Работа, игра, искусство, наука

Наш способ думать о стариках отражает парадоксы любви. Парадоксы обучения проявляются в других областях. Конфликт между игрой и работой, традицией и новаторством не ограничивается лишь нашим отношением к детям. Размышления о детях помогают нам понять старость; но они также помогают нам совершенно по-иному взглянуть на искусство и науку. Мы уже убедились, что эволюционный смысл детства заключается в том, чтобы обеспечить детям защищенный и безопасный период развития, благоприятствующий расцветанию разнообразия и новшеств. Самое яркое проявление этой стратегии – игра. Игра, если говорить точно, – это активность, не имеющая определенной цели, не решающая конкретной задачи и не имеющая в виду конкретный результат. Игра позволяет нам исследовать альтернативы, будь то альтернативные способы двигаться, действовать, думать или воображать. Игра есть сама суть стратегии исследования, а не стратегии использования. И тот факт, что игра – это еще и ключевая характеристика детства, не является простым совпадением.

У человеческих существ не просто исключительно длинное детство – мы и во взрослом состоянии сохраняем много ярких детских черт, как физических, так и психологических. Биологи называют эту особенность неотенией[272]. Даже во взрослом возрасте люди сохраняют потенциал безграничного любопытства, исследования и игры, столь характерный для детей.

Более того, в нашем распоряжении есть целый диапазон взрослых институций – спорт, изобразительное искусство, театр, наука, – которые как бы узаконивают игру. Эти институции служат взрослым отражением тех масштабных исследований физического и психологического мира, которые мы наблюдаем в ходе детской игры, но при этом они теперь комбинируются со сосредоточенностью, драйвом и целеустремленностью, присущими взрослым.

В индустриальном и постиндустриальном обществе работа играет ключевую роль, однако она вступает в конфликт и с заботой о беззащитных, и с игрой. Работа обеспечивает доступность ресурсов, необходимых для попечения о стариках и детях, а также ресурсов, необходимых для игры. Те же противоречия, что определяют наше отношение к игре, влияют и на наше отношение к попечению.

Иногда мы относимся к взрослым играм – спорту, искусству или науке – просто как к личным прихотям, очередному потребительскому товару, который можно приобрести, заработав на него или благодаря прихоти богатого мецената. В других случаях мы считаем эти взрослые игры просто еще одной, не такой явной, формой работы, ценной лишь постольку, поскольку она приносит какие-то практические результаты: физическое здоровье, удовлетворенность, усовершенствованные технологии или улучшенное медицинское обслуживание. Каждая заявка на научный грант должна в обязательном порядке включать раздел, в котором проект оправдывается с точки зрения прикладных результатов.

Ирония здесь заключается в том, что в долгосрочной перспективе игра не дает никаких практических преимуществ – идет ли речь о детской или взрослой игре (что, безусловно, справедливо и в отношении научных исследований). Это устроено так именно потому, что человек играющий, будь он взрослый или ребенок, и не стремится извлечь из игры конкретных практических выгод. Фундаментальный парадокс, свойственный балансу исследования и эксплуатации, заключается в следующем: чтобы в долгосрочной перспективе достигнуть разнообразных целей, вам следует решительно отказаться от каких-либо целей здесь и сейчас.

Точно так же как мы обеспечиваем для детей ресурсы и пространства для игры – не настаивая при этом, чтобы их игры дали какие-то немедленные практические результаты, – нам следует вести себя с учеными, художниками и вообще всеми, кто исследует пределы возможностей человека.

Ценность подобного подхода к игре хорошо видна в контексте постиндустриальных и прединдустриальных обществ. Процветающие высокотехнологичные компании, такие как Google и Pixar, от сотрудников которых требуются инновационность и креативность, специально отводят время и организуют пространство для игры. Компания Google в течение многих лет позволяла сотрудникам в течение определенного времени каждую неделю разрабатывать идеи, которые казались им интересными. В штаб-квартире компании Pixar есть потайные коридоры, ведущие к секретным рабочим кабинетам и переговорным, найти которые можно, только пройдя своего рода квест.

Одно из наиболее выдающихся свидетельств ценности игры, будь то для детей или взрослых, которые я только видела, – это документальный немой фильм “Нанук с севера” (Nanook of the North, 1922). В этом фильме показана жизнь охотника-инуита по имени Нанук и его семьи: эти люди пытаются выжить в одном из самых суровых регионов планеты, и единственное, что у них есть, – это их навыки охоты и собирательства.

В фильме есть эпизод, когда Нанук мастерит игрушечные нарты для своего обожаемого маленького сына. Отец с сыном упоенно возятся в снегу – картина, знакомая любому канадскому родителю, такому как я. Казалось бы, ничем не примечательный эпизод, но давайте остановимся и немного подумаем. Подумаем о том, какая огромная доля ВВП этой семьи, и так балансирующей на грани выживания, была потрачена на строительство санок и на веселую возню с ними. Однако Нанук твердо знал, что нет лучшей инвестиции в будущее его сына, чем игровое исследование снега и льда. Мы, жители богатейшей страны мира, до сих пор не усвоили этот урок.

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК