Работа

44. – А ты умеешь сам открывать дверь? – ?спросил я пациента, мать которого предупредила меня, что он боится врачей.

– Даже в уборной! – выпалил он.

Я рассмеялся. Мальчик сконфузился, но еще больше стыдно стало мне. Я вырвал у него признание в тайной победе и высмеял его.

Нетрудно догадаться, что было время, когда перед ним были открыты уже все двери, а дверь уборной все еще не поддавалась его усилиям, вот она и стала целью его усилий; он был похож в этом на молодого хирурга, который мечтает провести трудную операцию.

Он никому не признавался в этом, потому что знает: то, что составляет его внутренний мир, не найдет отклика у окружающих.

Может, его не однажды отругали или отталкивали подозрительным вопросом:

– Чего ты там крутишься, что ты там вечно копаешься? Не трогай, испортишь. Сию секунду марш в комнату!

И поэтому он работал тайком, украдкой, и в конце концов – открыл.

Обращали ли вы внимание, как часто, когда раздается звонок, вы слышите просительное: «Я открою!»

Во-первых, замок у входной двери тугой; во-вторых: это чувство, что там, за дверью, – взрослый, который сам не справится и ждет, пока он – малыш! – ?ему поможет.

Такие маленькие победы одерживает ребенок, которому уже снятся дальние страны, который в мечтах уже стал Робинзоном на необитаемом острове, а на самом деле – счастлив, когда ему разрешают смотреть в окошко.

«Ты умеешь сам залезать на стул?», «Умеешь прыгать на одной ножке?», «Можешь левой рукой поймать мяч?»

И ребенок забывает, что он не знает меня, что я буду осматривать ему горло, что я пропишу ему лекарство.

Я тронул в нем струну, которая выше чувства смущения, страха, неприязни, и он радостно отвечает:

– Могу!

Вам случалось видеть, как младенец долго, терпеливо, с напряженным лицом, приоткрытым ртом и сосредоточенным взглядом стаскивает и надевает носок или пинетку? Это – не игра, не подражание, не битье баклуш, это работа.

Какую пищу дадите вы его воле, когда ему будет три года? Пять? Десять лет?