Значение слез грусти

По слезам грусти или разочарованию мы понимаем, что ребенок прочувствовал тщетность. Психолог развития Алета Солтер утверждает: «Когда дети плачут, это значит, что они уже почувствовали боль. Плакать не больно. Плач – это процесс избавления от боли».[146] Способность проливать слезы при столкновении с эмоциональным потрясением есть только у человека – так заявляют нейробиологи, подтверждая слова Дарвина, который говорил, что слезы – это особая форма выражения, присущая только людям. Согласно наблюдениям, слезы приносят облегчение, снижают напряжение и восстанавливают здоровье. Уильям Фрей в своем исследовании обнаружил, что слезы, пролитые от грусти, выводят токсины из крови.[147] Кроме того, когда льются слезы, происходит выброс окситоцина, гормона привязанности, который препятствует выделению гормона стресса, кортизола. Когда дети плачут и их утешают фигуры привязанности, это также повышает уровень окситоцина и снижает уровень гормонов стресса.[148] У маленького ребенка слезы являются главным показателем правильной работы эмоциональной системы.

Одна из проблем, связанных со слезами, заключается в том, что к слезам мальчиков и девочек относятся по-разному. Современный взгляд на мужественность заставляет родителей подавлять слезы и уязвимые чувства мальчиков.[149] Примечательно, что так было не всегда. Раньше слезы считались признаком доблести и доброго характера у мужчин.[150] Если слезы не приветствуются, они могут застрять, и тогда детская фрустрация перейдет к таким менее уязвимым формам выражения, как, например, физическая агрессия.

Несмотря на свое восстановительное воздействие как на девочек, так и на мальчиков, слезы находятся под угрозой в нашем мире, где эмоции делят на позитивные и негативные, где все стремятся к счастью и невозмутимости в ущерб грусти и расстройству. Уильям Блейк писал: «Боль и радость чередой ткут покров души людской»,[151] подразумевая, что полная жизнь состоит как из счастливых, так и из грустных чувств. Когда мы даем понять нашим детям, что с ними что-то не так, если они грустят, мы препятствуем и слезам, и возможности обрести покой от попыток изменить то, что они изменить не могут. Отсутствие поддержки слезам наносит вред развитию адаптации и психологической устойчивости. Иногда родители считают, что слезы – это знак того, что они делают что-то не так, тогда как на самом деле это показатель того, что ребенок доверяет им всем сердцем.

Вероятно, корень общественного и культурного сопротивления слезам в том, что они выражают уязвимость и зависимость. Биолог-эволюционист Орен Хассон утверждает, что появление слез говорит об ослаблении защит, чтобы стать более податливым для утешения и заботы.[152] В мире, где культивируется независимость, где маленьких детей подталкивают, чтобы они росли быстрее, слезы оказываются прямой противоположностью этой основной идее. Слезы демонстрируют зависимость и говорят о потребности в заботе. Сохранение эмоций у маленького ребенка требует привязанности к заботящемуся взрослому.

Маленькие дети не должны сами заботиться о своих чувствах; они только начинают изучать их названия и не могут их контролировать. Мы должны перестать перекладывать свою ответственность за огорчения ребенка на его плечи, говоря ему «Контролируй себя», «Успокойся», «Как ты этого не понимаешь?», «Я тебе уже сто раз говорила…», «Прекрати это», «Перестань», «Подумай о чем-нибудь хорошем» и классическое «Ну что ты плачешь? Ты у меня еще не так поплачешь». Мы должны беречь их фрустрацию и слезы, которые являются самыми явными признаками того, что ребенку нужна помощь. Задача – помочь ребенку понять, что вызвало его слезы, однако дети не станут делиться своими эмоциями с первым встречным. Возможность помогать ребенку плакать снова возвращает нас к танцу привязанности и к вопросу, полагается ли ребенок на ответственного взрослого.

В слезах прекрасно то, что они всегда ищут выражения, как и фрустрация. Иногда дверь к грусти открывается самым причудливым образом – ребенок споткнулся, сломалась игрушка, потерялся любимый плюшевый мишка. Некоторые родители удивляются количеству и горечи слез своего ребенка, когда к ним наконец открывается доступ. Если понять, что слезы часто ждут выражения, станет легче сопереживать на первый взгляд пустячным событиям, которые облегчают выплакивание слез. Одна мама вспоминала, как наблюдала за внезапным плачем своего ребенка с аутизмом:

Алекс как раз недавно пережил период сильнейшей тревоги, ужасных фобий, больших душевных страданий – эти переживания были сильнее, чем, как я думала, могут быть у четырехлетки. Однажды он нашел на компьютере какую-то песню – это был меланхоличный мадригал. Он был так тронут прекрасной грустью, что заплакал. Мягкий, грустный, глубокий плач – не вопли или мучительный протест, которые я слышала весь последний год. Я так долго не слышала такого плача.

Мама была тронута до слез выражением эмоций сына. Она была поражена тем, что музыка смогла извлечь столько всего из детского сердца, и очень радовалась тому, что это случилось. Один из лучших даров, которые мы можем дать нашим детям, – это умение ценить свои грустные слезы и находить им место в своей жизни.

Адаптивность маленького ребенка должна развиться благодаря правильной заботе родителей. Это неприятный процесс – шумный, беспорядочный, бурный, непредсказуемый, утомительный, но вознаграждающий нас плодами адаптации, которые вырастают у нас на глазах. Лучшее, что мы можем подарить маленькому ребенку, – помочь ему встретиться с грустью и слезами, когда он сталкивается с тем, что не в силах изменить. Он сможет учиться на своих ошибках, преображаться благодаря тому, что он не может изменить, и использовать свою фрустрацию для изменения того, что может. Иногда сила эмоций, стоящая за фрустрацией, может быть успокоена только признанием поражения, которое приносят с собой наши слезы, – тогда мы обретаем покой от тщетных исканий. Слезы приводят ребенка к покою, чтобы он мог играть и расти. Мы же должны стать «слезовыжималками» и утешителями, которые так нужны нашим детям.