ПОЭТ, КОТОРОГО ЯКОБЫ НЕ БЫЛО

Семен Афанасьевич Венгеров в своем «Критико–библиографическом словаре русских писателей» начинает статью о «поэте–самоучке» 30?х и 40?х годов прошлого века Егоре Алипанове следующими словами: «Перелистывая как–то несколько лет тому назад немецкий оригинал «Истории всемирной литературы» Шерра, мы в главе, посвященной России (в русском переводе эта глава выброшена), с немалым удивлением натолкнулись на следующую тираду:

— Находившийся под влиянием Шекспира и Гете кружок поэтов, к которому принадлежали Веневитинов, Хомяков, Бенедиктов и Якубович, больше обещал, чем дал. Зато Алексей Кольцов, а после него С. Алипанов и А. И. Ульянов, пропели песни, во всей своей свежести и самобытности вырвавшиеся из народной души и открывающие собою новую оригинальную полосу в русской лирике».

Далее Семен Афанасьевич Венгеров совершенно правильно критикует Шерра, называя это его сообщение «одним из курьезов, столь обильно уснащающих все, что пишется иностранцами о России».

«Как тут не подумать, — продолжает С. А. Венгеров, — что даже самые имена–то этих мнимых сверстников Кольцова сочинены. Наполовину наши сомнения и оправдались. Поэта Ульянова никогда не существовало, а удалось нам только разыскать в нотных каталогах фамилию композитора Ульянова, сочинявшего романсы»1.

Вот, собственно, против последнего, столь категорического утверждения С. А. Венгерова относительно якобы «никогда не существовавшего» поэта Ульянова и хочется сказать несколько слов.

Дело в том, что поэт Ульянов, и именно «поэт–самоучка», такой же, как Алипанов и Слепушкин, на свете был, и немецкий историк литературы Шерр имел все основания назвать его имя. Правда, инициалы Ульянова не «А. И.», а «Н.», но ведь у Шерра и Алипанов «С», когда на самом деле он Егор, и это, однако, не помешало С. А. Венгерову найти его в списке «поэтов–самоучек».

Можно было бы и не останавливать внимания на этой явной ошибке С. А. Венгерова, если бы в вышедшем уже в наше время тринадцатом томе Полного собрания сочинений В. Г. Белинского (Л., 1948), в примечаниях и комментариях редактора тома В. С.Спиридонова эта ошибка не была бы еще раз подтверждена словами: «Поэта Ульянова, как уже указывалось С. А. Венгеровым, не существовало в русской литературе».

Далее, в именном указателе, нужнейшем, кстати сказать, указателе, помещенном в том же томе, об этом еще раз говорится самым категорическим тоном: «Ульянов. Поэт, упоминаемый в труде Шерра, но не существовавший в русской литературе» 2.

Книга этого «не существовавшего в русской литературе» Ульянова–сейчас у меня перед глазами. Она называется: «Сочинения Ульянова. В двух частях с 16 картинками». Напечатана в Петербурге, в 1856 году, в типографии Дмитриева 3.

В первой части книги помещены стихи, оды, басни. Во второй части — прозаические повести и т. д. Из содержания книги можно узнать, что автор ее в 40?х годах «был в Петербурге и исполнял там должность приказчика при оптовой хлебной торговле». На этой должности автор, по–видимому, как–то «разжился» и в 1854 году уже носит звание «рыбинского купца».

Я отнюдь не «первооткрыватель» книги Ульянова. Брат библиографа Ивана Остроглазова, Остроглазое Василий, поместивший описание своей библиотеки в «Русском архиве» в 1914 году, найдя эту же книгу Ульянова, поспешил возвести ее в сан «редкостей», как «издание, которое не удалось найти Венгерову»4.

Книжка, впрочем, действительно редкая, и найти ее и С. А. Венгерову, и В. С. Спиридонову — действительно, может быть, не удалось.

Но как оба они не нашли довольно обширную рецензию на книгу Ульянова, написанную ни больше ни меньше, как самим Н. Г.Чернышевским — это по–настоящему удивительно.

Опубликованная впервые в 1856 году в № 9 «Современника», рецензия вошла и в собрание сочинений Н. Г. Чернышевского (том 2, 1906 год).

Разбирая «Сочинения Ульянова», Н. Г. Чернышевский пишет: «Правда, у него нет таланта, но один ли он виноват в этом грехе? Разве есть талант у иных стихотворцев, которыми многие восхищаются? Правда, у него нет литературного навыка; но тем больше чести ему, что он без всякого образования пишет часто совершенно так же, как пишут иные поэты, которые и в университетах бывали, и в образованном кругу обращаются, и о свободном творчестве умеют поговорить или помолчать с многозначительной улыбкой».

Н. Г. Чернышевский приводит несколько образцов творчества Ульянова, иронически отмечая при этом:

«…мы уверены, что у иных, даже очень высоко превозносимых поэтов, если поискать хорошенько, найдутся такие стихотворения, как например:

Я тайну твою, друг, подметил случайно

И вздох твой летучий вполне разгадал,

Он в сердце моем, будто эхо, печально

Откликнулся. И вот что я в нем прочитал и т. д.

или такие, как, например, «Песня воинам, взявшим Каре»:

Здравствуйте, ребятушки,

Здравствуйте, друзья!

С песенкой воинской

В стан пришел к вам я… и т. д.»

Заканчивает рецензию Н. Г. Чернышевский такими словами: «Сочинения г. Ульянова надобно было бы причислить к серобумаж–ной литературе, но у кого, после вышеизложенных соображений, достанет духу на такой строгий приговор?» 5.

Однако, каков бы ни был этот приговор Н. Г. Чернышевского, он, во всяком случае, сам по себе весьма весомо напоминает библиографам и литературоведам, что поэт–самоучка Ульянов на свете был и что его никак нельзя считать «не существовавшим в русской литературе».

Не следует, конечно, только на основании этого, выносить строгое суждение и о самих библиографах. Дело у них трудное, важное, кропотливое и крайне неблагодарное.

Замечательный русский библиограф В. И. Межов когда–то с горечью говорил:

«…едва лишь явился какой–либо указатель, как многие встречают его весьма враждебно. Пусть он на сотни справок ответит удовлетворительно, за это даже не скажут спасибо составителю. Но стоит только двумя–тремя ошибками не угодить справляющемуся, как на голову несчастного библиографа посыпятся обвинения в недобросовестности и невежестве, а его труд сочтут годным только на макулатуру» 6.

Ни в каком случае, никогда я не хотел бы напоминать собою людей, на которых так справедливо жалуется В. И. Межов, отдавший жизнь русской книге.