Павел Супруненко, Юрий Супруненко Из пепла его костров возникли города

Жизнь мало кого обходит испытаниями. Каждому — свое!

Путешественника экзаменует дорога. Но то, что предстояло пережить Д.Ч.Фримонту, походило, скорее, на кошмар, чем на проверку сил. «Наш след напоминал путь отступающей и разбитой армии: повсюду валялись седла и вьюки, одежда и павшие мулы. Метель совершенно парализовала нас и приостановила всякое дальнейшее продвижение. Мы находились на высоте примера 12 тысяч футов над уровнем моря. Вся местность на западе была засыпана глубоким снегом, мы не могли продвинуться ни на шаг вперед, но вернуться назад было бы не меньшим безумием…»

Эти строчки из письма Фримонта жене походят на реляцию с поля боя — начальник экспедиции был человеком военным. Он не хотел, возможно, волновать своих близких трагическими подробностями. Но все же они должны были знать, что произошло на непроходимых склонах Сан-Хуана. Мало ли что может случиться…

Отряд вышел на голые кряжи, что высятся над безлесной местностью и образуют водораздел между Атлантическим и Тихим океанами. На этих мрачных скалах почти всю зиму не утихают яростные ветры, бури. Об этом предупреждали Фримонта знающие люди. Но он и сам не новичок в горах (слава Богу, четвертая экспедиция!). И слушая добрые советы, решился все-таки пробиться через перевалы Сонгреде-Кристо, проход Робду именно зимой, чтобы познакомиться с условиями в худшее время года. Вот и познакомился…

Гонимые свирепым ветром, тучи сухого снега забивали глаза, валили с ног. Продвигаться вперед не было никакой возможности. Многие обморозили лица, руки и ноги. Пурга продолжалась. Приспособив кто что мог, люди пробили траншею в снегу, пересекли кряж, разбили лагерь на опушке ближайшего леса. А дальше вынуждены были отдаться тому безумию отступления, которого так опасались.

До этого дьявольского перевала Джон Фримонт все как-то выкручивался. Ему, можно сказать, даже везло в выборе жизненных маршрутов. Прекрасную школу прошел он, еще будучи молодым офицером в экспедиции Жана Николле. Изучение разветвлений Аллеганских гор в южных штатах, широкое использование такой новинки, как барометр, для получения высотных отметок дало возможность составить карты, которые оценили как ценнейший вклад в американскую географию. А Джон как-никак был первым помощником у Николле. Жаль, учитель умер, так и не успев осуществить своих замыслов.

Видимо, мечту нельзя откладывать надолго, как и свидание с любимой девушкой. Кстати, о Джесси. Их хотели разлучить, помешать их браку только из-за того, что она была дочерью сенатора, а Джон — без влиятельных родителей, всего лишь лейтенант топографического корпуса с меланхолическим характером, да еще и небольшого роста. С этой целью начальство и нашло предлог — услать его подальше на новую топографическую съемку. У Джона под обнадеживающим взглядом самой блестящей девушки Вашингтона вырастали крылья. Она увидела в нем стройного и бесстрашного, умного и даже красивого парня. И он ее, кажется, не разочаровал.

На удивление быстро вернулся он с выполненным заданием. И уже через год, в 1842-м, отправился в следующую, по-настоящему самостоятельную экспедицию. Джесси провожала его как жена. Путь лежал на вожделенный Дикий Запад. И хоть особый подвигов и открытий он не совершил, но его точную съемку в районе южного прохода Скалистых гор, исследование в верховьях Колорадо заметили не только географы. Напечатанный «отчет» стал знаменитым — он не только захватывал воображение, но и, по признанию самих колонистов, помогал им в дороге на Запад. Кстати, тогда же, в 1841 году, Фримонт поднялся на одну из высоких гор Уинд-ривер, и она так и сохранила его имя на карте.

…Одному из нас во время путешествий по Америке довелось побывать во многих местах, где оставил свой след Фримонт. Незабываемое впечатление произвело озеро Тахо, наклоненное к горизонту и обрамленное дикими склонами.

Фримонт увидел его с перевала Карсон 14 февраля 1844 года. В своем дневника он записал: «У наших ног открылось горное озеро 15 миль длиной и так плотно окруженное горами, что нельзя было разобрать, имеет ли оно сток». Правда, он немного ошибся. По современным справочникам, это крупнейшее горное озеро в Северной Америке имеет размеры 22 на 12 миль и расположено на высоте около 2 тысяч метров над уровнем моря; окружающие же его горы поднимаются выше 3,5-километровой отметки.

Озеро покорило путешественника своей красотой, как захватывает и сегодня каждого, кто бывает не его берегах. Поступающие горы ступенями обрамляют этот водоем, как оправа — драгоценный камень. Оно будто вбирает в себя всю голубизну неба, и погода словно играет красками на воде: от чернильных цветов при облачном покрове до бирюзовых, лазурных и ультрамариновых при ясном солнце. Когда солнечный диск погружается за склоны Сьерра-Невады, озеро темнеет до индиговых и сапфирных оттенков.

Несмотря на активное освоение прилегающей местности, озеро остается пока все еще «райским уголком». Но все же бесчисленные посетители уже начинают разрушать покой и гармонию на его берегах и водах. А ведь красота эта кристаллизовалась почти два миллиона лет назад, когда долина была подпружена лавой. За это время установилась и его глубина — около пятисот метров. Но и при таком значительном объеме воды озеро постепенно загрязняется нитратами. Не предохраняют от этого и прилегающие к нему многочисленные национальные парки, национальные леса и парки штатов. Стоки от обильных удобрений создают благоприятную среду для «цветения» воды. Постепенно сводится и естественная растительность по берегам. Все это приводит к тому, что вода, бывшая когда-то кристально-чистой, становится мутной.

Ученым понятно, что этот уникальный водоем формировался и отстаивался тысячелетиями, и как только уровень запущенности перейдет допустимый предел, его будет трудно. А возможны и необратимые последствия. Поймут ли это «освоители»?

Когда здесь проходил Фримонт, это было пустынное место, населенное редкими племенами индейцев. Теперь же оно застроено курортными городками, отелями, казино. Озеро расположено на границе двух штатов — Калифорнии и Невады, — а последний, как известно, один из немногих в Соединенных Штатах, где разрешен игровой бизнес. Круглые сутки в полумраке залов, среди сигаретного дыма сидят заядлые игроки, не поднимая глаз от зеленого сукна. Их не волнует природа, они забыли, где находятся, и, право же, им все равно — проводить ли время в Лас-Вегасе или на берегу Тахо.

На первый взгляд, поклонение золотому тельцу напоминает примитивное идолопоклонничество. Но древние культы были лишены корыстолюбия и алчности. Озеро Тахо считалось священным для индейцев вашуа. За много столетий до появления здесь Фримонта они ежегодно собирались на его берегах для поклонения богам. И само название «Тахо» переводится как «край озера».

Туристский бум в этих краях приходится на период после второй мировой войны. Тогда же началась и активная застройка, что даже при соблюдении строжайших природоохранных мер не могло не привести к избыточному давлению на приозерные ландшафты. И власти спохватились. С 80-х годов вводятся различные ограничения на строительство как на федеральных, так и на частных землях. Продуманная система налогов и штрафов должна регулировать проживание людей среди этих хрупких экосистем.

Здесь обитали когда-то и древние люди. На западном побережье озера обнаружены ступки, в которых они готовили пищу. Причем находки эти сделаны достаточно далеко от уреза воды. Но другие предметы материальной культуры говорят о том, что это было прибрежное поселение. Очевидно, климат становится здесь все более сухим и уровень озера снижается.

Свидетельств и записей Фримонта было все же недостаточно для того, чтобы составить подробную карту. Но вот при открытии богатого месторождения серебра в Неваде появилась острая необходимость в картах. В них нуждались и заготовители древесины, которые с первых же своих шагов стали с размахом вырубать леса. Все это не могло не приблизить экологический кризис. И ныне стиль действий первопроходцев в здешних местах не одобряется.

Но вернемся к увековечиванию имени Фримонта на карте. Вершина, хоть и не самая высокая, но приметная… Совсем неплохо для молодого путешественника.

Во второй и третьей экспедиции к Скалистым горам, в район Большого Бассейна, Большого Соленого озера, многочисленных рек, долин, переходов через Сьерра-Неваду в Калифорнию его подстерегали опасности не только среди горных снегов, лавин и обвалов. Тогда нависла такая угроза, против которой были бессильны и обретенный в походных невзгодах опыт, и его верный Кит Карсон — знаменитый знаток Скалистых гор. Он был для Фримонта не только опытнейшим проводником, охотником, но и близким товарищем. Их связывало и счастливое взаимопонимание, и большая дружба.

Позже о них скажут, что «вдвоем в ходе трех экспедиций, изобилующих опасностями, насильственными смертями и важными открытиями, они сделали больше для исследования, составления карт и опубликования маршрутов на Дальний Запад, чем кто-либо иной».

Но тут уж мог запутаться и всеведущий следопыт Кит. Фримонт ввязался в политику, хитросплетения интриг янки по захвату Калифорнии у мексиканцев и угодил под трибунал. Правда, уже в скоропалительно присвоенном чине полковника. И его не только не расстреляли, что вполне могло случиться в горячке, но и оправдали. Джон вывернулся. От служебных травм прекрасно лечат горы. И он снова в экспедиции. Это уже в 1848 году после демобилизации из армии с генеральским чином.

Направление все то же — Дальний Запад, к Тихому океану. На этот раз конкретный поиск удобного прохода для железной дороги в верховьях Рио-Гранде-дель-Норте. Как истый американец, Фримонт за государственными интересами не забывал личных. В прибрежной Калифорнии он купил себе землю и был не прочь, чтобы железная дорога была построена поскорее и проходила где-то не так далеко от его владений. Жена, благословляя его на это странствие, назначила ему свидание на тихоокеанском берегу в Сан-Франциско. Но судьба распорядилась иначе — получит ли она его письмо? Не станет ли оно последним?

Но прежде письма до нее дошло известие о гибели мужа в снегах. Впрочем, она не поверила в эту смерть и терпеливо ждала его.

Ситуация в горах складывалась крайне неблагоприятно. Вот как ее описывал полтора века спустя по воспоминаниям участников замечательным писатель, автор добротной документальной книги «Достойные своих гор» — Ирвинг Стоун: «На пути их лежали огромные завалы снега. Их встречали ревущие ветры. Невозможно было поддерживать лагерные костры. Ветры метались по долине и не могли оттуда вырваться, они дули с бешеной силой, казалось, сразу во всех направлениях… На третий день, чтобы отыскать место для ночлега, экспедиции пришлось передвигаться и после наступления темноты. Фримонт и сопровождавшие его горцы начали подозревать, что старый Билл заблудился. (Проводника Кита Карсона на этот раз не было с ними)… Сильный холод (20 градусов ниже нуля) и большая высота затрудняли дыхание. Начались кровотечения из носа… Людям приходилось трудиться целыми днями и большую часть ночей, чтобы поддержать в мулах жизнь. Однако мулы медленно опускали головы все ниже и ниже, пока окончательно не падали. Время шло в непрекращающемся кошмаре. Люди не могли спать из-за грома снежных лавин, ревущих порывов ветра и больше всего из-за жалобного рева мулов.

…Сплоченная прежде партия постепенно начала распадаться. Казалось, Джон Фримонт полностью утратил свой талант руководителя. Он разрешил людям спускаться с гор мелкими группами, которые растянулись по тропе на семь-девять миль.

…Они двигались вниз по реке Рио-Гранде. Запасы продовольствия были на исходе, дичь им не попадалась. Зубы выпадали, лица почернели. Любая царапина превращалась в гнойный нарыв. Даже на ровных участках пути они проделывали не более двух миль в день.

…К 28 января одиннадцать человек — более трети экспедиции — были мертвы.

…Люди не выдерживали единоборства с горами.

Это были первые из многочисленных жертв, принесенных на алтарь строительства трансконтинентальной железной дороги в Калифорнию».

Знал бы полковник Фримонт, как тяжело оправдывать имя, данное пику, может, и не согласился бы на такое увековечивание. Или эта вершина в его карьере возникла преждевременно? Все живое (да, кажется, и каменно-неживое тоже) стремится к своему завершению, к естественно-достойному увяданию. Интересно было бы знать, что скажут о тебе потомки. В Америке высоко чтят известного путешественника, первопроходца на запад континента. Кроме вершины, в его честь названы город и река, в Калифорнии имеются городские парки, которым присвоено его имя. В национальных парках, основанных в тех местах, где пролегали его маршруты, Фримонту отводится немало места в лекциях рейнджеров и гидов. Его без преувеличения можно назвать одним из самых известных путешественников, пролагавших новые пути по Североамериканскому континенту.

Фримонту посвящены десятки книг и исследований, в музеях ему отведены значительные стенды. Кроме И.Стоуна, его высоко оценил Невинс в посвященной ему обстоятельной монографии, назвав его «величайшим искателем приключений на Западе» и отдав должное дарованию, заслугам: «Его сила в том, что в съемку, наблюдения и описания этих дорог и земель он внес научный метод и технику. Для своего времени он был первоклассным геодезистом и математиком и неплохим геологом и ботаником-любителем».

Обидно уйти из жизни, как Жан Николле, его учитель, как сотни, тысячи других, неизвестных подвижников, рядовых и великих, одаренных, выдающихся первооткрывателей и их помощников, уйти, не завершив предназначенного, оборвав нить на полпути или в начале…

Впрочем, Фримонту повезло и на этот раз. Встретившая его жена была убеждена, что помогла ее вера. Все, можно сказать, заканчивалось, как в модном романе с «хеппи-эндом»: на своем калифорнийском ранчо Фримонт нашел золотоносную жилу и стал миллионером, жители Сан-Франциско избрали его сенатором, он получил генеральский чин, удачно выдал замуж свою прекрасную дочь, его заслуги путешественника-пионера получили признание со стороны ряда заграничных обществ. Вот только молодые соотечественники начали оттирать и отталкивать от кормушки — от выгодных «Трудов по изысканию Тихоокеанской железной дороги» (видимо, таково уж свойство молодых — теснить старых пионеров).

Но Фримонт не был бы Фримонтом, если бы не попытался еще дать отпор. Он предпринял на свой страх и риск новую экспедицию в 1853 году для завершения того маршрута, что сорвался пять лет тому назад. Стариком он себя не считал. И правильно делал — это дало ему возможность прожить еще добрых 37 лет!

Был преодолен и перевал через Скалистые горы и массив Васач, но уже по более легкому южному прохожу — Кочетопу. Еще один напечатанный отчет, как заключительный аккорд, как дополнительный документ для благожелательного суда потомков, историков. И этот отзыв последовал (хотя и столетия спустя): «Значительная часть его работы отличается высокой точностью; у него был верный глаз, и он быстро схватывал структуру рельефа местности. Если несколько излишняя торопливость по временам вовлекала его в трудности и опасности, то, с другой стороны, надо иметь в виду, что никакими другими способами он не мог бы достигнуть поставленных себе целей».

Так написал о нем Дж. Бейкер в своей известной «Истории географических открытий и исследований».

Дожил Фримонт и до результатов своих поисков. По следам землепроходцев через Кордильеры хлынула невиданная волна переселенцев на Дикий Запад. Еще задолго до того, как через многие перевалы потянулись стальные рельсы, по еле заметным тропам и дорогам двинулись искатели счастья, золотодобытчики, всевозможные любители легкой наживы и приключений. Но счастье давалось нелегко: застигнутые в горах холодом, голодом, болезнями, жаждой путники порой доходили до людоедства, безумия, убийств. Одно из таких зловещих мест — в калифорнийской Долине Смерти. Она находится между хребтами Амаргос и Панамит. Там горы препятствуют свободному доступу влажного воздуха с океана. Такие закрытые со всех сторон котловины страдают от недостатка осадков. В расположенной между горами впадине у Амаргоса летом осадки не выпадают вовсе. Температура воздуха здесь достигает невиданных значений — свыше плюс 50 градусов (в 1915 году — 56,7 градуса по Цельсию). Это близко к абсолютному максимуму, когда-либо отмеченному на поверхности Земли.

Таковы условия замкнутого горного окружения. В долине на пути в Калифорнию нашли свою гибель многие путники — пионеры. Не спасли их ни оснащенные всем необходимым конные повозки, ни запасы воды и продовольствия — им не удалось пересечь это безжизненное пространство: поэтому и нарекли они зловещее место Долиной Смерти. Но за пионерами на Дальний Запад пошли многие переселенцы. Как скажут позже о Фримонте — «из пепла его костров возникли города». А со временем по колее от колес его повозки, через плато и перевалы, легли и железнодорожные рельсы. Та битва за выход к тихоокеанскому побережью напоминала лонгфелловские строчки из его знаменитой «Песни о Гайавате»:

«Быстро встал тогда, сверкая

Грозным взором, Гайавата,

На утес занес он руку…

Разломил его вершину.

… Словно град, летели камни

С треском с Вавойка, утеса,

И земля окрест дрожала,

И на тяжкий грохот боя

По горам гремело эхо…

…Но следы той славной битвы

И теперь охотник видит…»