* * *

Однажды моя жена гуляла с детьми в парке. Вернувшись, поделилась впечатлениями, качая головой и негодуя: «Не могу поверить, насколько унижающе и враждебно некоторые родители разговаривают со своими детьми. Зачем тогда они вообще решили завести детей?» Мне самому не раз приходилось задаваться подобным вопросом, и я начал записывать примеры, наблюдаемые в городе. Среди множества прочих оказались и такие случаи.

• Малыша строго отчитали за то, что он бросал плюшевого медведя в игровой зоне детской библиотеки, хотя рядом никого не было.

• Ребенок, тщетно просивший печенье в супермаркете, заметил, что неподалеку другой маленький мальчик ест печенье. Когда он указал на это своей матери, та ответила: «Наверное, это потому, что он умеет пользоваться горшком».

• Маленький мальчик, громко выражая восторг, спрыгнул с качелей на детской площадке, и его мать зашипела: «Немедленно прекрати баловаться! Сегодня ты больше не будешь качаться. Еще раз так сделаешь, и пойдешь на тайм-аут».

• За водяным столом в детском музее мать все время одергивала маленького сына, утверждая, что объявления, развешанные в этой зоне, якобы запрещают делать то, что он хотел, например: «Здесь написано, что нельзя брызгаться». Когда он спросил почему, она ответила: «Просто так написано».

Я вскоре отказался от своих заметок. Таких случаев было слишком много, все были похожи друг на друга. Записывать оказалось просто незачем, не говоря о том, что это довольно угнетающее занятие. Снова и снова на детской площадке мы видели, как родители внезапно объявляли, что пора уходить, иногда даже хватали ребенка за руку. (Если малыш начинал плакать, списывали на то, что он «устал».) Мы видели, как мамы и папы невольно воспроизводили поведение армейского сержанта, запугивающего новобранцев: кричали, наклонившись к лицу, потрясая пальцем прямо перед носом ребенка. Часто в ресторанах наблюдали родителей, которые поминутно делали своим детям замечания, поправляли их манеры, выговаривали, будто не так сидят, комментировали, что (и сколько) они едят, и в целом превращали все в событие, окончания которого дети не могли дождаться. (Неудивительно, что во время семейных обедов многие дети говорят, что не голодны, а через некоторое время у них появляется аппетит.)

Уверяю вас: пока у меня не появились собственные дети, я гораздо критичнее относился к таким родителям. Пока вы сами не начали толкать перед собой коляску, просто не в состоянии представить, как эти крошечные существа умеют играть у вас на нервах и испытывать терпение. (И конечно, не можете оценить те необыкновенные моменты восторга, которые они дарят.) Я очень стараюсь не забывать об этом, когда поведение другого родителя заставляет меня морщиться. И напоминаю себе, что ровно ничего не знаю об истории семьи, за которой наблюдал в течение нескольких минут, — ни того, с чем этому родителю пришлось столкнуться сегодня утром, ни того, что ребенок сделал перед тем, как разыгралась эта сцена.

И все же. Несмотря на все допущения, которые мы готовы сделать, и все оговорки, которые готовы учесть, есть общая истина. На одного ребенка, которому разрешают баловаться в общественном месте, приходятся сотни детей, чьи родители ограничивают их без всякой необходимости, кричат, угрожают и запугивают; детей, чьи протесты обычно игнорируют и от чьих вопросов отмахиваются; детей, которые уже привыкли слышать автоматическое «Нет!» в ответ на свои просьбы и «Потому что я так сказал!», если спрашивают почему.

Впрочем, вы не должны верить мне на слово. Представьте, что вы антрополог, и в следующий раз, когда окажетесь на детской площадке, в торговом центре или на детском дне рождения, присмотритесь к происходящему. Вряд ли вы увидите то, чего не видели раньше, но можете заметить детали, на которые до этого обращали мало внимания. Вероятно, на основе увиденного даже сделаете некоторые обобщения. Но будьте осторожны: стать более восприимчивым к тому, что происходит вокруг, не всегда приятный опыт. Если начнете смотреть слишком внимательно, не исключено, что довольно скоро у вас пропадет всякая охота ходить на прогулку в парк. Как написала мне одна мама из Калифорнии:

Вы были относительно недавно в продуктовом магазине? Это настоящее мучение! [Смотреть на то, как] родители используют взятки, унижения, наказания, награды и прочие оскорбительные приемы, почти невыносимо. Что случилось с моим славным мысленным экраном?. Каждое «Если ты не успокоишься, мы никогда больше не пойдем в магазин!» и «Зайка, если ты перестанешь кричать, мы купим мороженое!» грозит задушить меня. Интересно, как мне удавалось не слышать всего этого раньше?

Подумайте еще раз о разных методах условного воспитания, описанных в предыдущих двух главах. Они вредны уже хотя бы потому, что ребенок чувствует, когда его контролируют. Это работает и наоборот: когда мы используем наказания, поощрения и другие стратегии, чтобы манипулировать поведением детей, они ощущают, что их любят, только когда они соответствуют нашим требованиям. Условное воспитание может возникнуть как следствие контроля, даже если оно не было его целью. И напротив, контроль объясняет деструктивные эффекты условного воспитания.

Однако чрезмерный контроль сам по себе проблема и поэтому заслуживает отдельной главы. И дело не ограничивается какой-то одной конкретной формой дисциплины, будь то тайм-аут или очередная наклейка в «звездную карту», телесные наказания или словесные поощрения, подаренные или отнятые привилегии. Замена одного метода на другой мало что меняет, если мы не в состоянии разобраться с первопричиной: основная проблема воспитания детей в нашем обществе — это не вседозволенность, а страх перед вседозволенностью. Мы так боимся избаловать наших чад, что в итоге чрезмерно их контролируем. Конечно, одни дети избалованы, другие заброшены. Однако гораздо реже возникает тема настоящей эпидемии микроменеджмента: стремления родителей контролировать юное поколение в мелочах и вести себя так, будто малыши — это полностью принадлежащие им дочерние предприятия. Поэтому важный вопрос, к которому я вернусь позже, звучит следующим образом: как руководить и ограничивать (а это необходимо) без излишнего контроля. Но сначала мы должны уяснить, до какой степени на самом деле можем переусердствовать и почему этому искушению необходимо сопротивляться.

Общение взрослых с детьми часто основано на неуважении к их потребностям и предпочтениям, да и, в принципе, к ним самим. Родители ведут себя так, будто считают, что дети не заслуживают такого же уважения, как взрослые. Много лет назад психолог Хаим Гинотт[55] предложил вспомнить, как мы реагируем, когда наш ребенок случайно забывает где-нибудь принадлежащую ему вещь, — а затем сравнить это с нашей реакцией, когда подобной хронической забывчивостью страдает наш друг. Мало кому придет в голову отчитать взрослого тем же тоном, какой мы обычно оставляем для детей: «Да что с тобой такое? Сколько раз повторять — перед уходом нужно посмотреть, не забыл ли ты свои вещи. Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме…» и так далее. Взрослому человеку мы, скорее всего, скажем просто: «Вот твой зонтик»[56].

Некоторые родители вмешиваются по привычке, прикрикивая «Хватит бегать!», даже когда совсем невелик риск, что ребенок нанесет ущерб другому человеку или обстановке. Многие как будто пытаются ткнуть его носом в собственное бессилие и показать, кто в доме хозяин. («Потому что я мама, вот почему!» «Мой дом, мои правила!») Одни пытаются контролировать детей с помощью физической силы, другие предпочитают чувство вины («После всего, что мы для тебя сделали! Ты разбиваешь мне сердце…»). Другие непрерывно пилят детей, и их напоминания и критические замечания сливаются в устойчивый гул. Иногда явно не возражают против того, что делают дети, но потом вдруг взрываются без всякого предупреждения: ребенок словно задевает ногой невидимую растяжку (на самом деле это может быть связано не столько с поведением малыша, сколько с настроением взрослого) — и родитель внезапно приходит в ярость и становится пугающе жестким.

Разумеется, не все поступают описанным образом, а некоторые вообще никогда не делают ничего подобного. Исследования показали, что убеждения и методы, связанные с воспитанием, обычно меняются в зависимости от культурной, классовой, расовой принадлежности родителей, а также, среди прочих факторов, и того, какое давление испытывают они сами. (Подробно об этом см. в приложении.) Исследователи также уверяют, что большинство взрослых не придерживаются единого стиля воспитания — на всевозможные виды плохого поведения они обычно реагируют по-разному[57].

Но, пожалуй, более интересно, что именно родители оценивают как «плохое поведение». Некоторые регулярно применяют это определение к действиям, которые вы или я сочли бы вполне безобидными, и на основании этого расправляются со своими чадами[58]. Обычно это происходит в рамках так называемого авторитарного стиля воспитания. Таких родителей скорее можно назвать строгими и требовательными, чем понимающими и обнадеживающими. Устанавливая правило, они редко сопровождают его объяснениями или обоснованиями. Чтобы добиться исполнения, не только ожидают абсолютного послушания и не задумываясь наказывают, но и считают, что для детей гораздо важнее подчиняться авторитету, чем уметь думать самостоятельно или выражать свое мнение. Они настаивают, что за малышами нужно бдительно следить. А когда те нарушают правила — что только подтверждает мрачные подозрения авторитарных родителей о том, каковы дети на самом деле, — считают, что они сделали это сознательно, независимо от возраста, и должны нести ответственность.

Настораживающая подробность: та же тема — «угодливое исполнение родительских требований и… раннее подавление неприемлемых порывов» — всплывает в классическом исследовательском проекте, осуществленном после Второй мировой войны. Ученые изучали психологическую подоплеку фашизма — в частности, детство тех людей, которые выросли, испытывая ненависть к целым группам, и имели выраженную тягу к власти[59].

Конечно, это крайние точки спектра контроля. Слыша о таких случаях, вы наверняка говорите: «Ну нет, ко мне это точно не относится. Я не авторитарный родитель и не кричу на своего ребенка за то, что он весело играет на детской площадке». Но почти все хотя бы изредка поддаются тяге к чрезмерному контролю. Одни делают это с убеждением, что дети должны научиться делать то, что им говорят (в конце концов, взрослым лучше знать, не так ли?). Другие просто обладают авторитарным складом характера и с самого начала привыкают навязывать детям свою волю[60]. Кто-то поступает так просто из отчаяния, нерегулярно, в ответ на акты неповиновения. Многие родители действительно обеспокоены благополучием детей, однако никогда не задумывались, что их действия — это чрезмерный и контрпродуктивный контроль.

Большинство из нас просто наблюдает «парад плохих родителей», то есть людей, гораздо более контролирующих, чем мы сами. Утешает мысль: «По крайней мере, я никогда так не делаю». Но настоящая задача — задуматься о тех вещах, которые мы делаем, и спросить себя, соответствуют ли они реальным интересам наших детей.