 515–516.
Угэдэй принимает своих подданных. Современная реконструкция
Весной 1226 года тангудский правитель Ли-Дэ-ван получил известие от своих сторожевых постов о том, что монгольская армия продвигается в направлении реки Эзний-гол. Он приказал срочно разрушить мост на реке Шэ Чи. Его приказ был выполнен, однако передовой отряд монгольской армии во главе с Субэдэем за одну ночь восстановил мост, переправился через реку и разгромил противостоявший ему тангудский отряд, сформированный из местных жителей – желтых уйгуров. Затем монгольский отряд двинулся в сторону города Хархот и привел к повиновению племена сали, тэлэ, чиминь, которые в 1224 году примкнули к античингисовой коалиции, организованной Ли-Дэ-ваном.
В июне монгольские войска осадили город Сучжоу. В тот год было засушливое лето, и Чингисхан расположился ставкой в горах Наньшань и оттуда руководил военными действиями.
На западе оставался не захваченным монголами крупный тангудский город Шачжоу, поэтому у Чингисхана не было возможности продолжать наступление на восток всеми силами.
В связи с этим Чингисхан сформировал две группировки – западную и восточную – и поставил перед командирами первой из них (Сили, Чяньбу, Хутугтумур) задачу скорейшего завоевания западной части страны тангудов (долина реки Суло). Западная группировка до конца лета 1226 года захватила несколько городов, в том числе и Шачжоу, защитники которого нанесли монголам значительный урон.
Восточная группировка монгольских войск, захватив город Сучжоу, в июне – июле 1226 года в течение месяца осаждала и в конце концов захватила крупный торговый город на Великом шелковом пути – Ганьчжоу…
В августе войска западной группировки, выполнив поставленную перед ними задачу, присоединились к восточной группировке армии Чингисхана. «Умиротворив» тангудское население в западной части страны и обеспечив безопасность своего тыла, теперь Чингисхан направил все свои силы по Великому шелковому пути в направлении бассейна реки Хуанхэ с целью захвата западной и восточной столиц Тангудского царства.
С каждым днем положение тангудов осложнялось. В июле умер Ли-Дэ-ван, царское место занял его сын Ли Сян (Шударгуу) (1226–1227).
В августе армия Чингисхана в полном составе наступала на стратегически важный узел – город Силян (Лянчжоу, провинция Ганьсу. – А.М.), расположенный на Великом шелковом пути.
Х. Шагдар[146]
Осенью (Чингисхан) взял уезды округа города Силянфу – Шолосянь, Хэлосянь и прочие. После чего, преодолев Шато, дошел до Цзюду на реке Хуанхэ и взял Инди с прочими уездами[147]…
Зимой, в одиннадцатой луне, (в день) гэн-шэнь (18 ноября 1226 г. – А.М.), император (Чингисхан. – А.М.) напал на Линьчжоу. Ся направило Вэймин Лингуна на помощь (Линчжоу).
«Юань ши», с. 474–475.
…100 000 людей Ся (тангудов. – А.М.) поспешили… на выручку (Линь-чжоу), но император Чингисхан лично вступил с ними в бой и нанес им сильное поражение.
Следующим окружили Люпань, а владетель Ся крепко оборонял Чжунсин (Яргай. – А.М.).
Император Чингисхан направил Чагана войти в город (Чжунсин или Яргай. – А.М.) и предложить на выбор – несчастье или благополучие. Народ как раз стал совещаться о сдаче…
«Юань ши», с. 515–516[148].
Монгольские войска захватили небольшие города поблизости от Силяна (Лянчжоу. – A.M.) – Шило, Хэйло, затем, продвинувшись на восток, и Инли, в результате чего в распоряжении монголов оказалась главная переправа через реку Хуанхэ – Есон олом. Таким образом, образно выражаясь, к горлу тангудского владетеля был приставлен нож…
В первый месяц зимы 1226 года войска Чингисхана переправились через Хуанхэ и объявились у стен Линьчжоу, взяв его в плотное кольцо окружения.
Тангудский владетель и его военачальники пришли в замешательство. Монгольское войско «по их приглашению» не пошло ни в Алашу, ни к Яргаю. Монголы «посмели» переправиться на левый берег Хуанхэ и блокировали вторую столицу тангудов. Они понимали, если падет Линьчжоу, их первая столица Яргай останется один на один с грозным врагом, поэтому на выручку Линьчжоу была послана многотысячная тангудская армия. Во главе тангудского войска шел полководец Вэй Мин Лингун (Аша Гамбу); тангудский владетель решил выступить в поход вместе со своим войском.
По мнению исследователей, тангудское войско насчитывало 50 куреней или 10 тумэнов. Один тангудский курень насчитывал 3000 воинов, исходя из этого можно предположить, что тангудское войско насчитывало 15 тумэнов. Собственный гарнизон столицы Яргай насчитывал 5 тумэнов. Таким образом, бросив против монголов под Линьчжоу 10–15 тумэнов резервного войска, тангудское командование оставило без защиты другие, еще не захваченные монголами, тангудские города.
Чингисхан предвидел, что тангуды бросят против него дополнительные силы, поэтому намеренно продвигался медленно, дожидаясь начала зимы, когда река замерзнет. И вот когда тангудское войско покинуло главную столицу и вышло за крепостные стены, армия Чингисхана переправилась через реку Хуанхэ, дабы нанести удар противнику в открытой степи.
X. Шагдар[149]
Когда Чингисхан прибыл в область Тангуд, то прежде всего захватил такие города, как Ганьчжоу, Сучжоу, Ка-джу и Урукай, а город Даршакай (Линьчжоу. – А.М.) осадил и поджег.
Во время пожара государь той области (страны тангудов. – А.М.) по имени Шударгуу[150], которого на тангутском языке называли Лиу-ван (Ли Сян. – А.М.), вышел из большого города, который был его резиденцией, – название этого города на тангутском языке было Иргай (Яргай. – А.М.), на языке монголов Иргиа, – с пятьюдесятью тумэнами людей для сражения с монгольским войском.
Чингисхан вышел к нему навстречу для сражения. В тех местах из Кара-мурэна (Желтой реки) выступили многочисленные озера и все (были) скованы льдом. Чингисхан, стоя на этом льду, повелел бить стрелами по ногам (неприятелей), чтобы они не прошли по поверхности льда, и в этом отношении не ошибаться.
В то сражение было убито так много народа, что три трупа стояло на голове, у монголов же установлено следующее: на каждые десять тел убитых приходится один убитый, стоящий на голове[151].
После того Шидурку обратился в бегство и ушел обратно в город (Яргай. – А.М.)… После того (как) Шидурку, государь Тангуда, поразмыслив, пришел к заключению: «Я несколько раз восставал против Чингисхана, и каждый раз монголы избивают и грабят мою страну, отныне нет толку в распрях и спорах, – нужно идти к стопам Чингисхана с выражением рабской покорности!» Он отправил послов (к нему), прося о мире, договоре и клятве, и сказал: «Я боюсь, примет ли он меня в сыновья?»
Чингисхан удовлетворил его просьбу.
(Тогда) тот попросил месяц сроку, чтобы приготовить подношения и вывести население города. Ему дали просимый срок. Он захотел явиться (к Чингисхану) с поклоном для выражения почтения и покорности, но Чингисхан соизволил сказать: «Я болен. Пусть он повременит, пока мне станет лучше», а Тулун-чербию он сказал: «Будь при нем неотлучно и стань его шикаулом!» – что значит принимающий и сопровождающий посланников и представляющих ко двору. (Тулун) действовал согласно этому приказу и находился неотлучно при нем (при Шударгуу. – А.М.).
Рашид ад-дин, «Собрание летописей», т. 1, кн. 2, с. 231, 233.
Чингисхан соизволил сказать, что раз он (тангудский владетель Шудар-гуу. – A.M.) потерпел такое поражение, то впредь у него не будет больше силы, и, не обращая на него большого внимания, он прошел мимо этого города (Яргая. – A.M.) и, захватив другие города и области, пошел в сторону Хитая.
Рашид ад-дин, «Сборник летописей», т. 1, кн. 2, с. 231.
Зимой 1226/27 г. армия Чингисхана осаждала тангудскую столицу, город Яргай. Убедившись в том, что город хорошо укреплен и, значит, осада затянуться, Чингисхан оставил небольшое количество воинов для продолжения осады, а сам с основными силами в марте 1227 г. переправился через Хуанхэ и двинулся на юг, дабы захватить тангудские приграничные города.
Ж. Бор[152]