Маленький паровозик, который должен
[119]
В начале 1980-х годов, начиная растянувшееся затем на долгие годы изучение последствий конкуренции, я предполагал, какие находки меня ожидают. Данные должны были подтвердить: конкуренция неблагоприятна для нашего психологического здоровья и отношений. Я оказался прав. Но кроме того, ожидал найти доказательства того, о чем не раз слышал и всегда считал правдой: конкуренция мотивирует многих людей прилагать максимум усилий. А значит, ее отсутствие приводит к снижению успехов на работе и в школе. В этом случае ради компромисса пришлось бы отказаться от выдающихся достижений в пользу здоровых и счастливых людей.
Как же я ошибался. Исследования показали, что в подавляющем большинстве случаев конкуренция только мешает людям максимально использовать свой потенциал в учебе и работе. По ряду причин оптимальная производительность при выполнении многих задач не только не требует, чтобы участники пытались побить друг друга. Она вынуждает полностью отказаться от этой установки. Это не компромисс. Если нас больше всего интересует конечный результат, сотрудничество более разумно и оправданно, чем конкуренция. То же самое верно, если нас больше всего интересует отношение людей к себе и окружающим.
Я говорю об этом сейчас, поскольку некоторые считают, что безусловное воспитание тоже подразумевает подобный компромисс. Их аргумент звучит так: если мы знаем, что получим принятие, только когда упорно работаем и демонстрируем результаты, будем стараться делать именно это. И наоборот, как риторически поинтересовалась группа психологов: «Если бы люди ощущали безоговорочную любовь во всех сферах жизни, стали бы они по-прежнему стремиться к достижениям?»[120]
Это важный вопрос, и у меня есть на него четыре ответа. Во-первых, даже если этот ход мысли действительно оправдан, скорее всего, дело касается только взрослых. Дети должны быть любимы безоговорочно. Повторю, даже если предположить: всем полезно чувствовать, что их одобряют, только когда они добиваются успеха, важно начать жизнь с безопасного фундамента, состоящего из принятия без всяких оговорок.
Во-вторых, стоит задать вопрос: на чем, собственно, должно основываться решение о ценности того или иного индивидуума. «Упорная работа» и «достижения» на самом деле две разные вещи. Если нам нужны результаты, что делать с людьми, которые прилагают максимум усилий, но по разным причинам не достигают своей цели? Если же нам, наоборот, нужна упорная работа, проблема заключается в том, что ее не всегда можно измерить. Один работал интенсивнее, другой — дольше. По-видимому, все-таки довольно глупо пытаться соотнести любовь и принятие с такой неосязаемой вещью, как усилия.
В-третьих, даже если условное принятие давало бы результаты, нам пришлось бы в очередной раз рассмотреть все его скрытые издержки, то есть широкие, глубокие и длительные последствия стратегии, которая на первый взгляд кажется эффективной. Даже если бы компромисс существовал, минусы условного принятия почти наверняка перевешивали бы плюсы, то есть возможность добиться большего. Эти минусы с пугающей ясностью проявили исследования, описанные в главе 1 и главе 2. Даже если те студенты вуза действительно учились усерднее в отчаянной попытке завоевать расположение взрослых (см. выше и также выше), мало кто согласится, что в итоге испытывать неприязнь к родителям и постоянно чувствовать себя виноватыми, несчастными и несвободными — адекватная плата за успех. Если бы люди получали безусловную любовь, вынуждены были бы они по-прежнему добиваться успеха? Каждый, кто понимает, что значит быть несвободным, ответит: «Давайте надеяться, что нет!»
Но если люди не вынуждены, это вовсе не означает, что они не могут добиться успеха. Это и есть мой четвертый и окончательный ответ: как и в случае с конкуренцией, выясняется, что компромисса на самом деле не существует, поскольку условное принятие обычно не работает даже для достижения близкой цели — более высоких показателей успеха. В лучшем случае его эффективность ограничена отдельными людьми, конкретными задачами и заданными обстоятельствами.
Те, кто считает иначе, опираются на ряд ошибочных предпосылок. Прежде всего они предполагают, что у людей, которые более-менее уверены в своей компетентности, нет оснований для выполнения каких-либо задач. Однажды я слышал такой довод в пользу этой точки зрения: «Человек всегда старается предпринимать минимум усилий — это заложено в его природе». Такое предубеждение опровергает не только ряд исследований, но и целая отрасль психологии, изучающая мотивацию[121]. Совсем наоборот, счастливых и удовлетворенных людей трудно остановить в их стремлении узнать больше о себе и мире или сделать работу, которой они могли бы гордиться. Желание делать как можно меньше — отклонение от нормы, признак неблагополучия. Легко предположить, что человек, испытывающий такое желание, чувствует опасность и пытается как-то устранить ее последствия. Или поощрения и наказания заставили этого человека потерять интерес к своему занятию, или дело в том, что он (возможно, не без оснований) воспринимает конкретную задачу как бессмысленную и скучную.
Представьте, что ребенок делает «необходимый минимум» в школе. Это, как мы уже видели, может оказаться примером самостоятельного гандикапа. (Его заставили почувствовать себя глупым, поэтому он прекратил прилагать какие-либо усилия, убедив себя, что, если бы постарался, мог бы добиться успехов.) Это способно оказаться радиоактивным осадком внешней мотивации: ребенок гонится за высокими оценками и понимает, что имеет больше шансов получить их, работая с хорошо знакомыми темами. Или дело в том, что вместо изучения важного и полезного он должен закончить очередную скучную таблицу или прочитать еще одну главу тоскливого учебника. Несомненно, мы могли бы придумать и другие объяснения, почему он делает так мало, как только может сойти ему с рук. И каждое из этих объяснений поднимает вопросы о том, что происходит в его школе или семье. Оснований полагать, будто эта реакция — неизбежное следствие человеческой природы, просто не существует.
Как я уже отмечал, дети, которых любят безусловно, более склонны так же безусловно принимать самих себя. Но это могло бы волновать нас, только если бы мы путали положительную самооценку с высокомерием и самодовольством. Человек, верящий в себя, поддерживающий глубоко внутри убежденность в том, что он хорош, не будет сидеть сложа руки. Нет ни малейших доказательств, что безусловная самооценка способствует лени, а чтобы иметь высокие стандарты, вы должны чувствовать себя неуверенно и изо всех сил стараться им соответствовать. Наоборот, люди, которые знают, что любимы независимо от их достижений, нередко добиваются довольно многого. Принятие без условий помогает им развить здоровую уверенность в себе, ощущение того, что рисковать и пробовать новые вещи не опасно. Из глубокого удовлетворения рождается отвага достижения.
Это ведет нас к другому, тесно связанному с первым набору допущений, которые сделаны сторонниками условного принятия. Oни полагают, будто для действия необходима тревожная энергия вечной неуверенности и страх неудачи побуждает людей совершенствоваться. Трудно представить точку зрения, более отличающуюся от всего, что нам известно о мотивации и обучении. Возможно, нам бы хотелось, чтобы дети быстро восстанавливались после неудачи, но это не значит, что они так и делают. Намного вероятнее, при прочих равных условиях, что они предполагают такую же ситуацию с аналогичной задачей в будущем. Это ожидание может запустить самосбывающееся пророчество: дети чувствуют себя некомпетентными и даже беспомощными, и это заставляет их действовать так, чтобы подтвердить свою правоту. Кроме того, они начнут выбирать более легкие задания и будут менее заинтересованы в любой деятельности[122]. Даже те исключительные дети, которые после неудачи действительно стиснут зубы и будут трудиться в два раза упорнее, делают это чаще всего потому, что испытывают тревожную компульсивную потребность восстановить свою самооценку, а не потому, что им нравится учиться. Таким образом, даже если им удастся понять то, что они читают сегодня, они могут не захотеть читать завтра.
Это очень простая и очевидная истина: бояться поражения — вовсе не то же самое, что стремиться к успеху. Более того, первое мешает второму. Мы уже видели веские доказательства того, насколько условное воспитание и условное чувство собственного достоинства вредны для психического здоровья. Добавлю: они также непродуктивны. Как указали два исследователя, они ведут к «преодолению и самовосстановлению, которые ориентированы на эмоции, а не на проблему». Другими словами, вы так заняты, пытаясь пережить последствия неудачи, что не остается времени и энергии на шаги к успеху.
Помимо этой практической задачи исследователи далее отметили вот что. Нацеленность на воспитание детей так, чтобы они были довольны собой, только когда заслужили это, подразумевает, что «у некоторых ребят низкая самооценка оправданна и дети, которые не могут похвастаться социально одобряемыми достижениями, такими как хорошие оценки… или успехи в спорте, вполне справедливо считают себя ничтожными»[123].
Это и другие токсичные послания, которые слышат дети, исходят от учителей, тренеров и сверстников, не говоря уже о средствах массовой информации и общей культурной среде. Но невозможно закрывать глаза на то, что принуждение к успеху — или, еще хуже, обязывание быть лучше других, — как правило, начинается дома. В любом случае именно мы как родители обязаны противодействовать этому давлению, ставить под сомнение идеи условного принятия и заботиться, чтобы наши дети чувствовали себя любимыми несмотря ни на что.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК