Статусный подход русских к еде. «Когда я ем, я глух и нем!»

Мы поговорим о русской аскезе и о русском же гедонизме. О еде как способе поддержания иерархии в семье. О том, к чему приводит еда перед телевизором и кому можно разговаривать за столом в наших семьях. В конце – рекомендации, как кормить ребенка с пользой и удовольствием для него и для родителя.

Русский человек – миссионер по своей природе, поэтому он не ест, а противостоит злу! Он несет в мир идею, противоположную американской идее равенства и пофигизма. С точки зрения русского человека, если действие не имеет высокого нравственного смысла, оно вообще бессмысленно и даже постыдно. Даже в процесс приема пищи у нас включены стыд и совесть. Мы едим и стыдимся, что совершается нечто низменное, бездуховное, противоестественное высокой природе человека. Такой подход сказывается на качестве еды, и на ее выборе, и на отношении к себе.

Зато новый русский гедонизм проявил скрытую всеядность русского человека. Известно же, что тот, кто живет по принципу «мне ничего не нужно», на самом деле тайно вожделеет всего. Аскезу в России сменяет необузданная телесность.

Можно сказать, что сегодня в полной мере проявляется амбивалентность русского характера. Чревоугодие практиковалось у нас и раньше, но было привилегией людей высоких сословий. В семье – это мужская привилегия, тоже потому, что статус мужчины в семье был выше. Ему первому подают, за ним право распределять еду, отстранять от застолий неугодных и т. д.

Исторический страх перед голодом у нас под кожей. Иногда мы готовы любой ценой накормить ребенка. Кормление ребенка для российского родителя зачастую – техническая задача, одно из дел, которые нужно успеть сделать. Мы не живем, а работаем. Мы не общаемся с детьми, а организуем производственный процесс, налаживаем конвейер детско-родительских команд-исполнений. Мы сами исполняем задания от авторитетных лиц и от своих детей требуем того же: вовремя хорошо покушать, убрать за собой и приступить к другому заданию.

Психологические последствия насильственного кормления детей, которое активно практикуется у нас: брезгливость, страх пробовать новое, необычное, нетерпение к разнообразию.

Адаптация в условиях иной культуры включает гастрономическое отторжение и шок на первом этапе. У русских он бывает непреодолимым.

Родители из России до сих пор практикуют минимальную норму воспитания ребенка: самое главное – его накормить. Когда женщины принимают решение рожать, они прикидывают, будет ли им чем кормить ребенка.

Пренебрежение эстетикой еды, смена утилитарной установки «еда как необходимость» на статусную «еда как привилегия и удовольствие» приводит к печальной практике поедания всего, что попадется под руку, перед экраном телевизора или компьютера, в одиночку (никто тебе не указывает), в халате…

Заимствованный якобы с Запада и неверно понятый гедонизм, стремление отрываться по полной, получать удовольствие, не напрягая ничего, кроме челюстей, укоренен и в российской традиции чревоугодия. Западный гедонизм не исключает чувства меры. Гедонизм по-французски – это соразмерность, вкус, гармония внутри и вовне. Французы могли бы есть больше, надевать больше, покупать больше, но для них важно, чтобы то, что они уже едят, пьют и надевают, создавало ощущение яркой, радостной включенности в мир.

Гедонизм в духе рыночного потребления на американский лад – это совсем другое: получать удовольствие, еще больше удовольствия, еще, еще! Без границ. Если счастья и еды хватит на всех, то к чему себя ограничивать?

Публичное, на виду у гостей или челяди поедание бесконечного каравана блюд – это утверждение власти, ритуал устрашения, способ визуализированного психологического давления на окружающих: «И вас съем, если понадобится!» Сила власти измеряется количеством съеденного. Не зря в русском языке слово «съесть» используется в переносном в смысле – лишить работы, ославить, понизить в статусе, поставить само будущее человека под сомнение.

В мусульманской культуре дистанция между властными и подчиненными еще больше, дом разделен на мужскую и женскую половины, женщина не сидит за столом и не смеет лица показать, не то что слова молвить. Прием пищи может стать сакральным актом, как сама власть. Помните, в мультфильме про Мюнхгаузена, который хотел попасть на прием к визирю, но ему отказывали – не время, мол: «Не видите, мы кушаем!»

Обед может быть унизительной акцией, а может возвышать и человека, и сам процесс.

Если еда – это способ установления иерархии и власти в семье, что ближе к российской практике, тогда:

1) дети собираются за столом по команде взрослого; во время обеда взрослый внимательно следит за тем, чтобы они ели быстро, слаженно, аккуратно – так удобней подавать следующее блюдо;

2) за общим столом дети должны молчать («Когда я ем, я глух и нем!» – дежурный плакат в пионерских столовых) или отвечать на вопросы, когда их спрашивают;

3) в праздничные дни, когда приходят гости, дети должны питаться отдельно, чтобы не мешать, дать отдохнуть и поговорить старшим; за «взрослым» столом подают спиртное и говорят на «недетские» темы;

4) за непослушание ребенка лишают сладкого, а то и всего обеда;

5) наоборот, если вести себя хорошо, можно получить добавку – что-то вкусное.

Еда – социальный процесс. А еда перед монитором сродни крайней степени одичания. Еда может сближать людей, а может разобщать.

Проблема праздничных отечественных застолий в том, что у них нет четкого контура и плана. Гости долго собираются, но и уходят из гостей с неохотой и опозданием, когда у хозяев уже нет сил убирать со столов и мыть посуду. В противовес праздникам, будничные обеды сдержанны, аскетичны, немногословны. Еда готовится на скорую руку или просто разогревается, все едят на ходу, когда кто ухватит. Точно так же мы и детей кормим, без преамбул и послесловий. Постоянно жующий человек часто не ест, а заедает проблемы, не решая их.

Русские перекусы – во многом из-за сверхценности еды. Еще выше она, например, в украинской культуре, поскольку этот народ пережил страшный голод. Худоба там воспринимается как тревожный симптом фатального заболевания.

– Наедайся впрок, чтобы, когда наступят тяжелые времена, была жировая прослойка про запас, – учила меня бабушка.

Ну, чем не медведи, которые отъедаются летом-осенью, а потом всю зиму лапу сосут?

Родители часто давят на мораль или грозят санкциями:

–?Если ты не будешь меня слушаться, я тебя поставлю в угол. Ешь немедленно, тебе говорят!

–?Если ты не будешь кушать, ты умрешь от голода.

–?Ты меня не изводи. Все дети едят это!

–?Давай не капризничай. Быстро съедай и пойдем по делам!

Рассказы о фундаментальной пользе еды понятны детям только после семи. До этого возраста на детей производит впечатление вид блюд, продуктов.

Еда и прием пищи – это универсальный способ восполнения сенсорного дефицита, в котором пребывает житель современного города.

Чем красивее будет сервирован стол, чем интересней беседа, тем больше «энергии» вы аккумулируете для дальнейших свершений. Энергетическая ценность продуктов не только в их химическом составе, но и в составе гостей за столом. Русская любовь к бесконечным застольям связана с тем упоительным, почти психоделическим счастьем, в которое мы погружаемся, перебрасываясь тостами, репликами, взглядами.

К сожалению, семейные обеды и ужины становятся редкостью. Каждый член семьи живет в своем режиме, общее пространство взаимодействия не формируется. А ведь с любовью накрытый стол – это домашняя Мекка, место паломничества, центр притяжения, место, где если не исполняются, то загадываются и обсуждаются желания.

Для детей это еще и волшебное место силы. Садясь за один стол с родителями, они встают из-за обеда чуточку взрослее и увереннее в себе.

Наша поговорка «Когда я ем, я глух и нем!», как все практики скорбного молчания в нашей культуре, увеличивает психологическую дистанцию между детьми и родителями. Сначала родители не хотят или не видят смысла что-то объяснять ребенку, считая его маленьким, потом ребенок, зная, что родителям нечего будет ему ответить, начинает скрывать свои мысли и чувства.

Отношения за столом строятся сверху вниз, родители могут говорить что-то детям, а дети родителям – нет. Совместный обед не сулит удовольствий, а является продолжением практики насильственного кормления, цель которого – не только подчинить ребенка, но и узурпировать его желания, его волю.

Конечно, я несколько преувеличиваю, утрирую некоторые национальные традиции кормления детей. Но если вернуться к выбранным мною образам Волка и Зайца, то трудно представить себе веселый обед, когда за одним столом сидят Волк и Заяц, Родитель и Ребенок. В культе замалчивания значимых событий (радостных или тревожных) я вижу много проблем. Когда ребенок вырастает, он теряется перед напором и хаосом жизни, потому что когда-то рядом не было родителя, который бы его успокоил. Вакуум вместо плотного защитного слоя родительской поддержки, с которой можно жить.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Русский литературный миф о еде в соответствии с моей «сословной» теорией культуры еды формировался писателями, а они всегда относились к элите, если и не по экономическому критерию, то по культурно-образовательному уж точно.

«Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом» – одна из шуток Александра Сергеевича Пушкина. Он любил простую еду с кислинкой вроде морошки, варенца, крыжовника или моченых яблок. Друг Пушкина Петр Вяземский почему-то не мог простить Пушкину двадцать съеденных за раз персиков, видел в этом склонность к приступам жора. Известно также, что Пушкин особо любил печеный картофель, которым его можно было заманить куда угодно. Особенно если к нему подать пирог с яблоком. Пушкину бы понравился «Макдоналдс» с его картошкой фри и пирожками.

Пушкин отличался сильным подвижным (сангвиническим) темпераментом, восторженным и чувствительным, очевидно предпочитая общение еде как таковой. Ел на ходу, а общался взахлеб, как и писал стихи. По утрам просил подавать чай, а после прогулки – простую кашу. К обеду – простой суп. И это при том, что Пушкин был знаком с изысками французской кухни. Кстати, в знаменитом ресторане «Пушкин» в Москве блюда, которые особо любил поэт, как правило, отсутствуют. Ресторанный бизнес навязывает псевдолитературные мифы о питании, под которыми бы не подписались писатели.

Равнодушием к еде отличался и Лермонтов. Дежурную детскую шутку друзья проделали с Лермонтовым, набив пирожки опилками. Поэту пирожки понравились. Подмены он не заметил. Так ему отомстили за вычурность и хвастовство. Лермонтов был интровертом, а для интроверта характерна сила установки, иногда абсурдная. Человек чувствует и видит не то, что есть на самом деле, а то, во что он верит или чего он ждет.

Происхождение Гоголя поставило его в сложное положение. Приехав с теплой, яркой, певучей Украины, где всегда любили нешуточно поесть, в холодный, промозглый, серый Петербург, где скорее любили изрядно выпить, Гоголь страдал от странного психического заболевания, которое сегодня назвали бы последствием культурного шока.

Культурный шок переживают люди, попавшие в страну, традиции, нормы, кухня которой противоречат нормам и ценностям страны исхода. Гастрономическое отторжение – первый признак культурного шока. Карикатурные описания богатых застолий персонажей позволяют предположить, что Гоголь осуждал российское чревоугодие. Чревоугодием страдает большинство героев «Мертвых душ». Выглядят они откровенно карикатурно.

Настоящей страстью Гоголя стала все-таки не славянская, а европейская кухня. А именно – итальянские макароны. Гоголь любил Италию, страну, такую же теплую и веселую, как его родная Малороссия, и стремился туда при первом удобном случае. Писатель готовил макароны сам, заправлял маслом, пармезаном и угощал всякого, кто проходил мимо. Говорят, что умучивал литературные круги этим своим увлечением. Удивительно, что этой страстью Гоголь не наделил ни одного из героев, оставив эту привилегию за собой. (Кстати, на макаронной диете сидит известная неувядающей красотой Софи Лорен. Твердые сорта пшеницы некоторых макарон быстро усваиваются и приносят в организм уникальные микроэлементы и витамины.)

Кроме того, Гоголь был неудержимым сладкоежкой и без конфеток и пряников не выходил из дома. Судя по воспоминаниям современников, Гоголь ел без передыху, а дома у него хранились несметные залежи варений, печений, крендельков, булочек, сухариков… Похоже, у Гоголя был сверхбыстрый обмен веществ, в горниле которого сжигалась высококалорийная еда.

А вот привычка пить чай, заедая бутербродами с сыром, восходит к Достоевскому. Классик любил поесть, и в хорошем расположении духа он в перерывах между чаем и обедом ел разнообразные блюда – орехи, апельсины, лимоны, рыжики, икру и французскую горчицу. Фрукты были всегда на столе у Федора Михайловича. Самым любимым его блюдом считалась вареная курица с теплым молоком (как сказали бы сейчас, белковая диета).

Когда же на писателя накатывала хандра, он просил бульон, телячий эскалоп, чай и вино. Так что слухи о писателе-страдальце, лишенном всяких удовольствий, преувеличены.

Нравственность – стала главным принципом питания Льва Толстого. Последние 25 лет своей жизни Толстой был вегетарианцем. Помимо ограничений в еде, Толстой уделял много внимания физическим упражнениям, пешим прогулкам, то есть вел здоровый образ жизни, что и позволило ему стать долгожителем.

Итальянский психиатр Ломброзо, изучавший по строению черепа криминальные наклонности людей, а также предрасположенность к гениальности, как-то напросился в гости к русскому писателю. Впоследствии Толстой вспоминал его как тщедушного, странного старичка, в то время как Ломброзо был просто потрясен тем, как пожилой Толстой переплывал реку одним махом.

Писатели черпали энергию и вдохновение из космоса, с вниманием относились к еде, к потребностям своей души и тела. Цельные натуры спокойно переносят любые внешние ограничения, отсекая все ненужное, каким бы привлекательным оно ни казалось. Люди с сильно развитым «Я» наблюдательны и последовательны в выборе еды, одежды, людей. Высокая культура тренирует избирательность и повышает качество жизни.

КТО ВЫ ПО ТЕМПЕРАМЕНТУ? ЭКСПРЕСС-ТЕСТ 20

Ваше любимое блюдо?

1. Жареная картошка. ______.

2. Шашлык. ______.

3. Яблоки. ______.

4. Устрицы. ______.

Рекомендации для родителей

1. У каждого человека, в том числе и ребенка, есть свои любимые блюда. Они редко совпадают у всех членов семьи. Тем ценней, если вы приготовите что-то для ребенка, побалуете его. Не забывайте приговаривать, что это блюдо приготовлено специально для него.

2. Научите ребенка сервировать стол и ухаживать за теми, кто рядом. Привычка уткнуться в свою тарелку и тянуть куски только себе невежлива.

3. В рационе ребенка обязательно должны быть национальные блюда. Кулинарные традиции не зря складываются годами. Можно украсить блюда для того, чтобы повысить привлекательность. На каше можно вареньем нарисовать рожицы, из блинов соорудить розу, а кисель пить через соломинку.

4. Не нервничайте, если ребенок не поест несколько часов. Никто не назовет вас за это плохим родителем. А вот если вы будет пичкать детей насильно, дети начнут видеть в вас врагов.