Судьба

Наряду с мировоззренческим понятием «честь» «судьба» – решающее слово для нордического человека и его мировоззрения, о чём свидетельствуют предания северных германцев «Никто не избежит своей судьбы», – это фраза встречается в них постоянно. Это мировоззрение вместе с его основными представлениями имеет расовое сходство с мировоззрением древних греков, равно как рационализм поздних греков сходен с рационализмом германцев. Вера в судьбу никогда не умирала, хотя рационализм со своим стремлением к буржуазной секулярности отрицал судьбу и пытался вытеснить её из действительности. Это был трюк еврея Спинозы – истолковать судьбу как естественную причинность и объяснить её рационально. Но, несмотря на то, что рационализм со своим главным идолом – «причинностью», – с помощью которой он надеялся объяснить все тайны мироздания, не справился с этой задачей, а только оставил после себя невероятную путаницу, вера в судьбу в народе стала, так сказать, нелегальной, оказалась вне философии и религии, как и германское мировоззрение вообще продолжало существовать нелегально, вне различных форм христианства, вплоть до нынешнего прорыва. За это время понятие судьбы полностью выродилось и утратило свой смысл.

Когда в XYIII веке под влиянием Лейбница произошла секуляризация и интеллектуализация христианских мифов, возникло учение о «Провидении», божественном мировом плане, представление о рациональной закономерности мира и его постепенном развитии, которое возвело человеческую целесообразность и ограниченную техническую способность к расчётам с уровня человеческой ограниченности на уровень божественной безграничности, человеческую мудрость – на уровень божественного всеведения, независимо от того, ставился ли этот антропоморфный бог как творец мира (демиург) вместе со своими планами (провидением) как особое существо за пределы мира, как у теистов, или становился имманентной движущей силой мира, как у пантеистов. Но Судьба не подчинилась и Провидению этого божественного рационализма, она осталась неопределимой, т. е. иррациональной, вне всяких планов. Точно так же, как родственное Судьбе время, а именно, историческое время, которое, когда настаёт час, с помощью действия воплощает в жизнь Судьбу (у греков это Керы – божества гибели), а не время, которое можно определить по часам или по звёздам, и не измеримое время любых механических движений, остаётся неопределимым. Время и Судьба вместе задают мысли самую трудную загадку, до сих пор остающуюся неразгаданной: до сих пор не удалось перенести основные силы жизни из области ощущений в область рационального знания. Эти основные силы жизни никогда не удавалось устранить с помощью рациональных схем и заменить ими. Примечательно, что наглядное, образное изображение этих основных сил не удалось дать также в греческих и германских мифах. Слова, выражающие эти силы, не дают ни зримого образа, ни рационального понятия. Какой миф описал в образах или рациональных понятиях Мойру, Тюхэ, Кер, Ананке или властвующую даже над богами Судьбу: Ни Гомеру, ни Платону, ни авторам германских мифов это не удалось. Разве сестры, застывшие в вечном покое на фронтоне Парфенона дают ощущение подвижной и движущей Судьбы? Римляне со своими наспех придуманными богами, тесно связанными с ритуалами, никогда не проникали в глубины жизни и не стремились их познать.

Здесь необходимо заранее сделать две оговорки и одновременно указать на различия между пониманием Судьбы на Западе и на Востоке.

1). Судьба властвует над человеком, поскольку он является творческим, свободным, делающим и переживающим историю существом. Судьба властвует в истории, а не в природе, не в закономерности механических или биологических процессов. Судьба также не написана на звёздах, и демоны звёзд ее не определяют. Судьбу нельзя рассчитать по созвездиям. Рассчитанная судьба это уже не судьба, а причинность и техника. Природа, поскольку в ней тоже действует творческая сила, подчинена законам и причинности. Именно потому, что над человеком властвует судьба, он – единственное дитя природы, выросшее из её сферы и способное творить историю. Звёзды указывают на уникальность новорождённого, на его место во Вселенной, в которой все взаимосвязано, на пересечение микрокосма с макрокосмом (Парацельс). Но в судьбе индивидуальность, неповторимое тело и характер – факты, которые действуют вместе с ней и которые именно ради этой индивидуальности не могут быть рационально рассчитаны. Ни по каким звёздам нельзя рассчитать исторический процесс. Судьба складывается из характера и событий в той мере, в какой вообще можно приблизиться к её пониманию путём анализа и описания. Но для формирования характера, чтобы достичь победы, нужна ещё вера в своё призвание. Астрологическое суеверие близко по сути к рационально-причинным суевериям. В обоих случаях предпосылкой является вера в то, что мир это комплекс, меняющееся сочетание постоянных меняющихся условий, которые можно рассчитать по формуле. Но за позитивистскими формулами не стоит ничего, кроме рационалистической мании величия, а за астрологическими расчётами – пришедшее в Европу из Азии вслед за манихейством или гностицизмом мифическое представление, будто в момент рождения сочетание планет определяет, какая душа входит в тело, каков будет его характер и какова судьба. Это идея Фатума как одержимости человека демонами звёзд, между которыми существует космическая связь, поэтому исходящие от них послания можно рассчитать по звёздам, – это та же причинность! Гностическая христология толкует драму спасения именно как изгнание этих демонов звёзд и спасение человека от них. Но судьба человека зависит не только от духов звёзд, но и от его воли, одарённости, способностей, призвания, милости живого Бога, которые невозможно рассчитать. Так учил Лютер в соответствии со своей верой и своим германским мировоззрением. Это тоже акт освобождения, хотя и не рационалистический.

2). Судьба это не рок и не фатум. Рок, слепой и безвольный, это лишь одна из возможных форм Судьбы, зависящая от того, чья это судьба. Восточный фатализм, большей частью связанный с верой в демонов звёзд, это не арийская вера в судьбу. Волны азиатских народов и потоки азиатских идей никогда не оставляли за собой в Европе ничего, кроме грязи и развалин. Архитектурные и философские знания, переданные нами арабами, были заимствованы от греков. Германская вера в судьбу не имеет ничего общего с азиатским фатализмом с его «бичами божьими» и астрологическими суевериями.

Если судьба складывается из событий и характера, на который они влияют, в этом уже заключается требование самосовершенствования, а не простого подчинения со сложенными на животе ручками судьбе или стечению обстоятельств. (Пример самой абсурдной философии истории, результат позитивистского оболванивания. «История Англии» Тревельяна, в которой говорится, что Кромвель оказал бы большее влияние на историю Европы, появись он пару десятилетий раньше или позже. Историю якобы делает благоприятное стечение обстоятельств). Но за характером стоит кровь, раса. Когда внешние события наталкиваются на расовый характер, способный оказать им сопротивление, то в борьбе рождаются герои, одерживающие победу, даже если они трагически гибнут. Победа призванного Судьбой делает историю. Эта победа разрывает цепи неизбежного, рокового, открывает новые пути и устанавливает новые законы. В победе героя Судьба становится силой истории. Фатализм и демонизм Востока не знают истории в этом смысле, а знают только катастрофы и роковые события, падение царств, вырывающиеся из степей подобно потопам, мировым пожарам и другим явлениям природы волны народов и «бичей божьих», символами которых могут служить кометы. Фатум разрушает, Судьба творит историю с помощью героических характеров.

В последние десятилетия мировая мысль либо целиком попала под власть причинного детерминизма, либо – в соответствии с дуализмом природы и духа – отвела человеку в царстве причинного детерминизма ограниченное пространство, нишу, где благодаря свободе могут происходить беспричинные события. (Это учение недавно благодаря Гейзенбергу проникло даже в физику и взорвало механический догматизм, оставив от него груды развалин). В царство причинности «детерминизм» включает также судьбу и необходимость, а в царство свободы – цель, познание и нравственное действие. Вне философского мышления понятие «судьбы» становится беспредметным и в конечном счёте вырождается вследствие совершенно произвольного и бессмысленного употребления.

Могут столкнуться два совершенно осмысленных ряда событий и произойдёт событие, которое не входило ни в чьи намерения и не имеет никакого смысла. Это, например, смерть от несчастного случая. Здесь есть причинность, но нет ни необходимости, ни судьбы…

«Необходимость» наступает лишь в том случае, если в ней есть нужда. Судьба начинается именно там, где нужда превращается в необходимость. Любая смерть, естественная, от несчастного случая или по чьей-либо злой воле, может не стать для умершего судьбой, так как умерший больше ни в чём не нуждается. Смерть создаёт необходимость и судьбу там, где она вызывает нужду: в кругу близких умершего, людей, связанных с ним, жизнь которых резко меняется.

Смерть Генриха VI Гогенштауфена стала исторической судьбой для Империи и народа: она повлекла за собой ряд событий, который через два поколения привели к падению Империи. Падение Бисмарка повлекло за собой ряд событий, который привели к ноябрю 1918 года. Таким образом, случаи и отдельные события это ещё не судьба. Она начинается с характеров, на которые влияют эти события, с их реакции: победят они или погибнут. Валленштейна погубила его вера в астрологию, а его гибель стала судьбой для его армии, для Империи, для немецкого народа. Бедствия каждой большой войны становятся для народа его судьбой, испытанием его характера. Речь идёт о том, быть ему или не быть.

Судьба задаёт вопрос: Что будет с детьми, которых смерть отца ввергла в нужду? Ответить на этот вопрос могут только характеры этих детей: ни причинность, ни расчёты, ни предписания, ни так называемая свобода выбора здесь никакой роли не играют. Судьба это ответ на вызов, действие или бездействие перед лицом опасности. В судьбе есть только решение – победа или поражение? – но никакой свободы выбора и никакого произвола. В необходимости решения заключена неизбежность: никто не избежит своей судьбы.

Случай перестаёт быть слепым и бессмысленным каждый раз, когда принимается заключённый в нём вызов, когда он становится стимулом героического или спасительного действия. Линия судьбы идёт вверх, когда случаю противостоит вера, человек долга. Керы, неповторимые часы свершений, это тайна времени, творящего историю. Её творят вместе судьбоносные люди и часы. Избранные знают свой час и толкуют знаки времени. Но ремесло авгуров и астрологов, расчёты судьбы здесь бессильны: судьба неподвластна рациональности и технике. Событие, влекущее за собой важные последствия, может казаться незначительным: судьбоносное значение ему придают Керы, часы решения, в которые оно происходит, и вера, на которую воздействует. Вся техника авгуров и астрологов, равно как и теургия это организация неверия.

Король Вильгельм Прусский – вероятно, вместе со своим государством – был на грани краха, когда он, вопреки своим симпатиям, призвал Бисмарка. Это было вызвано необходимостью. За этим последовал ряд событий, победы при Дюппеле, Кениггреце и Седане, и Пруссия стала Империей…

Всё это находится вне мира буржуазного рационализма, секуляризма и морализма и опирается на столпы политико-исторического мира, указанные Макиавелли – virtu, necessita, fortuna. Никакой авгур или астролог этого не рассчитает, только ясновидящие увидят, призванные услышат, избранные поймут. Высшая сила, Бог будет проявляться через них. Тогда и они, и общество, с которым они связаны, будут иметь общую судьбу.

Так что нельзя считать «случай» бессмысленным: это знак призвания. Избранный приобретает благодаря ему «способность», не в смысле технического умения, а способность выполнять повеления судьбы в определённый час, как учили Лютер и Парацельс, а также Маккиавелли. Призванный шагает через время как победитель, преодолевая нужду, пользуясь случаем, творя историю. Нужно ждать, пока мимо пройдёт божество, и, подпрыгнув, схватиться за полу его плаща, как говорил Бисмарк. И тогда пробьёт час героя.