Осторожно, это не способ добиться своего!

«Я все время посылаю «Я-сообщение», но оно не действует!» – эта жалоба повторяется снова и снова. При расспросе выясняется: «не действует» для родителя означает: он – ребенок – продолжает вести себя так же. Приходится снова разъяснять, что

Я-сообщение – это не новый, более искусный способ повлиять на поведение ребенка, добиться того, что хочет родитель. Это скорее фраза, «приглашающая» ребенка понять родителя, шаг к взаимному доверительному контакту.

По-видимому, такого разъяснения недостаточно. Вопросы продолжаются: «А почему у других «Я-сообщение» действует сразу, а у меня нет?»

Отвечу: удачные случаи, действительно, бывают: иногда стоит родителю сказать о своем недовольстве, как ребенок прекращает непослушание. Именно такие случаи могут ввести в соблазн использовать «Я-сообщение» как постоянный прием добиваться своих целей. Приведу признание матери двух девочек-дошкольниц.

Использовать «Я-сообщение» я начала два года назад, но недавно обнаружила огромную ошибку – я говорю не искренне! Особенно в обращении к детям. В привычку вошло скорее пугать детей своим раздражением, чем честно признаваться в чувствах. Я стала говорить детям: «Мне очень неприятно видеть комнату грязной, и сейчас я начну злиться!» или: «Я расстроюсь, если вы не уляжетесь вовремя».

Муж однажды, услышав, как я разговариваю с детьми, спросил меня, что значит мое «расстроюсь», которое я так часто повторяю? Расстроюсь, что не слушаются, расстроюсь, что не едят, расстроюсь, что не ложатся спать. И я задумалась, – а ведь правда, дети тоже вряд ли понимают, что я имею в виду, когда так говорю. Наверно, они чувствуют, что я хочу их разжалобить.

Так что я поняла: моя самая главная ошибка – неискренность и стремление скорее детьми манипулировать, чем доносить свои истинные чувства.

Мама хорошо рассказала о своей ошибке, и нашла для нее очень точное слово: неискренность. Сочувствие и желание пойти вам навстречу, которые вы ищите, могут возникнуть у ребенка только в ответ на реальные чувства, а не ваши слова. Если слова не наполнены чувством «изнутри», они бессильны. Больше того, неискренность слов «слышится», и воспринимается как нечестный прием, манипуляция.

Честно говорить о чувствах трудно, но сложнее всего это делать родителям, которые постоянно держат себя в позиции Воспитателя, то есть учат и исправляют ребенка на каждом шагу. Больше того, они теряют способность думать о себе.

Если такого родителя спросить: «Что вы почувствовали, когда ребенок вам нагрубил?», то услышите, примерно, следующее: «Что он совершенно не поддается воспитанию, его надо наказывать!». Придется снова и снова спрашивать: «Да, но что вы почувствовали? Какие были ваши переживания?» Наконец, он может ответить: «огорчился», «было обидно», «горько, от мысли, что я плохой воспитатель». Но это – в разговоре с вами. А нагрубившему ребенку он во всем этом не признается. Но и контакта с ребенком у него не получится!

«Я-сообщение» действует только в том случае, если оно искренне и произносится без намерения изменить поведение ребенка.

Конечно, и в искреннем «Я-сообщении» может содержаться «примесь» мысли о том, что оно повлияет на ребенка, но это именно «примесь», а не цель высказывания. Чем ее меньше, тем лучше. Если ее совсем нет, то есть, когда вы доносите до ребенка настоящее переживание, и только его, между вами возникает чудесное взаимопонимание.

Вот замечательный пример. Этот рассказ я сначала услышала, а потом попросила рассказчицу его записать. Она же дала ему название.

«Как я сползла по стеночке»

Это произошло летом в деревне, где мы снимали дом. У меня два сына: старшему, Саше, тогда было 7 лет, а младшему, Сереже, – 1 год и 7 месяцев. Саша спокойный и рассудительный мальчик, и особых проблем у меня с ним никогда не было. А вот Сережа очень активный непоседа и выматывал меня по полной программе. Поскольку практически все время я была с детьми одна, так как муж приезжал только на выходные, то все домашние дела приходилось успевать делать или рано утром, пока дети еще спят, или поздно вечером, когда дети уже спят.

В общем, в таком режиме, да еще и с неспокойным Сережей, который требовал много моего внимания (кстати, к тому времени он еще не собирался расставаться с моей грудью), к вечеру я была как выжатый лимон. Мне было очень тяжело, я стала раздражительной, и Саша стал себя вести просто ужасно. Он совершал поступки, которых я никак не могла ожидать. Так, например, я застала его за тем, что он пытается развести костерок на балконе дома, причем замечен был за этим делом трижды. Никакие мои объяснения об опасности этой затеи не имели результата, хотя каждый раз говорил, что все понял и больше так делать не будет. Наши отношения с Сашейстали очень напряженными, и были похожи на замкнутый круг, где я все время его одергивала и ВОСПИТЫВАЛА, а он говорил, что все понял – и «выкидывал» что-нибудь новенькое. Сашино поведение выматывало меня гораздо сильнее, чем все домашние дела, вместе взятые. Так, как в то лето, я не уставала никогда.

Как-то вечером, когда младший уже уснул, я вошла в ванную комнату, где меня ждал полный таз грязного белья. Саша в тот момент почему-то еще не спал и оказался рядом со мной. Мне очень хотелось спать, но надо было все постирать. Я прислонилась к стеночке, и буквально «сползла» по ней вниз, села на пол и заплакала.

– Мама, что с тобой! – воскликнул Саша.

– Сынок, я так устала…

– Мамочка! Давай я тебе помогу!

Мы договорились, что я буду стирать, а он полоскать белье. С того вечера ребенка как подменили! Никаких костерков на балконе больше не было, мне вообще просто не за что было делать ему замечания! Кроме того, он твердо заявил, что посуду теперь будет мыть только он (конечно, я частенько перемывала за ним, но только, когда он этого не видел), но самое главное, что каждый вечер мы с ним укладывали младшего и шли стирать то, что накопилось за день. Он не ложился спать, пока не выполнит свою часть работы – полоскание, даже если я отправляла его спать, ссылаясь на то, что сегодня белья совсем немного. А если он чувствовал, что вот-вот заснет, то просил меня, чтобы я его обязательно разбудила, когда пойду стирать. Он словно повзрослел, увидев меня однажды слабой, и с тех пор, мы стали с ним «командой». И это был самый лучший период в наших отношениях за все время.

Этот рассказ производит глубокое впечатление. Сколько добра и сострадания, часто не видимых нами, скрывается в глубине детской души!

И как часто дети страдают от нашей «педагогики», тоскуя по настоящим человеческим отношениям!