Супервентность

ДЖОШУА ГРИН

Специалист в области когнитивных наук, нейробиолог, философ, Гарвардский университет

В мире много чего есть: деревья, машины, галактики, бензин, термы Каракаллы, ваша поджелудочная железа, Оттава, скука, сенатор Уолтер Мондейл. Как все это может сосуществовать? Для объяснения этого есть специальное слово – «супервентность». Это условная абстракция, широко используемая в англо-американской философии и предлагающая наиболее общие рамки для рассуждений о том, как все существующие явления соотносятся между собой.

Точное определение термина несколько громоздко. Супервентность – это соотношение между двумя наборами свойств. Назовем их «набор А» и «набор Б». Свойства «набора А» супервентны по отношению к свойствам «Б», если (и только в том случае) два объекта не могут различаться по свойствам «А», не различаясь одновременно по свойствам «Б».

Это определение, хотя и довольно точное, не позволяет сразу понять, о чем говорит супервентность: речь идет о взаимоотношениях между разными уровнями реальности. Например, возьмем картинку на экране компьютера. На высшем уровне, на уровне образов, мы видим на экране собаку, свернувшуюся в клубок в лодке рядом со спасательным жилетом. Однако то же изображение на экране можно описать и как набор пикселей, расположенных определенным образом и имеющих определенные цвета. Образы супервентны по отношению к пикселям: изображение на экране не может отличаться от изображения на другом экране, если между ними нет различий на уровне пикселей.

Пиксели и изображения – это в самом точном смысле одно и то же. Но – и это самое важное – их отношения асимметричны. Изображения супервентны по отношению к пикселям, но пиксели не супервентны по отношению к изображениям. Экраны могут различаться на уровне пикселей, не различаясь на уровне изображений. Например, одно и то же изображение может быть показано в двух разных размерах или разных разрешениях. И если удалить несколько пикселей, изображение останется тем же (изменение нескольких пикселей не защитит вас от обвинений в нарушении авторских прав). Самый простой способ представить себе асимметрию супервентности – посмотреть, что чем определяется. Пиксели полностью определяют изображение, но изображение не полностью определяет пиксели.

Концепция супервентности заслуживает большего распространения, потому что облегчает нам представление самых разных вещей, а не только изображений и пикселей. Например, супервентность объясняет, почему физика – самая фундаментальная наука (наука наибольшей общности). Для многих это может прозвучать как оценочное высказывание, но на самом деле это не так (или не должно быть так). Физика фундаментальна, потому что все во Вселенной, от вашей поджелудочной железы до Оттавы, супервентно по отношению к физическим явлениям (во всяком случае, так утверждают «физикалисты» вроде меня). Если существует Вселенная, идентичная нашей, в ней будет поджелудочная железа, точно такая же, как ваша, и Оттава, такая же, как в нашей Канаде.

Супервентность особенно полезна, когда приходится иметь дело с тремя спорными и тесно связанными проблемами: 1) взаимосвязь между естественными и гуманитарными науками, 2) взаимосвязь между разумом и мозгом и 3) взаимосвязь между фактами и ценностями.

Гуманитарии часто обвиняют естественные науки в своего рода империализме – стремлении завоевать человека целиком, свести все к электронам, генам, числам, нейронам и дать «исчерпывающее объяснение» всего, что нам дорого в этой жизни. Подобные предположения обычно высказываются с презрением или страхом – в зависимости от того, насколько сам говорящий верит в реальность подобных устремлений «естественников». Последние, в свою очередь, действительно временами ведут себя высокомерно и отмахиваются от целей и задач гуманитарных наук как от чего-то ребяческого и не заслуживающего внимания. Супервентность поможет понять, как соотносятся гуманитарные и естественные науки, почему временами кажется, что какая-то из наук вторгается на чужую территорию, и насколько такие предположения оправданны.

Может показаться, что гуманитарии и «естественники» изучают разные вещи. Первые интересуются такими вопросами, как любовь, возмездие, красота, жестокость, и разрабатывают связанные с этими вопросами концепции. Вторые изучают такие вещи, как электроны и нуклеотиды. Но временами кажется, что ученые, занимающиеся естественными науками, начинают жадничать. Физики стремятся сформулировать общую физическую теорию («теорию всего»). Но если физика включает в себя все, то что остается гуманитариям? (Или, если уж на то пошло, хотя бы нефизикам?)

С одной стороны, «теория всего» – это действительно теория всего, но, с другой стороны, это не так. Общая теория охватывает все физические явления, в отношении которых все прочее супервентно. Если два мира физически идентичны, то они идентичны и в гуманитарном плане – в них идентичны любовь, месть, красота, жестокость и соответствующие концепции. Но это совершенно не значит, что теория всего перечеркнет все остальные теории. Она не расскажет ничего нового или интересного о «Макбете» или о боксерском восстании.

Думаю, физика никогда не таила особой угрозы. Сегодня реальная угроза (если таковая имеется) исходит из поведенческих наук, особенно тех, которые связывают «точные» науки, которые мы все изучали в школе, с гуманитарными проблемами. Полагаю, здесь особенно выделяются три области: поведенческая генетика, эволюционная психология и когнитивная нейробиология. Я изучаю моральные суждения – это классический гуманитарный вопрос. Но для этого я сканирую головной мозг человека в тот момент, когда этот человек выносит моральное суждение. Недавно я заинтересовался генами, и моя работа опирается на последние открытия в области эволюционного мышления. Я исхожу из того, что разум супервентен по отношению к мозгу, и я стремлюсь объяснить гуманитарные проблемы – такие как противоречие между индивидуальными правами и общественным благом – в терминах конкурирующих нейронных систем.

Я знаю по собственному опыту, что некоторым гуманитариям подобный подход не нравится. В ходе дискуссии после моей лекции в Гарвардском гуманитарном центре один известный профессор заявил, что от моей деятельности – не от каких-то определенных заключений, а от всего моего подхода в целом – ему физически плохо. Предмет гуманитарного знания всегда был супервентен по отношению к предмету естественных наук, но в последнее время гуманитарии счастливо игнорировали физические детали – ведь можно же наслаждаться образом, игнорируя существование пикселей. Правда, можно? Вероятно. Может быть, это зависит от личных предпочтений. В любом случае так уж сильно волноваться не стоит.