Сколько у нас заповедей?

Как, по-вашему, читатель, если дети не получают религиозного воспитания, должны ли они знать какие-нибудь заповеди? Или пусть сами доходят до вечных истин? Кто дойдет, кто не дойдет – но зато сам не дойдет?

«Заповедь» – трудное слово для современного человека. Давным-давно шел на наших экранах французский фильм «Дьявол и десять заповедей», состоявший из отдельных веселых новелл. Моя знакомая, работавшая в то время в ФРГ, приехав ненадолго в Москву, позвала меня посмотреть фильм. Я удивился – что ж ей у нас смотреть, наверняка что-нибудь вырезано. Но мы все-таки пошли, и когда сеанс кончился, она сказала: «Я так и думала. У вас здесь вырезали одну новеллу, а у нас там – другую». Здесь боролись с эротикой, там – с богохульством. Но и та сторона, и эта проявили одинаковую готовность кроить заповеди по своему усмотрению: десять их, девять или пять – какая разница?

В нашем общественном сознании заповеди и вообще моральные правила какого бы то ни было рода сильно опорочены. Многие годы каждую осень во всех газетах писали о «первой заповеди хлебороба». В иные времена эта первая заповедь практически означала следующее: отдай весь хлеб государству, а сам хоть пухни от голода. Потом произошел конфуз с «моральным кодексом строителя коммунизма», собранием напыщенных и плохо отредактированных фраз. Когда этот кодекс был провозглашен, теоретики писали, что вот-де библейские заповеди – в отрицательной форме («не убей», «не укради»), а у нас лучше, у нас – в положительной. Напечатанные или нарисованные на красной фанере, под стеклом или просто в деревянных рамках, лучшие в мире тексты кодекса были развешаны по всей стране.

Сейчас и не вспомнить, что же там было написано. Подумать только, как быстро забываются идеологические химеры! Три миллиона мальчиков и девочек ежегодно изучали «Законы юных пионеров», своего рода заповеди для детей. Но любые заповеди работают лишь тогда, когда их знают. Пионерские же законы выучить невозможно, их не знает никто, они и не рассчитаны на то, чтобы их учили, знали, чтобы ими руководствовались. Но самое вредное, что только может быть в воспитании, – это бездействующий закон.

Идея беззакония, идея открытого и ненаказуемого пренебрежения объявленным законом прочно внедряется в сознание и подсознание наших детей – и подчас навсегда.

Развратив детские головы, спохватываются и начинают жалкую правовую пропаганду – вяло или пылко уговаривают подростков уважать законы, проводят конференции и симпозиумы по так называемому правовому воспитанию и громко бранят детей за то, что у них, нынешних, нет и тени уважения к законам.

Это стало, кажется, общей схемой современного воспитания – сначала детскую душу развращают до последних пределов, вытаптывают способности и все оригинальное, словно формалином заливают детские стремления любить, верить, надеяться, а потом хватаются за голову, начинают осуждать детей и перевоспитывать их.

Сейчас, когда стали наконец понимать значение общечеловеческих, вечных истин, все находятся в тайном недоумении – а в чем, собственно, они состоят, эти истины? Обычно прибегают к формуле «Не укради, не убей и так далее». Вот это смутное «и так далее» практически составляет содержание всей нашей сегодняшней этики. Но попробуйте воспитайте душу ребенка, имея за своей душой жалкое «и так далее» и ничего больше!

14-летняя девочка, дочь «простых рабочих», пишет о себе: «Я вижу, что вокруг меня люди исповедуют только два закона: “хочешь жить – умей вертеться” и “ты – мне, я – тебе”». Вот вам и моральный кодекс, и десять заповедей…

Но любопытно: в этих двух житейских законах, ужасных в глазах девочки, на самом деле ничего страшного нет. Любой нынешний предприниматель скажет, что в них – вся его деятельность. Девочку мучат не сами заповеди делового человека, а расхождение между тем, чему учат в школе, и тем, чему учит жизнь.

Не могу не привести и заключительные строчки из этого письма: «А в душе я все еще верю. Верю в принца, в любовь, в счастье. И может быть, найдется человек, который сможет меня переубедить, только я лично не очень-то в это верю. И только не надо говорить прописных истин о моей духовной бедности. Духовно я богатая, но, видя жизнь вокруг, я иначе думать не могу».

Какие у нас дети растут, в каком большом долгу мы перед ними! Мы обязаны – вместе с ними – устроить такую «жизнь вокруг», чтобы из нее, а не из текстов на красной фанере впитывали они заповеди действительно человеческой жизни, всюду одни: в книге, в школе, в действительности.

Но все-таки, в чем они состоят, эти заповеди?..