Научные методы нужны не только в науке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МАРК ХЕНДЕРСОН

Научный редактор The Times, автор книги 50 Genetic Ideas You Really Need to Know («Пятьдесят принципов генетики, которые вам обязательно нужно знать»)

Есть две точки зрения на то, что такое наука. С одной стороны, это накопленные знания об окружающем мире: гравитация, фотосинтез, эволюция. С другой – это технологии, возникающие как прикладной результат этих знаний: вакцина, компьютер, автомобиль. Наука является и тем и другим, но, как объяснял Карл Саган в своей книге «Мир, полный демонов», она является и кое-чем еще. Это способ мышления, лучший из существующих в настоящее время (хотя и далекий пока от совершенства) подход к изучению и пониманию мира.

Наука условна, она всегда готова к пересмотру имеющихся концепций в свете новых данных. Она антиавторитарна: любой может внести свой вклад, и любой может ошибиться. Наука активно стремится проверять свои предположения. Она не боится неопределенности. Эти качества делают научный метод оптимальным для поиска истины. Но ее мощь, увы, часто ограничивается интеллектуальными гетто – дисциплинами, которые исторически считаются «научными».

Наука как метод может многое дать самым разным областям вне лаборатории. Но она остается далека от общественной жизни. Политики и чиновники редко задумываются о пользе инструментария естественных и общественных наук и возможности его применения для выработки эффективной политики или даже для победы на выборах.

В образовании и уголовном законодательстве регулярно принимаются скоропалительные решения. Обе эти области очень бы выиграли от мощного научного метода – контролируемого рандомизированного испытания, но его редко используют перед введением какой-либо новой инициативы. Пилотные исследования часто слишком слабы, чтобы давать достаточные основания для оценки успешности политики.

Шейла Берд из Совета по медицинским исследованиям недавно раскритиковала новый регламент направления на обследование и лечение от наркотической зависимости в Британии, который ввели на основании пилотного исследования, не выдерживающего никакой критики. В нем участвовало слишком мало испытуемых, они не были рандомизированы, их не сравнивали должным образом с контрольной группой, а судей не спрашивали, какое решение они бы вынесли в других случаях.

Госслужбы тоже во многом бы выиграли от принятой в науке самокритики. Как заметил Джонатан Шеферд из Университета Кардиффа, полиция, социальные службы и образовательные структуры страдают от отсутствия практикующих ученых, которые так помогают медицине. Кто-то должен делать дело, а кто-то – проводить исследования, и это редко оказываются одни и те же люди. Офицеры полиции, учителя и социальные работники не видят необходимости изучать собственные методы, как это делают врачи, инженеры и ученые из лабораторий. В скольких полицейских участках проводят что-либо похожее на научные семинары?

Научный метод, способствующий критическому мышлению, представляет слишком большую ценность, чтобы использовать его только в науке. Если наука помогает понять первые микросекунды после Большого взрыва и строение рибосомы, она наверняка может помочь лучше решать социальные вопросы нашего времени.