Закат романтической любви

Сукно ее платья зацепилось за бархат его фрака. Она запрокинула голову, от глубокого вздоха напряглась ее белая шея, по всему ее телу пробежала дрожь, и, пряча лицо, вся в слезах, она безвольно отдалась Родольфу.

Гюстав Флобер. Госпожа Бовари, 1857 [73]

Когда Флобер в пятидесятые годы XIX века писал свой роман «Госпожа Бовари», он регулярно переписывался со своей парижской любовницей, поэтессой Луизой Коле. Он жил вместе с матерью в Круассе, в Нормандии, и в своих письмах делился муками писателя, для которого Искусство было религией. Иногда ему за целый день едва удавалось добавить к написанному всего одну строку, и нередко его героиня Эмма Бовари буквально доводила его до болезни.

К чему писать роман о чрезмерно романтической женщине, которая выходит замуж за беспомощного деревенского врача, заводит две любовные интриги, делает кучу долгов и заканчивает жизнь самоубийством? У Флобера на то были свои причины. Как он писал в письме к Коле от 12 апреля 1854 года, «современное сознание ужасно реагирует на то, что мы называем любовью… Наш век смотрит на жалкий цветок Чувства, который в прошлом так сладко благоухал, сквозь увеличительное стекло, словно рассекая его на операционном столе!» [74] .

Как все изменилось с тех пор, когда галантность была в моде, и с тех пор, когда романтики воспевали всепоглощающую любовь! Такие реалисты, как Флобер, собирались решительно развенчать романтический идеал любви, выдвигая на первый план пошлость будничного существования. Его стремление «объективно» изображать людей со всеми их пороками и низменными желаниями в значительной степени способствовало деромантизации чувства любви и любовных отношений во Франции. Флобера даже обвинили в непристойности. Роману «Госпожа Бовари» был вынесен приговор как «оскорбляющему чувства публики и религиозную мораль», но, к счастью, 6 февраля 1857 года автор, которому грозило тюремное заключение и большой штраф, был оправдан. Когда я писала эту главу, Национальное общественное радио США напомнило своим слушателям, что в тот день отмечалась 154-я годовщина со дня оправдания Флобера. Судебное преследование принесло Флоберу известность и прибавило популярности роману. «Госпожа Бовари» изменила взгляды французов на любовь: у них поубавилось иллюзий и появились признаки разочарования.

Флобер и другие реалисты, например Ги де Мопассан, братья Гонкур, Эмиль Золя, старались доказать, что любовь – своего рода «игрушка», в которую сознание играет с самим собой. Как заметил Стендаль, принадлежавший к предыдущему поколению писателей, в своей книге «О любви» (1822), влюбляясь, мы приукрашиваем предмет своей любви, наделяя его всеми теми прекрасными качествами, которые нам хотелось бы в нем видеть. Стендаль называл это «кристаллизацией»: он сравнивает это явление с тем, как на веточке, оставленной в соляных копях, образуются кристаллы, похожие на алмазы [75] . В «Госпоже Бовари» Флобер показал, как именно происходит «кристаллизация» в сознании молодой женщины, влюбленной в двух мужчин, ни один из которых не был ее мужем.

Но было бы ошибочно видеть во Флобере исключительно реалиста, сам он в конце жизни считал иначе. Хотя в «Госпоже Бовари» романтические иллюзии Эммы разрушаются, нужно помнить о том, что Флобер не раз говорил: « Madame Bovary, c’est moi » – «Мадам Бовари – это я». А иначе как ему удалось бы придумать такое трогательное создание? И до сих пор читатели не перестают сопереживать страданиям его героини, а женщины по-прежнему отождествляют себя или, по крайней мере, свою судьбу с образом Эммы Бовари.

Позвольте признаться, что и я была одной из тех девочек-подростков, чувствовавших себя Эммой Бовари, взахлеб читая роман. Мне казалось немыслимым, что руки такой красивой девушки с богатым воображением просит посредственный деревенский доктор, начисто лишенный какого-либо изя щества. Ясно, что она, мечтавшая об утонченности, недоступной ей как дочери фермера, была разочарована своей банальной семейной жизнью и искала себе утешения на стороне. Не могу сказать, что я восхищалась ею так же, как добродетельными героинями английских романов, например Джейн Эйр Шарлоты Бронте и Элизабет Беннетт Джейн Остин, но я сопереживала ей и оплакивала ее судьбу.

Через несколько лет, когда я была уже студенткой Гарвардского университета, я слушала курс лекций, посвященный творчеству Флобера, который читал знаменитый в то время профессор Рене Язинский. Я перечитала «Госпожу Бовари» и уже не могла представить себя на месте главной героини. Теперь Эмма казалась мне заблудшей и недалекой деревенской девушкой. После рождения дочери мое неприятие Эммы усилилось. Я держала на руках чудесную маленькую девочку, я безумно любила ее, а в Эмме не было даже намека на привязанность к своей дочери. Как могла мне вообще нравиться эта книга?!

Учась в магистратуре в университете Джонса Хопкинса, я прочитала «Госпожу Бовари» в третий раз, когда под руководством теперь уже знаменитого профессора Рене Жирара, члена Французской академии, работала над своей диссертацией. Он называл устремления героини «миметическим желанием», то есть она желала того, чего ее научили желать. В романах, которые она читала, «было все про любовь, там были одни только любовники, любовницы, преследуемые дамы… герои, храбрые, как львы, кроткие, как агнцы, добродетельные донельзя, всегда безукоризненно одетые…». Такие слова, как страсть и блаженство , «которые казались ей такими прекрасными в книгах», создали в ее сознании ложное представление о любви. Теория Жирара о миметическом желании была мне понятна, она говорила о том, как повлияли книги, фильмы и киножурналы на формирование романтических желаний у меня и моих подруг.

В третий, но не в последний раз прочитав роман «Госпожа Бовари», я смогла, наконец, осознать многозначность этой книги. Я начала понимать, какие различные толкования романа порождает паутина, сотканная взаимосвязями романтизма и реализма, иллюзиями и разочарованиями. В ней совместились комедия и трагедия, социология и психология, лирика и материализм, пафос и ирония. В пятнадцать лет меня увлекали романтические фантазии Эммы. Став матерью и женой, я отбросила их, трезво посмотрев на любовь и брак. Став более искушенным читателем, я увидела истинное величие романа «Госпожа Бовари» как прекрасного произведения искусства. Флобер настаивал на том, что работает над прозой так же скрупулезно, как и над стихами: каждое слово должно быть выверено, каждая фраза должна звучать достоверно. Все произведение в целом должно быть выстроено так точно, изобиловать такими деталями, чтобы у нас не возникло и капли сомнения в его жизненности и реалистичности, чтобы герои и сюжет захватили нас, а мы унесли бы с собой чувства и мысли, которые долго будут владеть нами уже после того, как мы закроем последнюю страницу романа. Для нас «Госпожа Бовари» – не только возвращение к теме циничного совращения, веками бытовавшей во французской литературе, но и своеобразный критерий нового, антиромантического взгляда на любовные отношения.

Роман «Госпожа Бовари» начинается и заканчивается рассказом не о героине, а о ее муже, Шарле Бовари. Таким образом, героиня оказывается ограниченной рамками брака с человеком, физически непривлекательным и совершенно лишенным воображения. Учась в школе, он носит смешную фуражку: «Это была одна из тех дрянных вещей, немое уродство которых не менее выразительно, чем лицо дурачка» [76] . Шарль Бовари – «гадкий утенок», который никогда не станет лебедем. После окончания колледжа он получает звание officier de santé – лекаря, и родители женят его на обеспеченной вдове вдвое старше него. Пока он не встретил Эмму, ему суждено было вести самый банальный образ жизни. Когда он впервые ее увидел на семейной ферме, куда Шарль приехал, чтобы оказать помощь ее отцу, сломавшему ногу, его поразили «белизна ее ногтей» и ее «пухлые губы», которые она по привычке покусывала, когда умолкала. Эти признаки утонченности и чувственности, свойственные ее натуре, завладели его воображением, и после смерти своей жены он возвращается на ферму ее родителей, чтобы просить ее руки.

Деревенская свадьба Шарля и Эммы продолжалась два дня. Она начинается с реалистической картинки, когда к ним съезжаются гости. Они приезжают в колясках, одноколках, двухколесных шарабанах, кабриолетах, крытых повозках и телегах. Затем автор описывает праздничные наряды: женщины в чепцах, косыночках и наколках, мужчины – во фраках, пиджаках и сюртуках, с золотыми цепочками от часов. Далее он лирически описывает свадебное шествие, «сначала двигавшееся единой пестрой лентой, извивавшейся по полям на узкой тропинке». Во главе него выступал музыкант с украшенной лентами скрипкой, а за ним, возвращаясь из мэрии, шли новобрачные, родственники, друзья и детвора. После брачной церемонии в каретнике под навесом были накрыт стол, и гости пировали до вечера. Свадебный пирог был главным блюдом праздничного обеда, он был сделан в форме храма, а его верхушка была украшена маленьким амурчиком, качавшимся на шоколадных качелях. Эмма предпочла бы полуночное венчание при свете факелов, но от этой романтической затеи пришлось отказаться в пользу старомодной церемонии, более подходящей деревенским жителям. Когда молодожены покинули гостей, им не удалось избежать обычных свадебных шуток: торговец рыбой пытался впрыснуть воду через замочную скважину в двери спальни. На следующий день Шарль как будто был в приподнятом настроении, а его невеста ничем не выдавала своих чувств.

Флобер живописует сцену свадьбы, как его современник художник Курбе, желая показать жизнь так, будто вы все видите своими глазами и слышите собственными ушами. Разумеется, Флобер, как и Курбе, моделировал реальность согласно своему внутреннему видению. Ушли в прошлое гроты и холмы, где влюбленные предавались романтическим свиданиям. Вместо этого автор предлагает нам грубую картину любви и брака, граничащую с сатирой.

Только устроившись в своем новом доме, Эмма начинает прислушиваться к себе. Мы знаем, что она училась в пансионе при монастыре, и ее привлекали чувственные моменты богослужения: запах ладана, прохлада купели и отсвет свечей на подсвечниках. Она преклонялась перед шотландской королевой Марией Стюарт и другими знаменитыми женщинами: Жанной д’Арк, Элоизой и любовницей Карла VII Агнессой Сорель. Что за образцы для подражания! Она читала стихи французского поэта Ламартина и романы английского писателя Вальтера Скотта, которые вряд ли могли подготовить ее к роли жены скромного деревенского лекаря. Конечно, она ожидала несколько большего, чем грубые манеры ее мужа и его скучная речь, которая была «плоской, точно панель». Вскоре Эмма начинает спрашивать себя: «Боже мой! Зачем я вышла замуж?»

Со временем ее романтическое воображение разыгрывается все больше. Разочаровавшись в семейной жизни и домашнем окружении, Эмма находит утешение в мечтах о том, что могло бы произойти. Она пытается вообразить события, которые могли бы привести ее к новому замужеству и другой жизни. Свойственную Эмме неудовлетворенность собственным положением и меланхоличную тоску по неизвестной, полной романтики жизни стали называть «боваризмом».

И необыкновенное событие, наконец, происходит: Эмма с Шарлем приглашены на бал к живущему неподалеку маркизу. На балу в Вобьесаре Эмма попадает в роскошную атмосферу загородного замка, о которой она так мечтала. Вот чего она хочет! Все в замке, где они проводят ночь, напоминает декорации волшебной сказки, где благородные господа и дамы с фарфоровой кожей и в изысканных платьях предаются сладострастию. Эмма восхищается каждой элегантной деталью – цветами и мебелью, едой и вином, и особенно котильоном, который начинается в три часа ночи. Хотя она не умеет вальсировать, она оказывается в объятиях умелого виконта и в восторге кружится по бальной зале.

Описывая аристократический бал, которому предшествует деревенская свадьба, а потом сельскохозяйственную выставку, автор открывает нашему взору панораму провинциального общества XIX века. Городок Ионвиль-л’Аббей, где в основном разворачивается действие романа, напоминает хорошо знакомые Флоберу деревни, расположенные вокруг его отчего дома неподалеку от Руана. Хотя Эмма родом из крестьян или мелких буржуа, которые собираются и к ней на свадьбу, и на сельскохозяйственную выставку, ее романтические мысли заняты образами местной знати. Любви, как она ее понимает, сопутствуют предметы роскоши, не доступные людям ее круга. Эта тяга к материальному благополучию неотделима от ее прелюбодеяния, и она же в конечном счете приводит ее к гибели.

Как и можно было ожидать, супружеская измена становится сюжетообразующим элементом романа Флобера. Это вечная тема французской литературы и в XII, и в XIX веке. Во Франции госпожа Бовари станет синонимом адюльтера, как и Анна Каренина в России. Но какой жалкой, какой печальной выглядит Эмма под пером Флобера! Посмотрите, как он высмеивает свою героиню при знакомстве ее с помощником нотариуса Леоном Дюпюи:

«По-моему, нет ничего красивее заката, – молвила Эмма, – особенно над морем.

– О, море я обожаю! – сказал Леон.

– И не кажется ли вам, – продолжала г-жа Бовари, – что над этим безграничным пространством наш дух парит вольнее, что его созерцание возвышает душу и наводит на размышления о бесконечности, об идеале?

– Так же действуют на человека и горы, – молвил Леон».

Здесь дорогие сердцам романтиков идеалы низводятся до избитых клише. Флобер не щадит никого – ни потенциальных любовников, ни деревенского священника, ни местного аптекаря.

Помощник нотариуса и жена лекаря слишком застенчивы и неопытны для того, чтобы их желания вышли за рамки платонической привязанности, по крайней мере в начале романа. С искушенным соблазнителем Родольфом Буланже дело обстоит иначе: он богат и красив, владеет загородным поместьем. Родольф понимает, что Эмме надоел ее муж и что она тоскует по любви. Он говорит себе: «Она задыхается без любви, как рыба без воды на кухонном столе. Два-три комплимента – и она будет вас обожать, ручаюсь! Она будет с вами нежна! Обворожительна!.. Да, а как потом от нее отделаться?..» Здесь автор излагает стратегию Родольфа: во-первых, чтобы соблазнить женщину, ему довольно пары комплиментов и хитрых уловок; во-вторых, в любви, пока она не прошла, он ищет очарования, приятных ощущений и физического удовольствия; а в-третьих, он избавляется от женщины с той же циничной легкостью, с какой добивается ее расположения.

История Эммы значительно глубже. Ей кажется, что она, наконец, встретила мужчину, о котором мечтала всю жизнь, он спасет ее от тоски и однообразия деревенских будней. Что может быть романтичнее, чем тот образ, который он выстраивает специально для того, чтобы пленить ее? Он называет себя другом страстей и врагом условностей. «Долг заключается в том, чтобы понимать великое, поклоняться прекрасному, а вовсе не в том, чтобы придерживаться разных постыдных условностей». Он и она будто созданы друг для друга. «Почему мы познакомились? Какая случайность свела нас? Разумеется, наши личные склонности толкали нас друг к другу, преодолевая пространство, – так, в конце концов, сливаются две реки». Если бы эта книга была написана романтиком, такое роковое влечение героев друг к другу было бы уместно. Но читатель знает о намерениях Родольфа и не может поверить в то, что он говорит искренне. Флоберовская пародия на романтика может обмануть только Эмму Бовари.

Принимая ухаживания Родольфа, она снова и снова повторяет себе: «У меня есть любовник! Любовник!» – и это доставляет ей неслыханное удовольствие. Она узнает себя «в ликующем хоре неверных жен», героинь прочитанных ею книг, и это нисколько не смущает ее. Эти женщины, когда-то бывшие персонажами ее романтических фантазий, теперь родными голосами приглашают ее в свой круг.

Роман Эммы с Родольфом разворачивается на фоне провинциальной повседневной жизни с ее мелочными победами и ничтожными трагедиями. Деревенский священник, безбожный аптекарь, жадный торговец входят в жизнь Эммы, являя собой глубокий контраст ее романтической чувствительности. Один из них, торговец Лере, по существу, подталкивает ее к гибели, разжигая в ней стремление к роскоши и побуждая ее брать товары в долг.

Эмма и Родольф два года наслаждаются своей связью. Она сопровождается всеми плотскими утехами, всеми банальными выражениями любви и всей запутанной ложью, которых требует адюльтер. Шарль, как настоящий рогоносец, живет, ничего не замечая вокруг. Он считает, что ему повезло иметь такую красивую жену и прелестную дочь.

«Идиллия» заканчивается, когда Эмма, измученная двойной жизнью, пытается убедить Родольфа бежать вместе с ней. Он делает вид, что согласен с ее планом, но в конце концов пишет ей письмо, начинающееся словами: «Мужайтесь, Эмма, мужайтесь! Я не хочу быть несчастьем Вашей жизни…». Когда Эмма получает его прощальное письмо, спрятанное на дне корзинки с абрикосами, а потом видит Родольфа в экипаже, уезжающего в Руан без нее, она впадает в беспамятство, которое продолжается три дня. Верный Шарль оставляет работу и не отходит от ее постели. Лишь через несколько месяцев она начинает выздоравливать. Но эта любовная катастрофа не изменила ее отношения к жизни.

Шарль привозит Эмму в Руан на оперный спектакль, полагая, что развлечение пойдет ей на пользу. Сидя в ложе, она наслаждается оперой «Лючия ди Ламмермур», где арию Эдгара исполняет знаменитый тенор Лагарди. Она вспоминает роман Вальтера Скотта, положенный в основу либретто, что помогает ей следить за событиями, и вскоре она вновь погружается в атмосферу романтической любви. Если бы только ей встретился такой человек, как Лагарди!

«…когда бы случай свел ее с ним. Они бы познакомились – и полюбили бы друг друга! Она путешествовала бы по всем европейским странам, переезжая из столицы в столицу, деля с ним его тяготы и его славу… Она готова была броситься к нему, ей хотелось укрыться в объятиях этого сильного человека… крикнуть: “Увези меня! Умчи меня! Скорей! Весь жар души моей – тебе, все мечты мои – о тебе!”».

Разве так думают женщины в XXI веке? Глухую тоску Эммы мы склонны объяснять флоберовским взглядом на потребности женской души, но справедливо ли это? Самооценка некоторых женщин всецело зависит от того, любимы ли они мужчинами, и, возможно, такие женщины встречаются до сих пор.

Флобер, вероятно, наделил Эмму некоторыми чертами своей любовницы Луизы Коле, истинной поклонницы романтизма, обладавшей пылким воображением, свойственным женщинам с ее темпераментом. Некоторые детали в романе «Госпожа Бовари» могли быть заимствованы непосредственно у Коле, например портсигар с надписью: Amor nel cor — «Любовь в моем сердце», который она подарила Флоберу, а в романе Эмма дарит Родольфу. У Коле, как и у ее современницы Жорж Санд, было много любовников, с том числе и знаменитости того времени: философ Виктор Кузен, поэт Альфред де Виньи и даже поклонник Жорж Санд Альфред де Мюссе. Как и Жорж Санд, она была плодовитой писательницей и неустанно работала, чтобы обеспечить себя и свою дочь, получая помощь только от мужа, с которым у нее были чисто формальные отношения, и бывшего любовника Виктора Кузена. Флобер, уединенно писавший в Круассе, любил Коле довольно своеобразно, то есть он редко навещал ее, с жадностью занимался любовью, регулярно писал ей, на все лады критиковал ее сочинения, рассказывал о том, как пишет сам, и за восемь лет дважды разрывал с ней отношения, причем во второй раз разорвал навсегда. Его замечательные письма к ней донесли до нас драгоценную информацию о том, каким писателем и каким любовником был Флобер, и живой образ Коле, увиденной его глазами.

Луиза Коле не была прототипом Эммы Бовари. Эта честь принадлежит Дельфине Деламар, жене сельского врача из городка Ри в Нормандии. У нее была дочь, она тоже наделала долгов в связи с любовными делами и в возрасте тридцати лет покончила с собой. Флобер читал о ней в местных газетах. Деламар, как и Коле, как и многие другие женщины, послужила ему «материалом», из которого он вылепил свою героиню.

Именно в опере Эмма Бовари воссоединилась с Леоном Дюпюи. Прошло несколько лет с тех пор, как он был молчаливо влюблен в Эмму, но, поработав помощником нотариуса в Руане, набрался опыта, и теперь его положение позволяло ему сделать Эмму своей любовницей. Сцена, в которой они утоляют свою страсть, – одна из самых великолепных в романе. Сначала они в течение двух часов расхаживают по руанскому собору, следуя за строгим привратником. Потом, когда Леон больше не в состоянии оставаться там, он посылает за извозчиком и увозит Эмму на самую длинную городскую прогулку в истории Руана. Вся сцена соблазнения Эммы происходит внутри экипажа, а мы наблюдаем ее сквозь плотно задернутые шторы коляски.

Эту вторую интригу с мужчиной, который не так богат и не так опытен, как Родольф, можно было бы расценить как «падение» Эммы, но именно Леон искренне любил ее. Они договорились встречаться каждый четверг в Руане, где она якобы будет брать уроки музыки.

Эмма теряет всякий стыд. В гостиничном номере, где она проводит время с Леоном, она «смеялась, плакала, пела, танцевала, заказывала шербет, пробовала курить, и Леон нашел, что она хоть и взбалмошна, но зато обворожительна, несравненна». Теперь «первую скрипку» в их связи играла женщина. «Он не догадывался, что происходило теперь у нее в душе, что заставляло ее так жадно ловить каждый миг наслаждения. Она стала раздражительна, плотоядна, сластолюбива». Со временем Эмма и Леон разочаруют друг друга. Она увидела, что «человек он вполне заурядный, бесхарактерный, безвольный, как женщина…». Он стал страшиться ее неумеренности и попытался восстать против ее власти. Она поняла, что по-прежнему несчастлива и никогда не была счастливой.

Когда их любовная связь закончилась, обнаружились немалые долги Эммы торговцу тканями Лере. Рок, тяготевший над ней, опутывал ее своей безжалостной сетью. Какой бы безрассудной она ни была, невозможно остаться равнодушным к трагическому концу ее бессмысленной жизни. Флобер мучился, описывая, как она убила себя, приняв мышьяк.

Роман «Госпожа Бовари» стал причиной того, что рыцарская любовь перестала быть для французов высоким идеалом отношений между мужчиной и женщиной. Флобер предлагает читателю буржуазную мелодраму с мелкими страстями нотариусов, лавочников и лекарей. Вместо благородного самоотречения принцессы Клевской мы становимся свидетелями падения сладострастной провинциалки. Вместо высокого романтизма Жорж Санд и Мюссе мы должны принять горький реализм Флобера! Кто же после этого снова поверит в романтическую любовь? Так во Франции происходит смена общественного идеала любовных отношений.

После поражения во Франко-прусской войне в 1871 году французы не спешили восстанавливать образ национального героя как удачливого любовника и галантного кавалера. Действительно, вплоть до последнего десятилетия XIX века для французской литературы был характерен пессимистический взгляд на любовь. Ученик Флобера Ги де Мопассан предложил читателю мельком взглянуть на странное поведение людей, скрывающееся за видимостью обыденности. В его новеллах, завоевавших признание читателей во всем мире, любовь – всего лишь чувственный голод, который необходимо удовлетворить. Мужчины и женщины разного социального положения – благородные господа и дамы, крестьяне, торговцы, правительственные чиновники – сражаются друг с другом на любовном «фронте» с элегантностью и вкусом, которые лишь маскируют их примитивные потребности. Любовные связи приводят к гибели, а брак не приносит никакого утешения, поскольку мужья оказываются наивными рогоносцами или жестокими тиранами, а женщины – сластолюбивыми развратницами.

Еще хуже действительность, описанная в романах Эмиля Золя (60–80-е годы XIX века), где автор выводит на сцену героев из самых низших слоев общества – шахтеров, фабричных рабочих, проституток, преступников, – напоминающих своими общественными привычками животных. То, что Золя называл «натурализмом», было псевдонаучным, отчасти дарвинистским и отчасти марксистским подходом к изучению общества. Автор во всем видел свидетельства наследственного вырождения. Любовь низводилась им до «культа плодовитости», поскольку французов, как, впрочем, и немцев, мучила навязчивая идея о снижении рождаемости. Лучшим выходом из этой ситуации было бы увеличение в семьях количества детей, причем неважно, кто и при каких обстоятельствах производит потомство на свет. Однако романтическая любовь во Франции ждала своего часа, чтобы расцвести вновь.

Больше книг — больше знаний!

Заберите 30% скидку новым пользователям на все книги Литрес с нашим промокодом

ПОЛУЧИТЬ СКИДКУ