АРЕСТОВАННАЯ КОМЕДИЯ

В 1798 году, во времена Павла I, вышла из печати комедия известного поэта и драматурга Василия Васильевича Капниста «Ябеда»1. Сюжет «Ябеды» был подсказан В. Капнисту личными его переживаниями и злоключениями на собственном судебном процессе, проигранном им в Саратовской гражданской палате по поводу какого–то имения.

«Ябеда» Капниста занимает значительное место в истории русской драматургии.

Одна из первых обличительных комедий на нашей сцене, она явилась предшественницей грибоедовского «Горя от ума» и гоголевского «Ревизора».

Сам Капнист находился под непосредственным влиянием «Недоросля» Фонвизина.

Комедия зло обличала произвол и взяточничество, царившие в судах того времени. Уже фамилии действующих лиц говорили сами за себя: Кривосудов, Хватайко, Кохтев…

Один из героев комедии, председатель суда Кривосудов, поет, например, такие куплеты:

«Бери! Большой в том нет науки,

Бери, что только можно взять,

На что ж привешаны нам руки,

Как ие на то, чтоб брать! Брать! Брать!»

Комедия была написана в 1793— 1794 годах, еще при Екатерине II, но годы эти были такие, что автор не рискнул выступить с ней перед зрителями и читателями. Только при Павле I, 22 августа 1798 года, она впервые была представлена в Петербурге.

Успех у зрителей комедия имела громадный. Ряд фраз из «Ябеды» был тут же подхвачен и некоторые из них вошли в поговорки. «Законы святы, да исполнители лихие супостаты» — повторяли потом много лет.

Позже В. Г. Белинский, который был не высокого мнения о поэтическом таланте Капниста, писал о его комедии, что она «принадлежит к исторически важным явлениям русской литературы как смелое и решительное нападение сатиры на крючкотворство, ябеду и лихоимство, так страшно терзавшие общество прежнего времени»2.

Одновременно с постановкой комедии на сцене Капнист решил ее напечатать, для чего обратился к придворному поэту Ю. А. Нелединскому—Мелецкому со следующим письмом:

«Милостивый государь мой, Юрий Александрович!

Досады, которые мне и многим другим наделала ябеда, причиной, что я решился осмеять ее в комедии; а неусыпное старание правдолюбивого монарха нашего искоренить ее в судах, внушает мне смелость посвятить сочинение мое его императорскому величеству. Препровождая оное вашему превосходительству, аки любителю российского слова, покорнейше прошу узнать высочайшую волю, угодно ли будет усердие е. и. в. и благоволит ли он удостоить меня всемилостивейшим позволением украсить в печати сочинение мое, одобренное уже цензурою, священным его именем.

Имею честь быть и проч. В. Капнист.

Спб. Апреля 30 дня 1798 г.»3.

Хотя цензура и разрешила комедию, но весьма основательно изуродовала ее, выбросив, примерно, восьмую часть текста вовсе.

На письмо В. Капниста последовал следующий ответ Нелединского—Мелецкого:

«Его императорское величество, снисходя на желание ваше, всемилостивейше дозволяет сочиненную вами комедию под названием «Ябеда», напечатать с надписанием о посвящении оного сочинения августейшему имени его величества. С совершенным почтением и преданностью честь имею пребыть вашим, милостивый государь мой, покорнейшим слугой Юрий Нелединский—Мелецкий. В Павловске, июня 29 дня 1798 г.»

Получив разрешение, Капнист подарил право печатания комедии понравившемуся ему актеру А. М. Крутицкому, исполнителю роли Кривосудова в комедии.

В том же 1798 году актер Крутицкий очень быстро успел напечатать комедию в количестве более 1200 экземпляров. Несколько экземпляров сверх этого Крутицкий напечатал в качестве «подносных», на особой бумаге. В эти экземпляры, а также в какую–то часть общего тиража, он, кроме гравированного фронтисписа и посвящения комедии Пазлу I, добавил еще страницы, на которых были напечатаны вышеприведенное письмо Нелединского—Мелецкого к Капнисту и письмо самого Капниста к актеру Крутицкому, издателю «Ябеды». Письмо это таково:

«Милостивый государь мой, Антон Михайлович!

Препровождая вам при сем комедию мою «Ябеду», прошу покорно принять от меня право к напечатанию оной в пользу вашу. Верьте, милостивый государь мой, что к сему побуждаюсь я единственно желанием доказать перед всеми уважение, которое к дарованиям вашим ощущаю, и надеждою, что сочинение мое также благосклонно принято будет от вас читателями, как зрителями принято было. Есмь с истинным почтением и т. д. В. Капнист. 1798 г. Сентября 30?го дня».

Привожу текст этих любопытных писем потому, что «особые» экземпляры «Ябеды», в которых они напечатаны, представляют большую библиографическую редкость. Почти все библиографы указывают число страниц в ней 135, т. е. описывают «обыкновенные» экземпляры, без приведенных выше писем, тогда как в «особых» экземплярах страниц 138. На добавочных страницах и были напечатаны указанные два последних письма.

Появление «Ябеды» на сцене, вызвав восторг одной части зрителей, пробудило ярость и негодование у другой. К этой второй части принадлежали крупные бюрократы–чиновники, увидевшие в образах комедии свои собственные портреты. На автора посыпались доносы, адресованные на имя самого Павла I. Торопливый в своих решениях, Павел тут же приказал комедию запретить, напечатанные экземпляры арестовать, а автора немедленно сослать в Сибирь.

Комедия прошла в театре всего четыре раза. Вышедшие к этому времени в свет печатные ее экземпляры в количестве 1211 были немедленно арестованы. По этому поводу сохранился любопытный документ такого содержания:

«Милостивый государь, Дмитрий Николаевич (Неплюев. — Н. С. — С)!

По высочайшей воле государя–императора, отобранные мною от господина Крутицкого, иждивением его напечатанные 1211 экземпляров комедии «Ябеды», при сем имею честь препроводить вашему превосходительству. Барон фон дер Пален»4.

Подобные дела при Павле I делались быстро. Комедию запечатали сургучом в сундуке цензуры, а автора ее Капниста фельдегер–ские кони помчали в Сибирь.

Но вечером того же дня, как рассказывают некоторые, Павел пожелал, вдруг, проверить правильность своего «повеления». Он приказал дать этим же вечером комедию у себя, в «Эрмитажном» театре.

Трепещущие актеры разыграли комедию, причем в зрительном зале находилось всего два зрителя: сам Павел I и наследник его Александр.

Эффект был совершенно неожиданный. Павел хохотал, как безумный, часто аплодировал актерам, а первому же попавшемуся на глаза фельдъегерю приказал скакать по дороге в Сибирь за автором.

Возвращенного с дороги Капниста всячески обласкал, возвел в чин статского советника и до своей смерти оказывал ему покровительство 5.

Так ли это было точно или нет, документов по этому поводу не сохранилось, но то, что напечатанная комедия была арестована, а автор едва не угодил в Сибирь, — правда. Правда и то, что Павел I после, действительно, оказывал некоторое покровительство Капнисту. Впрочем, «покровительство» это не распространялось на комедию «Ябеда». К представлению и к печати она все–таки дозволена не была и увидела снова свет рампы только в 1805 году, далеко не сразу даже после смерти Павла I. Находившиеся же под арестом экземпляры комедии появились в продаже несколько раньше, получив «амнистию» в 1802 году. Подтверждением этому служит хранящаяся сейчас в Пушкинском доме расписка актера Крутицкого, издателя комедии. Текст этой расписки таков: «Тысяча восемьсот второго года, июля 12 дня получил я из канцелярии его превосходительства г. действительного тайного советника и сенатора Трощинского следующие мне в отдачу по высочайшему повелению экземпляры комедии «Ябеда» сочинения Капниста, всех числом 1211 — в чем и подписуюсь: Российского придворного театра актер Антон Крутицкий»6.

Имеющийся у меня экземпляр «Ябеды» принадлежит к числу «подносных», печатавшихся обычно в самом ничтожном количестве.

В этом экземпляре имеется, как уже говорилось выше, великолепный гравированный фронтиспис и добавочный лист с письмами Нелединского—Мелецкого и Капниста. Отпечатана вся книга на особой, плотной бумаге. Это сделало экземпляр комедии весьма массивным, более чем вдвое толще всех прочих ее экземпляров. Книга переплетена в роскошный золототисненный, зеленого цвета марокен с золотым обрезом.

Таких экземпляров я ни в одной библиотеке не видел и имею основание думать, что если он не уникален, то во всяком случае особо редок.

Попал он ко мне из собрания покойного библиографа Н. Ю. Ульянинского, при жизни всегда «ахавшего и охавшего» вокруг этой своей замечательной находки.

Весь остальной тираж комедии, в свою очередь, подразделялся на два вида:

а) Полные экземпляры, с количеством страниц 138, с хорошими

отпечатками гравюры. Эти экземпляры отличаются от моего

«подносного» только качеством бумаги.

б) Экземпляры на худшей бумаге (иногда даже не одинакового

цвета), с гравюрой, отпечатанной плохо и слепо, явно с «усталой»

доски. Во многих экземплярах эта гравюра отсутствует вовсе.

Количество страниц в этой части тиража—135. Нет страниц

137–138 с письмами Нелединского—Мелецкого и Капниста.

Дореволюционные антиквары знали эту разницу между двумя видами издания комедии и ценили «Ябеду» с 138 страницами значительно дороже, считая книгу большой редкостью, в то время как обыкновенные экземпляры, с количеством страниц 135, расценивали от рубля до трех рублей, в зависимости от наличия или отсутствия гравюры. Редкостью такие экземпляры не считались.

Между двумя указанными видами издания «Ябеды», кроме разного количества страниц, качества бумаги и качества отпечатка гравюры, существует еще одно различие: некоторые страницы второго вида набраны заново тем же шрифтом, с весьма незначительными разночтениями: в одном случае исправлена опечатка, в другом допущена новая; в одном случае концовочная линейка длиннее, в другом — короче и так далее.

Подобная разница в наборе некоторых страниц одного и того же издания в 18 и первой половине 19?го веков была отнюдь не редким явлением.

Мы уже знаем, что считалось в обычае печатать некоторые книги непременно в нескольких видах: какое–то количество особо роскошных или «подносных» экземпляров, затем часть тиража на хорошей бумаге «для любителей и знатоков» и, наконец, простые экземпляры — для продажи.

«Подносные» экземпляры печатались иногда с большими полями, иногда на шелку или на бумаге другого цвета.

Разумеется, каждая перемена бумаги, изменение полей, изъятие гравюр (если они были в тексте), — требовали новой приправки набора, иногда и переверстки. При этом могли происходить частичные изменения: замена букв, украшений, а иногда и полная перемена набора той или иной страницы.

Библиографы знают, например, что книга «Торжествующая Минерва» 1763 года печаталась вообще сразу двумя наборами, с некоторой разницей в украшениях.

Менялся набор частично или полностью в некоторых книгах времен Петра Первого. Это происходило иногда по причине значительного тиража книг, при котором литеры набора «уставали», сбивались.

Да мало ли, наконец, какие случайности могли быть в процессе печатания книги? Техника была примитивная, печатали не торопясь, с оглядкой. Замечали опечатку — исправляли, замечали, что лист начал давать плохие оттиски, — останавливались, меняли приправку, иногда шрифт. Все это никого не удивляло, и все считали книгу, вышедшую под одним заглавным листом, с одной и той же датой печатания — одним изданием, а не несколькими.

Совершенно иначе отнесся к этим особенностям типографской техники прошлого киевский литературовед, доцент А. И. Мацай. В выпущенном недавно исследовании о «Ябеде» В. Капниста А. И. Мацай, основываясь исключительно на мелких типографских «разночтениях», замеченных им в разных экземплярах комедии, сделал заключение не только о существовании какого–то одновременного «второго» ее издания, но и определил его как якобы подпольное, нелегальное, являющееся «едва ли не первым в России подпольным изданием художественного произведения вообще»1.

А. И. Мацай пишет: «Экземпляры комедии, разошедшиеся по рукам до отобрания большей части тиража у Крутицкого, не могли удовлетворить огромного на нее спроса. Это и родило идею издать «Ябеду» нелегально, под видом первого, «дозволенного цензурой» и частью разошедшегося по рукам издания».

Никаких других доказательств, кроме замеченных им в экземплярах разных видов «Ябеды» опечаток и перестановок запятых, А. И. Мацай не приводит, и поэтому предположение его малоубедительно.

Огромный спрос на комедию основанием для такого предположения тоже служить не может, так как, скажем, на «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева спрос был куда больший, но, однако, о подпольных и нелегальных изданиях его книги никто даже не смел и думать. Во времена Екатерины II и, в особенности, Павла I с такими делами не шутили. Они пахли не только Сибирью…

Спрос на книгу Радищева удовлетворялся ходившими по рукам многочисленными рукописными списками. Именно благодаря им «Радищев, рабства враг–цензуры избежал».

Избежала цензуры и комедия Капниста «Ябеда». Она тоже ходила по рукам в списках, тем более, что по размеру своему она была значительно легче для переписки, чем радищевское «Путешествие».

Все, что далее сообщает А. И. Мацай в защиту своей гипотезы, так же бездоказательно. По его словам: «…Капнист и Крутицкий, по–видимому, были участниками нелегального, подпольного издания…»

Еще далее сообщается: «Для того, чтобы осуществить нелегальное издание, комедию пришлось вновь набрать тем же шрио^ом, каким было набрано первое издание…» «Но как ни велико было мастерство рабочего–наборщика, — пишет А. И. Мацай, — он не смог выполнить свою совершенно необычную работу, требующую поистине изумительной виртуозности, с абсолютной точностью».

Поэтому, по мнению А. И. Мацая, и получились некоторые мелкие несовпадения: фамилия издателя в одном случае набрана «Крутицкого», а в другом — «Крутицкаго», в «легальном издании» напечатано «потряхает», а в «нелегальном» — «потряхивает» и так далее.

Отстаивая свою точку зрения, А. И. Мацай сообщает, что им изучено тринадцать экземпляров «Ябеды», из которых пять он считает первого легального издания и восемь якобы второго «подпольного». Подсчитывая в них типографские разночтения, которые можно найти только с лупой и сантиметром, А. И. Мацай почему–то обходит молчанием главное разночтение между первыми и вторыми.

По его же словам, все первые пять экземпляров «легального» издания имеют 138 страниц текста, в то время, как все восемь экземпляров «подпольного» — только 135.

Так где же «виртуозность» подделывателя — наборщика?

Сумев сделать подделку так, что «два издания «Ябеды» специалисты принимали за одно целых полтора столетия», подделыватель спокойно не набирает и не печатает вовсе две страницы текста, и этой его «ошибки» не замечает никто?

Думается, что не было никакого второго,» подпольного» издания «Ябеды». Было одно, но напечатанное, по манере того времени, в трех видах: несколько экземпляров роскошных «подносных», какое–то количество–просто хороших, «для любителей и знатоков» и остальное — «обыкновенные», для продажи.

В экземпляры первого и второго вида издатели посчитали необходимым приложить страницы с письмами, а третий вид выпущен без них.

Исследователь «Ябеды» А. И. Мацай нашел в библиотеках пять экземпляров, относящихся ко второму виду издания, а восемь — к третьему. Первого, «роскошного» вида ему не попалось.

Экземпляры «роскошные», так же, как и экземпляры второго вида издания «Ябеды» 1798 года, и по количеству страниц, и по набору, абсолютно одинаковы.

При переводе типографской машины на печать третьего, «обыкновенного» вида издания, по каким–нибудь техническим причинам пришлось некоторые страницы набрать заново.

Вот, собственно, и все.

Какие–либо другие, более смелые предположения, либо надо подтверждать документально, либо они так и остаются только предположениями.

В общем, вокруг «Ябеды» создалось две легенды.

Одна о том, что Павел I приказал отдельно для себя поставить комедию, остался ею доволен и велел вернуть с дороги высланного в Сибирь Капниста.

Другая легенда повествует о наличии какого–то второго якобы нелегального подпольного издания «Ябеды».

Думается, что первая легенда заслуживает большего доверия. Павел I был именно таким: сумасшедшим, стремительным, могущим в секунду возвысить своего подданного или тут же ввергнуть его в узилище.

Произошла ли подобная история с Капнистом или не произошла, но она очень похожа на правду.

Вторая легенда — о «подпольном» издании «Ябеды» — не внушает доверия, прежде всего, по именам лиц, в ней участвующих. Очень был вольнолюбивый и смелый человек В. Капнист. Автор исследования «Ябеды» А. И. Мацай говорит об этом верно и убедительно.

Но ни сам создатель «Ябеды», ни тем более актер Крутицкий «свергателями воли монаршей» отнюдь не были.

И это, мне думается, самый действенный аргумент против существования какого–то второго, «нелегального и подпольного» издания «Ябеды».

Ко всему этому считаю не лишним добавить, что в моем собрании имеется, например, книга басен моего друга Сергея Владимировича Михалкова, с рисунками Е. Рачева, изданная в Москве в 1957 году. Книга эта — подарок автора. На ней его автограф:

«Старателю–собирателю книг редкостных и обыденных тоже — Николаю Смирнову—Сокольскому от Сергея Михалкова». Далее идет его же шутливое двустишие:

«Среди Крыловых и Зиловых,

Есть место и для Михалковых».

Сообщаю я об этом не для того, чтобы похвастаться дружбой с писателем (хотя дружбу эту я очень ценю), а потому, что экземпляр книги его вовсе не «обыденный». Это один из «сигнальных» экземпляров, несколько отличающийся от тех, которые после поступили в продажу. Между ними есть кое–какие типографские и прочие разночтения, чуточку похожие на те, которые были в разных видах одного и того же издания «Ябеды» Капниста 1798 года.

Как видите — это случается и теперь.

НАВИ ВОЛЫРК

Библиографическая повесть об Иване Крылове

Вступление

Появление в печати произведения писателя, выход в свет книги — самые значительные события в его жизни. Для изучения творчества писателя важно не только содержание самого произведения, но и как оно появилось в печати: отдельной ли книгой или в журнале и при каких обстоятельствах. Это иногда открывает такие подробности, такие важные факты жизни и творчества писателя, каких не найдешь ни в каких других источниках.

Как–то мне повезло, и я в 1931 году купил у букиниста собрание сочинений И. А. Бунина. Книги были самого обыкновенного вида, да и издание тоже самое обыкновенное — приложение к марксовскому журналу «Нива» за 1915 год. Всем известное шеститомное собрание сочинений, переплетенное в три издательских переплета. И уплатил–то я всего пять рублей.

Страницы всех шести томов были испещрены какими–то пометками, на которые я, по совести говоря, не обратил, тогда должного внимания. Бунина я уже давно читал, это издание у меня уже было, его кто–то взял, но позабыл отдать, и вот пришлось купить еще раз.

Купил, поставил эти книги на полку, и они стали ждать своего часа. Недавно как–то пришел ко мне в гости почтенный мой друг Николай Сергеевич Ашукин, литературовед, знаток книг. Понадобился ему зачем–то Бунин. Достал книги с полки, рассматривал их, рассматривал, да, вдруг, и говорит:

— А вы знаете, батенька, что это у вас такое? Личный экземпляр Ивана Алексеевича Бунина, с его собственноручной разметкой: где, когда, в каком именно журнале или альманахе напечатано то или иное стихотворение, тот или иной рассказ.

Стали рассматривать экземпляр вместе. Действительно — клад! У каждого произведения рукой Бунина сделана пометка: когда и где оно было напечатано раньше. Замелькали названия давно забытых сборников и периодических изданий: «Зарницы», «Перевал», «Образование», «Новое слово», «Журнал для всех» и другие. И все это — с числом, номером, с указанием измененного заглавия произведения. Указаны сокращения, какие были при первом издании, и наоборот, что именно впоследствии дополнено. Для библиографа и литературоведа — это годы труда, да и то так дотошно и подробно не сделать.

— Видел ведь я этот экземпляр–то, у самого Бунина, — продолжал рассказывать мне Н. С. Ашукин. — Хвастался им Иван Алексеевич. Говорил, что поработал, мол, для будущих биографов… И вот — на тебе!

История, как попал этот экземпляр ко мне, проста: Бунин (по словам Н. С. Ашукина) дал этот размеченный экземпляр литературному критику Ю. В. Соболеву для работы. Сам писатель вскоре эмигрировал, а Ю. В. Соболев умер, и часть его библиотеки очутилась у букинистов. Сейчас автобиблиография Ивана Алексеевича Бунина цела и интересующимся может быть в любой час дана для работы.

Названия органов, где печатались впервые произведения того или иного писателя, говорят о литературных группировках, к которым принадлежал писатель, говорят… Словом, говорят иногда гораздо больше и точнее, чем некоторые биографы и исследователи.

Еще больше рассказывают о жизни и творчестве писателя не нашего времени прижизненные издания его книг. Здесь все весьма важно: год издания, когда книга разрешена цензурой и кто цензор, кем она издана, в какой типографии напечатана, какой был тираж и т. д. Важно, как быстро разошлась книга, стала ли она редкостью или ее еще и сегодня, по прошествии многих лет, можно легко найти на книжном рынке.

У Валерия Брюсова в «Терцинах к спискам книг» есть примечательные слова:

…угадывать великое в немногом,

Воссоздавать поэтов и века

По кратким предварительным пометам:

«Без титула», «в сафьяне» и «редка»…1

Помогают порой «воссоздавать поэтов и века» пометы и на самих книгах. Интересны экслибрисы их прежних владельцев, их надписи, если, конечно, они имеют непосредственное отношение к данной книге. Вспоминаются строки Н. А. Некрасова:

Одно заметил я давно,

Что как зазубрина на плуге,

На книге каждое пятно --

Немой свидетель о заслуге 2.

Во всем, что я говорю, нет ничего нового, и, однако, собирая много лет все прижизненные издания великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова, я, например, нигде не нашел их полного и подробного библиографического описания.

Существующие сведения разбросаны по многочисленным источникам, часть которых уже ненаходима. Эти источники крайне неполны и составлены с пренебрежением к самым необходимым подробностям.

Это тем более обидно потому, что жизни, деятельности и анализу творчества И. А. Крылова у нас посвящен ряд замечательных работ наших крылововедов — С. М. Бабинцева, Д. Д. Благого, А. П. Могилянского, И. В. Сергеева, Н. Л. Степанова и других.

Сейчас развеян миф о Крылове, как о добродушном анекдотическом «дедушке», басни которого старое реакционное литературоведение определяло, главным образом, как полезное чтение для детей. Лицо Крылова–сатирика, публициста–борца, писателя для народа намеренно замаскировывалось.

Это подлинное лицо И. А. Крылова всегда было ясно прогрессивному лагерю литературы и в первую очередь В. Г. Белинскому, который много писал о политической направленности сочинений Ивана Андреевича, о сатиричности и народности его басен, о значении его публицистических произведений.

Ниже делается попытка рассказать о судьбе всех отдельных книг, журналов и пьес И. А. Крылова, напечатанных при его жизни. Затрагиваемые попутно факты из биографии писателя носят лишь иллюстративный характер. Это — или от книги к факту, или от факта к книге. Ни на что большее настоящая работа не претендует.