* * *

Этот факт не слишком хорошо известен, но слово стресс для обозначения эмоционального состояния на самом деле метафора. Изначально этот термин относился к свойствам металлов и других материалов. Он обозначал растяжение или деформацию (цитирую по словарю) в результате воздействия чрезмерной силы. Стальной прут способен до определенного предела выдерживать стресс, после чего ломается.

Так что же, образно говоря, оказывает аналогичное воздействие на детей? И что с ними происходит, когда они «ломаются»?

Как только возраст ребенка начинают записывать двузначным числом, ставки в дисциплинарной игре повышаются. Подростки способны угодить в более серьезные неприятности, и когда они (вполне понятно) восстают против контроля, родители часто испытывают соблазн прибегнуть к еще более жесткому регулированию и более серьезным видам наказания. Но взрослые дети могут испытывать стресс и по другой причине. Все чаще им дают понять, что они должны быть не только послушными, но и успешными — не только быть положительными, но и хорошо себя проявлять.

Книги, написанные специалистами по психическому здоровью и другими авторами за последние двадцать лет, предостерегают: детей слишком торопят, понукают и перегружают. Исследование, опубликованное в 2002 году, обнаружило тревожно высокие показатели алкоголизма (особенно среди мальчиков) и депрессии (особенно среди девочек) у детей 11–12 лет из обеспеченных семей. Исследователи подчеркнули: эти симптомы непосредственно связаны с тем, что их уже призывали концентрироваться на поступлении в ведущие вузы.

Более того, семиклассники, которые сообщили, что их родители придают большое значение успеваемости, чаще проявляли признаки неблагополучия и «неадекватный перфекционизм». Гораздо меньше эти проблемы были распространены среди их одноклассников, чьи мамы и папы озабочены благополучием своих детей, а не их достижениями[103]. Заметьте, это не просто две разные цели — иногда они ведут в противоположных направлениях. И, как некогда сокрушался психоаналитик Эрих Фромм: «Немногие родители имеют мужество и свободу заботиться о счастье, а не об успехе своих детей»[104].

В предельном случае «гонка за успехом» достигает лихорадочного накала, и настоящее ребенка, по сути, закладывается в пользу его будущего. Занятия, способные заинтересовать подростка или доставить ему удовольствие, приносят в жертву неустанной подготовке к Гарварду (я называю этот процесс «подготовкой Г»). Родители ни на минуту не забывают о конечной цели и планируют школьные и даже внешкольные занятия с оглядкой на будущий грандиозный успех. Они растят не детей, а живое резюме, и к старшим классам подростки привыкают выбирать исключительно ту деятельность, которая способна произвести впечатление на приемную комиссию вуза. При этом они не обращают внимания или просто не вспоминают о том, что им самим кажется интересным здесь и сейчас. Вместо «что это значит?» они спрашивают учителей «нам нужно это знать?» — и мрачно продолжают повышать свой средний академический балл или пытаются выжать еще несколько пунктов из приемных экзаменов.

Подобная гонка за достижениями существует во многих семьях, где дети прекрасно себя ведут и никогда не доставляют проблем родителям или учителям. В частности, довольно успешные мамы и папы (здесь я имею в виду финансово успешных — при этом они не обязательно успешны как родители) могут предъявлять высокие и часто нереалистичные требования к своему потомству. Исследование с участием 11–12-летних детей носило провокационное название «Привилегированные, но подавляемые? Изучение благополучной молодежи». Один из его авторов обнаружил, что у относительно богатых подростков более высокий уровень наркомании и тревожности, чем у их ровесников из бедных кварталов[105].

Об этом доводе стоило рассказать живущим в пригороде родителям подростков (и детей помладше). В то же время некоторые подробности предостережений, что принуждение детей к успеху может дорого обойтись, не слишком актуальны за пределами богатых районов. Не все дети имеют расписание внешкольных занятий, которое утомило бы и генерального директора. Некоторые семьи больше озабочены выплатой кредита на машину, чем составлением оптимального маршрута для роскошного авто, везущего ребенка с уроков музыки на гимнастику. И если одни родители выступают «консультантами по вопросам карьеры» при своих детях, не будем забывать, что есть и другие родители, которые могут только мечтать о лишних деньгах (и свободном времени), которые позволили бы двигаться в этом направлении.

Коротко говоря, давление, которое испытывают дети, обычно зависит от общих условий жизни. Но это не значит, что его ощущают на себе только дети из богатых семей. Родители из рабочего класса иногда полны решимости дать своим чадам возможности, которых никогда не было у них, и еще более твердо настроены убедиться, что те в полной мере воспользуются всеми шансами. Это совсем не тот стресс, которому подвергается ребенок, чьи мамы и папы из принципа настаивают на занятиях с репетитором. Тем не менее это тоже стресс.

Последствия становятся особенно вредными, если на детей (из семей с любым уровнем дохода или этническим происхождением) оказывают давление, заставляя не только добиваться успеха, но и превосходить сверстников. Они начинают относиться ко всем вокруг как к потенциальным соперникам. В итоге подростки вполне предсказуемо испытывают отчуждение и агрессию, зависть (к победителям) и презрение (к проигравшим). Вместе с отношениями часто страдает и их самооценка. В конце концов, если ваше чувство компетентности зависит от того, сможете ли вы восторжествовать над другими, вы в лучшем случае будете чувствовать себя довольным и уверенным лишь время от времени. Все по определению не могут выиграть.

Еще в 1980-е годы пара психологов, опросив более 800 учащихся средней школы, обнаружила, что наиболее конкурентоспособные из них отличались «уникальной зависимостью самооценки от стороннего суждения и вывода об их успеваемости». Перевод: то, как они относились к себе, напрямую зависело от того, насколько успешно они справлялись с определенными задачами, и того, что думали о них другие[106]. Конкуренция делает самооценку условной и зыбкой, и это одинаково касается победителей и проигравших. Более того, подобный эффект возникает не только вследствие «чрезмерной» конкуренции. Всякий раз, когда детей настраивают друг против друга, чтобы один мог добиться успеха, только если другие потерпят неудачу, за это приходится платить определенную психологическую цену.

Все это дает нам, так сказать, новую оптику, через которую можно рассматривать все предупреждения: что мы слишком много делаем для детей, чересчур потакаем, принимаем излишне активное участие в их жизни. Но, я бы сказал, на самом деле вопрос не в том, сколько мы делаем для них, а в том, что делаем. Конечно, имеет смысл ослабить контроль, если мы заигрались и пытаемся заставить своих детей брать все новые и новые вершины или, что еще хуже, добиваемся, чтобы они превосходили сверстников. Но это не значит, что нужно меньше заниматься воспитанием. Просто мы должны делать это лучше — например, больше поддерживать и меньше контролировать. (О том, как это осуществить, я расскажу в главах 7–10.)

Вместо того чтобы спрашивать, не слишком ли много мы делаем для наших детей, возможно, полезнее (хотя и потенциально опаснее для душевного равновесия) спросить, для кого мы это делаем. На первый взгляд может показаться, что родители, которые давят на детей, виноваты лишь в том, что ставят их счастье впереди собственного, как это сформулировано в недавно вышедшей книге о гипервоспитании. Но посмотрите еще раз: иногда они просто купаются в отраженных лучах славы. Спортивные болельщики ликуют и гордятся, когда их команда выигрывает, но и родители испытывают косвенное чувство причастности к успехам детей. Такие люди умудряются уже через несколько минут после знакомства сообщить вам, что их ребенок занимается по программе для одаренных учеников, или попал в сборную штата по теннису, или был принят в Стэнфордский университет — досрочно, не меньше. (Я пародировал эту ситуацию, объявляя своим друзьям, что меня ужасно беспокоит моя дочь — она все еще шевелит губами во время чтения, хотя ей целых два года.)

Разумеется, нет ничего плохого в гордости за детей. Но когда хвастовство кажется чрезмерным — слишком подчеркнутым, или слишком частым, или начинается слишком быстро, — возможно, личность родителя поглощена достижениями ребенка. Это особенно верно, когда хвастовство звучит, скажем, более уверенно, чем любовь. В нем есть отзвук конкуренции, непрозрачный намек, что дитя, о котором идет речь, не просто умное — умнее любого другого. (То же самое с вездесущими наклейками на бампер: «Мой ребенок — лучший ученик такой-то школы» — подразумевается продолжение: «А твой нет»[107].)

Слушая подобных родителей, начинаешь подозревать, что эти достижения возникли не сами по себе, а были вытянуты из несчастного ребенка матерью или отцом, которые стояли над душой, постоянно толкали вперед и, возможно, любили не слишком сильно, но чересчур условно. Невольно возникает вопрос: верят ли эти дети, что их по-прежнему будут любить, если они перестанут быть столь впечатляющими. Подсознательное уравнение «Мой ребенок успешен — поэтому я тоже успешен» (или даже «Мой ребенок успешен, и я тому причина») напрямую связано с методом избирательного применения положительного подкрепления. Это когда дети догадываются: они должны хорошо проявить себя, чтобы получить объятия и улыбки, и их родители гордятся не тем, какие они есть, а лишь тем, что они делают.

Когда я сам был ребенком, некоторые родители отдавали малышей в детский сад на год раньше. Или договаривались, чтобы позднее те могли перескочить через класс, получая фору на пути к… цели в конце этой гонки. В наши дни такие мамы и папы, наоборот, специально выжидают лишний год, прежде чем отдать ребенка в школу, чтобы тот оказался старше одноклассников — предполагается, он будет больше знать и уметь и получит преимущества в спорте, так как будет более физически развит. Разворот стратегии на 180 градусов кажется почти комичным, но на самом деле важно: действительно ли решение принимается на основании того, что лучше для ребенка[108]. И снова мы должны не только спросить, до какой степени вовлечен родитель, но и какую форму принимает его участие и чем мотивировано.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК