Почему они запрещают? Жалко им, что ли?

98. Можно ли!

Не разрешают, потому что грех, потому что вредно, потому что неприлично, потому что слишком мал, потому что не разрешают, и все тут.

И тут есть сомнительные и запутанные проблемы. Иной раз что-то оказывается вредным только потому, что мама сердита, иной раз что-то разрешат и маленькому, потому что отец в хорошем настроении или при гостях.

– Почему они запрещают, жалко им, что ли?

Счастье, что рекомендуемая теорией последовательность воспитания на практике невыполнима.

Потому что как вы хотите ввести ребенка в жизнь в уверенности, что все справедливо, разумно, правильно, обоснованно и неизменно? В теории воспитания мы забываем о том, что должны учить ребенка не только ценить правду, но и распознавать ложь, не только любить, но и ненавидеть, не только уважать, но и презирать, не только соглашаться, но и возмущаться, не только слушаться, но и бунтовать!

Мы часто встречаем взрослых людей, которые возмущаются, когда надо бы не обратить внимания, презирают, когда надлежит сочувствовать. Потому что в области негативных чувств мы самоучки, потому что, обучая нас азбуке жизни, нам преподают только несколько букв, а остальные скрывают. Что же удивительного, если мы читаем с ошибками?

Ребенок чувствует неволю, страдает из-за сковывающих его уз, тоскует по свободе, но не находит ее, потому что оковы, меняя форму, сохраняют суть запрета и принуждения.

Мы не в силах изменить нашей взрослой жизни, потому что воспитаны в неволе, мы не можем дать ребенку свободу, пока мы сами в кандалах.

Если бы я выбросил из воспитания все то, что прежде времени сковывает моего ребенка, это встретило бы суровое неприятие и его ровесников, и взрослых. Разве необходимость прокладывать новые пути, тяготы движения против течения не были бы ярмом еще более тяжким? Как горько расплачиваются в школах-интернатах недавние вольные птицы деревенских двориков за несколько лет относительной свободы в поле, конюшне, людской…

Я писал эту книгу в полевом лазарете, под грохот пушек во время войны, одной только программы снисходительности было мало.