Залог вечной жизни

Дети и смерть… Мы все озабочены тем, как объяснить детям зачатие и рождение человека, на эту тему написаны тома, особенно на иностранных языках. Но как объяснить смерть? Дети о смерти спрашивают редко, но не спрашивают – не значит не думают.

Один человек рассказывал мне, что когда ему было пять лет, у них в коммунальной квартире умер сосед. Утром началось беганье, хлопоты, а мальчика отгоняли: «Иди, иди, это тебя не касается». Но из обрывков разговоров он понял, что сосед умер во сне, лежа на спине, и что люди всегда – так понял мальчик – умирают на спине.

Во сне? На спине? Значит, заснув, можно и не проснуться, если случайно окажешься на спине? В течение долгого времени мальчик боялся засыпать и особенно боялся он хоть на мгновение оказаться на спине.

Быть может, одна из особенностей современного ребенка (в отличие от детей прежних времен) состоит в том, что с появлением телевидения дети то и дело видят на экранах смерть, и главным образом – насильственную. Если в руках героя стреляющий автомат, то по десять душ в минуту отлетает на глазах ребенка-зрителя. Отработаны картинные формы смерти: убитые падают, соревнуясь в акробатической ловкости: кто красивее выгнется, кто выше подпрыгнет, прежде чем помереть.

Что смерть в кино становится нестрашной – это ладно, в конце концов, это ведь не настоящая, игровая смерть, дети и сами так же картинно падают в играх. Хуже, что конец человеческой жизни подается нефилософично. Зрители воспринимают смерть без мысли о смерти. Изображение смерти на экране само по себе не опасно, не безнравственно, как и рассказ о чувственной любви.

Безнравственно другое: что герой умирает, а зрителю его не жаль. В этом случае убивают не героя, а зрителя – убивают какие-то его чувства. Есть оборот речи: «Он умер, оплакиваемый родными». Если некому было рыдать, нанимали плакальщиц. Но нельзя, чтобы человек умирал – в жизни, в книге, на сцене или на экране – и никто не плакал бы, никто не грустил. Комедию, не вызывающую смеха, осуждают. Но не должна ли быть осуждена трагедия, не вызывающая высокой печали, очищающей душу?

Прежде я считал, что маленьких, например десятилетних, детей не надо водить на похороны близких. Мне было жалко детей. Всегда хочется огородить их от несчастья, от вида несчастья – это желание так естественно. Но однажды мне сказали, что я не прав, что дети должны вместе со взрослыми переживать все. В. Сухомлинский тоже писал, что дети должны видеть смерть – тогда они начинают больше ценить жизнь. Когда Василий Александрович умер, то недлинную дорогу от школы до сельского кладбища усыпали цветами, и по ним за гробом учителя шли его ученики-первоклашки – так рассказывают. Сухомлинский говорил детям, что человек не умирает, что он и после смерти продолжает жить. Каким образом – он не объяснял, да дети и не требуют, как правило, таких объяснений.

Но даже в нерелигиозных семьях не стоит, на мой взгляд, говорить детям, что бессмертия нет. Тем более что мы и сами очень мало знаем о смерти и о посмертном существовании человека.

Для себя я нашел такое объяснение для разговоров с детьми о смерти и бессмертии. Человеческий дух, говорю я, – это стремление к правде, добру и красоте. Это не личное стремление человека, оно одно на всех, для всего человечества. Человек умирает, но дух его – его стремление к высшему и бесконечному – остается в других, в человечестве, и так человек вечно живет в других. Не только в памяти близких живет он, но и в душах, в духе, в стремлении всех людей к вечному.