Научить отличать идейность от «видимости и карьеры»

111. Если внимательно вглядеться не в коллективную душу детей этого возраста, а в ее составные части, не в толпу, а в каждого в отдельности, то мы вновь увидим две полярно отличные организации.

Найдем того ребенка, который тихонько хныкал в колыбельке, медленно подтягивался на ноги своими силами, не протестуя, отдавал печенье, издали посматривал на детей, игравших вокруг, а теперь топит свою боль и бунт ночами в не видимых миру слезах.

Мы увидим и другого ребенка, который синел от крика, которого ни на миг нельзя было оставить одного, не страшась, который вырывал у сверстника мяч, командовал: «Кто будет играть? Скорее беритесь за руки!», а теперь навязывает свою программу бунта и деятельное беспокойство сверстникам и всему обществу.

Я старательно и упорно искал объяснения этой мучительной загадки: почему в коллективной жизни и молодежи, и взрослых так часто порядочная мысль вынуждена скрываться или тихо убеждать, в то время как наглость кричит о себе в рупор; почему доброта так часто выступает синонимом глупости или убожества. Как часто рассудительный общественный деятель и добросовестный политик идет на уступки, сам не зная почему, а мог бы найти объяснение в словах Цезария Елленты[11]^:

«Мне не хватает наглой рожи отвечать на их выдумки и колкости, я не умею разговаривать и договариваться с теми, у кого на все готов брехливый ответ альфонсов».

Что делать, чтобы в брожении соков коллективного организма могли занять равное место и активные, и пассивные, чтобы в нем свободно кружили элементы всех плодотворных сфер?

«Я этого так не спущу. Я знаю, что делать. Довольно с меня такого добра», – говорит действенный бунт.

«Лучше успокойся. Зачем тебе это? Возможно, тебе это только кажется».

Эти простые слова, выражение искреннего сомнения или искреннего смирения, действуют успокаивающе, обладают большей силой, нежели изысканная фразеология тирании, какую развертываем мы, взрослые, желая поработить детей. Сверстника не стыдно послушаться, но дать убедить себя взрослому, а тем более позволить себя взволновать – означает дать себя подловить, обмануть, заставить признаться в собственном убожестве; к сожалению, они правы, не доверяя нам.

Но как, повторяю, защитить мыслительный процесс от ненасытного тщеславия, робкое размышление от крикливого аргумента, как научить отличать чистую идейность от «видимости и карьеры», как оградить догмат от насмешки, а идеи юности от опытной предательской демагогии?

Ребенок вступает – шагом марш! – в жизнь, в жизнь вообще, а не в половую, ведь он созревает не только в половой сфере.

Если ты понимаешь, что не сумеешь решить ни одной из этих проблем без их участия, если скажешь им все, что тут написано, то по окончании услышишь:

«Ну, пассивные, пошли домой. – Будешь активничать – получишь в рыло. – Эй ты, догматичная среда, шапку мою отдай…»

Не думай, что они издеваются над тобой, не говори: «Все впустую…»