Исчезающий Volk[149]
Никакая другая страна не осознала яснее, что демография – это судьба, чем Германия.
За кулисами обеих великих войн, которые разорвали Европу на части, таился страх Британии, опасавшейся, что Германия, сокрушив в 1870 году Францию, станет слишком густонаселенной и могущественной. Политика баланса сил побуждала Британию к сближению с извечными колониальными соперниками, Россией и Францией. Премьер-министр Бенджамин Дизраэли признавал колоссальную важность франко-прусской войны и организованное Бисмарком объединение германских государств и народов под прусскими знаменами:
«Война олицетворяет германскую революцию, политическое событие более крупное, нежели французская революция прошлого столетия… Не осталось ни единой дипломатической традиции, которая бы уцелела. Мы проснулись в новом мире… Баланс сил полностью уничтожен»{552}.
Десять лет, в 1914–1918 и в 1939–1945 годах, британцы и немцы сражались между собой. К 1945 году Германия лишилась военного могущества, а Великобритания утратила статус мировой державы. Затем немцы начали исчезать. «С 1972 года Германия ни единожды не фиксировала превышения количества новорожденных над числом умерших», – пишет Райнер Клингхольц, представитель Берлинского института по вопросам народонаселения и развития{553}.
«Неочевидный процесс сокращения населения маскировался высокой иммиграцией, которая позволяла скрывать естественные потери вплоть до 2003 года С тех пор общая численность населения Германии неуклонно снижается; Федеральное бюро статистики ожидает, что страна к середине столетия лишится около восьми миллионов граждан – это эквивалентно потере населения Берлина, Гамбурга, Мюнхена, Кёльна и Франкфурта, вместе взятых»{554}.
Слова Клингхольца заслуживают повторения: немцы вымирают вот уже сорок лет, и убыль покрывалась за счет турок, восточноевропейцев и арабов, перебирающихся в Германию. А теперь даже иммигранты из мусульманских стран, Восточной Европы и стран «третьего мира» не в состоянии замаскировать печальную реальность.
Удивительно. Вскоре после Второй мировой войны Западная Германия была второй по величине экономикой мира. Сегодня объединенная Германия постепенно превращается в приют пенсионеров, дом престарелых и кладбище германских народов, чье происхождение датируется периодом еще до рождения Христа.
«Сегодня 20 процентов населения Германии старше 65 лет, а 5 процентов – старше 80 лет. К 2050 году возрастная группа «65 плюс» составит 32 процента населения, а группа «80 плюс» – 14 процентов населения… К середине столетия каждый седьмой немец будет старше 80 лет. Указанные цифры также верны для Испании и Италии»{555}.
В Австрии, где уровень рождаемости снизился до 1,4 ребенка на одну женщину, восьмидесятипятилетний Карл Джерасси, причастный к ключевому открытию, которое предвещало появление противозачаточных пилюль, называет демографический упадок Европы «катастрофическим сценарием», «фильмом ужасов». В Европе «нет никакой связи между сексуальностью и воспроизводством»{556}. Дональд Рамсфелд был абсолютно прав, рассуждая о «старушке Европе».
Что касается Южной Европы, где уровень рождаемости среди католиков упал на две трети от необходимого для воспроизводства, Карл Хауб из Бюро информации о народонаселении пишет:
«Нельзя продолжать до бесконечности, имея уровень рождаемости 1,2 [ребенка на одну женщину]. Если сравнить размеры возрастных групп 0–4 и 29–34 в Испании и Италии, то выяснится, что младших почти наполовину меньше, чем старших. Нельзя существовать с полностью перевернутым возрастным распределением, с пирамидой, стоящей на макушке. Нельзя обеспечить выживание страны, где все население обитает в доме престарелых»{557}.
Как пишет Лонгман, «это не просто игра цифр».
«Последние трагические главы европейской истории намекают на то, что точка перехода от роста к демографическому спаду может оказаться совсем близко. Фашистская идеология в Европе во многом вдохновлялась «Закатом Европы» Освальда Шпенглера, «Приливом цвета против мирового превосходства белых» Лотропа Стоддарда и работами других евгеников, одержимых демографическим упадком «арийцев»»{558}.
Сегодня новое поколение европейцев чувствует себя осажденным мусульманскими иммигрантами и начинает присягать не столько пролетариату и консервативным партиям, сколько антиисламским и антииммиграционным движениям, которые существуют ныне практически во всех европейских странах. Кое-где они уже делят власть с традиционными партиями и все громче озвучивают свои требования.