Целостность

А если поэкспериментировать с идеей о том, что творчество – это духовный, а не интеллектуальный акт? Еще не так давно церкви строились в честь и во славу Господа. Искусство и художники должны были действовать на благо высших сил. И именно их постоянно благодарили за успех светские художники.

Брамс воскликнул как-то: «Идеи попадают ко мне прямо от Бога».

«Музыка этой оперы (“Мадам Баттерфляй”) была продиктована Богом; я всего лишь инструмент, с помощью которого ее можно перенести на бумагу и представить публике», – говорил Пуччини.

Если эти люди, мастерски владевшие своим искусством, полагались не столько на мастерство, сколько на мистику, может, это как-то поможет и нам? Что если творчество – это, как учили нас наши гениальные предшественники, духовный опыт, способ коснуться неземного и позволить ему коснуться нас? Что если считать способность творить чем-то вроде родимого пятна? А не украшением на пышной одежде такого серьезного дела, как зарабатывание денег. Если думать о творчестве как о центральном, достойном и важном для человечества занятии?

Там, где великая любовь, всегда чудеса.

Уилла Кэсер

Мы – создания Великого Творца и при этом сами запрограммированы творить. Это не проявление эго, а божественная воля. Творческое начало – наша неотъемлемая черта, вроде крови, и выражая его, мы выражаем всю человеческую сущность, которая гораздо шире материи. Если же мы оказываемся глухи к этому зову, если отворачиваемся от него, прислушиваясь к голосам отговаривающих нас, то идем наперекор не только предназначению, но и своей природе.

Отправляясь в путь по правильному творческому направлению, чувствуем удовлетворение каждый день этого путешествия. Возможно, мы двигаемся медленнее, чем хотелось бы, но главное, что в нужном направлении и знаем это. В конце дня можно составить список выполненных дел с комментарием: «Сегодня я сделал три важных звонка. Проверил нужную информацию. Набросал заметки и написал несколько хороших абзацев».

И наоборот, не двигаясь в верном направлении, мы ощущаем беспокойство. Чувствуем, что все сильнее отклоняемся от цели. Что с нами что-то не так. Чувствуем застой или даже безвыходность ситуации. Иногда, если идешь не туда, и при этом события набирают темп, возникает тревожное ощущение, что жизнь выходит из-под контроля. Мы знаем, что что-то не работает и положение только ухудшается. Это момент, когда нужно нажать на тормоза. И вот раздается скрип тормозных колодок, мы резко останавливаемся и говорим себе: «Я мчался прямо на скалу, и перескочить ее не было шансов».

У большинства есть то, что я называю «мой бипер». Если что-то идет не совсем так, раздается писк. Если я не реагирую, писк раздается снова. Бипер будет пищать, пока я не обращу на него внимания – проверю источник неприятного чувства, которое пытаюсь игнорировать. Недавно мой бипер дал знать, что в последней написанной книге есть какой-то изъян. «Да нет, все в порядке», – пыталась я убедить себя. «Что там может быть не так? Я это написала. Все три редактора прочитали. О чем я?» Но бипер настаивал, и сколько бы я ни говорила ему «все в порядке», не помогало. Наконец я решилась и отозвала текст из печати в тот момент, когда станок уже готов был запуститься. Все было в порядке? Нет, конечно! Часть книги нуждалась в немедленной глубокой переделке. Я с радостью переписала неудачный фрагмент – пока не отпустило чувство, что я на волоске от катастрофы.

Две вещи – и готова история. Сеть и воздух, проходящий сквозь нее.

Пабло Неруда

Так что если есть ощущение цельности, скорее всего, все хорошо. Ощущение непорядка тоже обычно подсказывает, что что-то не так. Внимание к внутренним ощущениям всегда стоит времени и сил, которые на это требуются. Позволяя Богу быть Богом и проявляться через нас, испытываешь одновременно и безмятежность, и восторг. Появляется чувство целостности – от слова «целый», то есть не разделенный на фрагменты сомнениями и дискомфортом. Если вы ощущаете единство с Богом, собой и своими товарищами, знайте – это и есть целостность.

Если мои слова кажутся слишком «серьезными» или «возвышенными», то это потому, что именно такие вопросы мы и обсуждаем. «Познай себя» – написали греки над входом в храм. Мы, художники, должны принять этот завет близко к сердцу, работая над выражением собственных императивов, а не просто заполняя форму, предложенную рынком. Ставить правила поведения выше оригинального самовыражения – означает поклоняться ложным богам. И рано или поздно художника постигнет участь ничуть не лучше, чем поклонившихся Золотому тельцу. Рынок и есть Золотой телец. Поклоняясь ему, мы убиваем душу, рискуя со временем сбить настройку на идущий сквозь нас поток. Коммерция может входить в список наших приоритетов, но не должна занимать в нем первое место.

От художников часто можно услышать что-то вроде: «Ну, бюджет у них минимальный, поэтому мне не заплатили столько, сколько я обычно получаю, зато над этим фильмом было очень интересно работать». Или: «Мне нравится помогать молодым композиторам достойно записать их музыку, поэтому я позвал нескольких друзей, и работа получилась просто отличной». Или: «Им для танцевальной школы нужно было несколько снимков, и я с удовольствием им помогла. А что, весело же снимать толпу маленьких балерин! Ну, и труппа там – первый класс».

Если не можешь сказать правду о себе, никогда не скажешь ее о других.

Вирджиния Вульф

О художниках судят не так, как о многих других. Нам платят за калибр работы, именно он играет роль в долгосрочной перспективе.

У нас, художников, есть «встроенный счетчик Гейгера», который пищит громче и четче по мере приближения к первоклассному золоту высшей пробы, то есть к работе на вершине нашей формы. Поскольку это устройство внутри, его не так-то просто одурачить престижностью или непрестижностью того или иного места. Оно определяет лишь качество. И приближаясь к подлинной вещи, распознает ее. Вот так просто оценивает художник. Хорошо ли это? Слава, деньги, престиж – ничто из этого не способно обмануть внутренний измеритель совершенства. Его работа основана на простом факте: художники уважают настоящее творчество – и себя, когда им занимаются.

Знаменитый скрипач Стефан Граппелли заметил как-то: «Великий импровизатор похож на священника, который говорит только со своим Богом». В каком-то смысле все художники похожи на священников, поскольку прислушиваются к голосу вдохновения, стремятся к совершенству и сами способны контролировать себя, причем лучше любого босса или системы премирования. Идя наперекор творческим идеалам, мы противоречим сознанию художника, и становится очень некомфортно.

Позволив себе то, что называется «рисовать по цифрам», мы становимся скептиками и циниками. В каком-то смысле начинаем обманывать людей. Смотрим вниз на аудиторию и размышляем: «Если дать им то, что они привыкли потреблять, можно одурачить». Значит ли это, что мы должны постоянно и намеренно разрушать шаблон? Нет, если сделать первый акт в два раза длиннее обычного, он окажется слишком долгим, чтобы публика могла выдержать его, не почувствовав дискомфорта, – если вообще сможет высидеть. С другой стороны, первый акт, который искусственно прерывается антрактом, хуже того, который «сам» слышит, где можно прерваться, и «сам» находит длительность, идеально подходящую именно для него.

Честно, я думаю, что если хочешь быть писателем, придется учиться благоговению.

Энн Ламотт

Мы, художники, вынуждены постоянно балансировать. Мы одновременно и знаем, как «принято» делать, и ищем наилучший вариант в каждом конкретном случае. Если игнорировать вообще все обычаи, бунт окажется настолько же деструктивным и нарочитым, как и слепое соблюдение правил, да еще обернется циничным расчетом: ага, если все сделать правильно, получится не очень хорошо, потому что будет похоже на «как всегда».

Так и рождаются скептики. А еще такое отношение приводит к появлению ужасного гибрида – художника, бегущего по лезвию бритвы. Он приспособился к существованию в такой отравленной среде и при этом продвигает выгодный ему миф, что его приспособление нормально и «настоящий» художник выживет всегда. Ерунда. Такие люди, как правило, появляются на вечерних ток-шоу и рассказывают о своих подвигах и отчаянной храбрости на полях корпоративных битв, о «Звездных войнах» киностудий и суперагентах – то есть о чем угодно, только не о творчестве. Это искусственно раздутые деятели, усиленно продвигающие себя и усиленно продвигаемые СМИ, причем они способны подавлять истинных художников, не обладающих такой пробивной силой.

В тех культурах, где творчество вплетено в ткань повседневной жизни, тихие люди могут заниматься им без опаски. В США художники относятся к видам, находящимся в опасности. Грантов выделяется все меньше. Признательность публики получить все сложнее. Слишком много власти сосредоточено в руках слишком немногих, и критики заслонили собой зрителей, слушателей и читателей.

В итоге многие одаренные художники, напуганные происходящим и не уверенные в способности выжить в такой обстановке, совсем падают духом, позволяя темным тучам уныния накрыть их творческий ландшафт. А что остается? Они могут слишком долго оставаться в тени, поскольку лишены поддержки – тех самых друзей «до, во время и после», способных помочь дождаться момента выхода в центр сцены. Многие ситуации в публичном искусстве болезненно отражаются на художниках. Мы учимся с ними справляться, но это не очень-то легко. В современном обществе душа художника должна вырабатывать антитела, как это делает организм, столкнувшийся с опасной болезнью. Не всем удается. Многие отличные художники на этом пути терпят неудачу.

Если вы не рискуете всем, то рискуете еще большим.

Эрика Йонг

За 25 лет преподавания и работы с художниками, оказавшимися в творческом кризисе, я поняла, что это не они лишены нужных качеств, а скорее характер общества в целом испытывает дефицит черт, позволяющих пестовать и поддерживать художников среди нас. Пока мы, художники, не начнем яростно защищать и продвигать себя, ощущение нехватки кислорода останется. Пока находящиеся под этим прессом художники не начнут больше творить, мы будем по-прежнему полагаться на оценки тех, кто критикует, а не тех, кто создает. Проблема не в качестве художников. Истинная проблема – в критическом климате. У нас нет подлинной восприимчивости к искусству.

Именно по этим причинам многие великолепные художники не получают соответствующего штампа одобрения критиков и сомневаются в калибре своего творчества. Чтобы им заниматься, нужна изрядная храбрость и – что бы там ни говорили про художника как Одинокого рейнджера, – поддержка.

Люди, считающие, что «любительское» творчество недостаточно качественное, просто не сталкивались с настоящими неограненными алмазами. Они привыкли покупать произведения искусства, отмеченные известным брендом – скажем, Tiffany, – или одобренные неким авторитетом. Им не хватает смелости, услышав восхитительное, хотя и неопытное, сопрано, встать с места, пересечь церковь и выделить его обладателю средства на обучение. Они никогда не проходили школьным коридором или тихим переулком и не замирали в изумлении перед детским рисунком, от виртуозности которого перехватывает дыхание, и не пытались найти неизвестного художника, чтобы помочь ему в развитии. Нужно быть смелым и щедрым, чтобы заниматься творчеством, и таким же смелым и щедрым, чтобы поддерживать художников. Знаменитый пианист из маленького городка на Среднем Западе никогда не забудет щедрости одной пожилой пары, оплатившей год его жизни в Нью-Йорке, когда он только искал свой путь в музыке. У этих людей хватило мудрости разглядеть творческое начало в юном художнике и помочь ему развиться в нужном направлении. В нашей культуре такая зоркость и заинтересованность скорее исключение.

Наша культура умаляет важность и искусства, и художников. Искусство приобрело мирской характер, свелось до уровня украшения, хотя когда-то было в центре цивилизованной жизни. К художникам относятся как к маргиналам, возможно, одаренным, но все же ремесленникам.

Вообще-то художники повсюду, и если мы их не видим, то потому, что в обществе принято прятать свою артистическую душу в безопасную цитадель цинизма. Мы подписываемся под оценкой критиков, которые, конечно, роскошны и «критичны», но в творческом смысле импотенты. Проблема не в качестве, проблема в достаточной заботе. Я говорю ученикам, что творческое начало есть у всех, и чтобы выразить себя, его нужно задействовать. И в ответ иногда слышу насмешливое фырканье скептиков: «А вам не кажется, что это вызовет мощный выброс плохого искусства?»

Настоящее искусство – это форма молитвы. Это способ сказать неизъяснимое.

Фредерик Буш

Посмотрим правде в глаза: в мире уже достаточно произведений искусства, не поражающих гениальностью. На самом деле те, кто воздерживается от навязчивого продвижения своих результатов творчества, похоже, создают более значительные работы.

Меня, художника и преподавателя, гораздо чаще поражает высокое качество работ какого-нибудь моего ученика, выходящего из кризиса, чем смущает низкое. Очень часто именно силой эго, а не таланта, определяется, насколько агрессивно готов продвигать себя художник. Искусство превратилось в настолько ярко освещенное софитами, драматизированное публичное действо, что многие люди, даже обладающие огромным талантом, принимают вполне разумное решение – оставаться в тени.

Нынешний культурный климат характерен слишком высоким содержанием кислоты в почве нашего творческого сада. Яркий свет софитов губит и корневую систему, и механизм поддержки творчества и художников, без которых им не выжить. А критики напоминают чрезмерно агрессивных садовников, деловито выпалывающих здоровые растения и сыплющих горы удобрений, но совершенно не способных заботиться о нежных молодых побегах, обещающих со временем расцвести пышным цветом.

Нужно сознательно строить питомники для творчества. Находить людей и создавать такие места, где они могли бы спокойно творить. Вообще к проблеме творчества следует отнестись творчески.

Мы, художники, должны стараться не говорить, а делать. Должны идти на риск и расти. Когда находишь по часу в день для работы над пьесой, в долгосрочной перспективе продвинешься дальше, чем обещая себе написать ее сразу по завершении ремонта в квартире. А еще бывает, берешь еще один проект как фрилансер, на доведение до ума которого потратишь уйму времени, и все только для того, чтобы купить «правильный» компьютерный стол и за ним уже писать «по-настоящему». Мечты становятся реальностью, когда мы начинаем относиться к ним так, как если бы они уже стали реальностью. Когда перестаем их откладывать и избегать, тогда можем с полным основанием сказать: «Сегодня я работал над своей мечтой».

У воображения есть такие ресурсы и такие идеи, о которых мы и не подозреваем.

Синтия Озик

Творчество – это не что-то расплывчатое, что мы только собираемся делать. Это нечто вполне реальное, что мы на самом деле делаем. Это отказ продавать себя дешево, отказ променять своего художника на бессмысленные разговоры или бессмысленные доходы. Возможно, нам приходится работать на основной работе, которая организует и обеспечивает материально, но опасно лгать себе, что зарплата маркетолога способна принести такое же удовлетворение, как пьеса, которую с первого класса мечтаем написать.

Часто из страха перед попыткой сделать то, что действительно хочется, мы говорим: «Я это делать не могу». Правда же в том, что мы можем, просто пробовать боимся: если не попробуешь, никогда не узнаешь, удастся или нет осуществить заветное желание. Говоря: «У меня это вряд ли получится», – мы демонстрируем ложную независимость, уклоняемся от помощи свыше. Фактически продвигаем идею Бога как противника, идущего наперекор нашим мечтам. Мы верим в недоброго Бога, пусть и неосознанно, а не в Великого Творца – партнера, соавтора реализации наших стремлений. Считаем его препятствием, строгим родителем, который не позволяет осуществить нашу мечту. Но чаще всего сами ничего для этого не делаем.

Именно поэтому важно укреплять свою целостность и честно признаваться, чего мы хотим. Поверить и сделать шаг – ну, или шажочек, – который чуть-чуть приблизит нас к реализации мечты. Эта честность обеспечит поддержку нашего истинного, а не ложного «я», в компании с которым уже не очень комфортно.

Можете попытаться схватиться за соломинку: «Но каковы шансы?» Шансы – любимое облачение ложных богов. Шансы – это отрицание чуда. Шансы – это вера в безверие, вера в безнадежность, вера в топтание на месте, вера в отсутствие сил, которые помогут их преодолеть.

Удивление – это то, из чего рождается творчество.

Рэй Брэдбери

Поворачиваясь лицом к истинным мечтам, мы поворачиваемся лицом к себе. Поворачиваясь лицом к себе, мы поворачиваемся лицом к высшим силам, создавшим нас. Мы обращаемся не к ложным богам, а к подлинному сердцу Вселенной, к Великому Творцу, во власти которого реализовать любую мечту.