Он сам чувствует, что ему не по силам

42. Ендрек – деревенский малыш. Он уже ходит. Держась рукой за дверной косяк, он осторожно перелезает из избы через порог в сени. Из сеней по двум каменным ступенькам ползет на четвереньках. Перед хатой встретил кота: они посмотрели друг на друга и разошлись. Споткнулся о комок глины, остановился, смотрит. Нашел палочку, сел, роется в песке. Рядом лежит кожура от картошки, он берет ее в рот, набил рот песком, скорчил рожицу, отплевывается, бросает кожуру. Снова на ногах, бежит навстречу собаке, собака его грубо опрокинула. Ендрек сморщился, готов зареветь, но нет: что-то вспомнил, волочит метлу. Мать идет по воду, он уцепился за юбку и бежит уже увереннее. Вот группа детей постарше, у них тележка; он смотрит; его отогнали, он встал в сторонке и смотрит. Два петуха дерутся. Ендрека посадили в тележку, везут, опрокинули. Мать зовет его. Это первая половина из шестнадцати часов дня.

Никто не говорит ему, что он еще ребенок, он сам чувствует, что ему не по силам. Никто не говорит ему, что кот может оцарапать, что по ступенькам он еще ходить не умеет. Никто не ограничивает его отношений со старшими детьми. «По мере того как Ендрек подрастал, все дальше от хаты разбегались тропы его странствий» (Виткевич).

Он часто ошибается, заблуждается; стало быть, шишка, здоровенная шишка, шрам.

Право, нет: я вовсе не хочу подменить излишек опеки ее отсутствием.

Я только хочу отметить, что годовалый ребенок в деревне уже живет, тогда как у нас зрелый юноша еще только вступает в жизнь. Господи помилуй, да когда жить-то?