X

X

ГИГИЕНА ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ЖИЗНИ УМСТВЕННОГО РАБОТНИКА.

ИНТЕНСИВНАЯ УМСТВЕННАЯ РАБОТА НЕ ДОЛЖНА СОВПАДАТЬ С УСИЛЕННЫМИ ВОЛНЕНИЯМИ.

Всю серьезную мозговую работу, связанную с наибольшим сосредоточением, требующую наиболее богатых комбинаторных процессов, надо проводить в обстановке спокойствия и без спешки. Умственный труд и без того дорого обходится нервной клетке, — если же связывать его с волнениями, пострадает качественная продуктивность и сугубо поплатится нервная ткань.

Волнения — это бурные колебания кровообращения, которые особенно резко отзываются на кровообращении в черепе. Нарушения же мозгового кровенаполнения являются глубоким бедствием для процессов умственной деятельности. Поэтому если та или иная работа неминуемо потребует волнений, необходимо так спланировать ее, чтобы творческая, наиболее ответственная ее часть была проведена до периода волнений и на последний пришлась бы лишь исполнительная ее часть.

Особо внимательно должны быть при этом учтены публичные выступления. Потрясения, вызываемые ими, двоякого порядка: как волнения — с одной стороны, и как тяжелая речевая нагрузка — с другой. Речевой процесс в большой аудитории, помимо создаваемых им эмоций, является, кроме того, резким механическим ударом по дыханию и кровообращению, отягощая их в дополнение к волнующей нагрузке.

Перед неминуемыми волнениями, перед публичными выступлениями большая мозговая работа должна быть приостановлена, — материал ее должен быть закончен до них. Дни волнений и больших речей должны быть днями особо сурового режима для работников мозга.

Общая гигиена эмоциональной жизни

Для иллюстрации подавляющего влияния «привходящих» эмоций на умственную деятельность воспользуемся яркими опытами, проведенными в психологической лаборатории Академии коммунистического воспитания.

Были исследованы молодые товарищи, поступавшие в Академию. Исследование было сделано до экзаменационных дней и после них. Цель изучения — выяснить, насколько эмоции, связанные с предстоящей тяжелой экзаменационной ответственностью (риск, возможность «провала» и т. д.), отражаются на качестве мозговой продукции, т. е. на подготовке к самим экзаменам.

Казалось бы, яркая целеустремленность налицо: страстное желание выдержать, быть принятым в АКБ. Все организующие усилия тоже приведены как будто в движение: максимум часов на работу, нет отвлечений и т. д. Однако несмотря на это интеллектуальная картина получилась ужасающая.

Волнения, связанные со страхом неудачи, так дезорганизовали мозговой процесс, что резче выступали при исследовании не явления сосредоточения, но явления грубейшей рассеянности; не прочная фиксация воспринимаемого, но ужасающая забываемость. Мыслительные процессы оказались сильно замедленными, мыслительный поток оказался легко «волнуемым», причем в качестве волнующего фактора выступали и впечатления, ничего общего не имевшие с экзаменационными драмами (явление разлитого, общего аффективного возбуждения).

Характерно, что мыслительные реакции, относящиеся к материалу, непосредственно связанному с самим содержанием изучаемых предметов (физика, химия, истмат и т. д.), оказывались наиболее заторможенными: а надо бы, конечно, ждать обратного — ведь это основной материал их мышления в данные дни.

За несколько дней до экзамена эта дезорганизация охватывала всю умственную деятельность, а непосредственно перед экзаменом она разрушала преимущественно те области, которые были ближе всего к содержанию экзаменационного испытания (наиболее сейчас нужные, но вместе с тем именно сейчас наиболее ранимые).

У особо чутких товарищей этот «экзаменационный травматический невроз» давал тяжелые отзвуки и после окончания экзаменов — даже при удаче последних: «рецидив экзаменационной эмоции».

«Привходящая эмоция» давала не только ломку интеллектуального аппарата, но потрясала и всю биологическую сопротивляемость «жертвы».

Исследования крови в разные фазы — до экзамена и после него — показали, что «предэкзаменационная» эмоция резко понижала каталазу крови (один из ферментов, обусловливающих собою интенсивность процессов, протекающих в крови), т. е. грубо подавляла все жизненные процессы организма: понижала сопротивляемость его к инфекциям и т. д.

В текущей общественной работе возможно сопротивление подобным эмоциям и даже — при уменье — переключающее использование их на цели того или иного нашего задания (по примеру артистов, ораторов) (из гл. III). Однако напряжение, вызываемое такой борьбой, тем более попытками переключить, настолько тяжело, что его ни в коем случае не следует сочетать с ответственной частью работы: надо либо покончить с этими эмоциями до ответственной работы, либо «отсрочить» их до окончания последней.

Один из приемов борьбы с эмоциональными отвлечениями при выступлениях — составление детального конспекта: какие бы волнения ни вызывало выступление (огромная аудитория, недовольные реплики с мест и т. д.), — основной процесс организован заранее (конспект), и сорваться с него меньше риска. В таких случаях заучивание доклада наизусть или надежды на импровизацию, «вдохновение» во время самой речи одинаково недопустимы: «эмоция» сорвет работу памяти, и без помощи конспекта прорвется хаос: (это в первом приеме); во втором случае — «вдохновение» то ли будет, то ли нет, — выхода же «без вдохновения» никакого, и лучше вооружиться заранее.

Конечно, огромное значение для гигиены эмоций имеют общая и специальная закалка, как длительная, так и эпизодическая, но о ней много говорилось выше, гл. III.

Половая жизнь и ее эмоции, ее гигиена

Чрезвычайно большую значимость имеют в вопросах умственного труда эмоции, связанные с половой жизнью. Недаром некоторые психопатологи пытались все творческие процессы свести к половому источнику.

Конечно, в таком предположении господствует мистическая чепуха, но вместе с тем нельзя преуменьшать значение половой жизни для умственной деятельности. Надо при этом учесть целую серию вполне научно подтвержденных положений.

Половая любознательность вплетается в общую любознательность — питает последнюю и ею питается. Половое соревнование таким же образом сливается с общественным соревнованием, и т. д. В этом — психологические связи интеллекта и сексуальности.

Биологические связи их чрезвычайно глубоки. Половая железа снабжает своим химизмом мозг не только в области полового его фонда, но и в сфере общетворческого его содержания. В этой области между чувственно-половой областью и общетворческой сферой появляются сплошь и рядом конфликтные боевые взаимоотношения: половое поглощает часть химизма, снабжающего высокие процессы в коре, и последние, соответственно, беднеют.

Бывает и «комбинированное» положение, когда напитавшийся корковым фондом половой порыв, преобразившись в творческий порыв, вплетается в кору и окрашивает ее работу в половые тона. Конечно, по первому и по второму вопросу случаются и обратные отношения: оттягивание из полового к интеллекту.

Очевидно, гигиена и рационализация половой жизни, половых эмоций представляют для умственного труда исключительно большой интерес.

На практике отношения полового и интеллектуального в основном сводятся к следующему:

1. Для умственной деятельности важно, в каком направлении развивается половая эмоция: составляет ли она особую доминанту, противопоставленную текущей рабочей доминанте, или же она может органически включиться в последнюю, стимулируя ее своим материалом? 2. Для умственной деятельности важно, насколько часто совершаются половые акты, так как половой акт одновременно является и значительной химической тратой, и большим эмоциональным потрясением: и то и другое, если они в избытке, питается за счет химизма и эмоций, подлежащих использованию в интеллектуальном аппарате.

Регулирование обоих элементов полового поведения — качественного и количественного — представляет собою одну из сложнейших и наиболее дискуссионных задач в деле организации умственной работы.

Всем известно колоссальное значение так называемой сублимации, т. е. перевода задержанного (сознательно или вследствие любовных «поражений», неудач) полового влечения на пути творческой деятельности. Нельзя, однако, понимать процесс сублимации механистически. Не всякий отказ или отрыв от полового удовлетворения ведет к творческому переключению, и далеко не всегда вообще «отказы» нужны для творчества.

Задержка полового возбуждения, если последнее не отыщет себе своевременных, хорошо построенных путей для творческого использования, может оказаться вредной зарядкой, усиливающей сумму общего, болезненного, внутреннего возбуждения. Наоборот, удовлетворение полового влечения вовремя — ожидание этого момента, борьба за него — может в различные этапы работы оказаться фактором, стимулирующим творчество. Где же «равнодействующая»?

Качественно она, по-видимому, в следующем:

1. Любовно-половая эмоция умственного работника должна быть в теснейшей связи с общественными его устремлениями, со всем содержанием его мозговой коры, идейная близость с любимым человеком, единство исканий, интересов, если возможно — даже общность работы. Это — условие для объединения рабочей доминанты с половой и для подчинения полового общественному: правильно построенная половая жизнь всегда связана с подчинением полового общественному. В таких случаях половое не мешает, но стимулирует кору; кора же, в свою очередь, углубляет и утончает половую жизнь.

2. Половые акты умственного работника должны быть редкими, хотя это само собой следует из первой формулировки: половое влечение как синтетическое завершение объединенного — коркового и чувственно-полового — влечения оформляется в таком завершающем виде не легко и не часто.

3. Ни новых половых эмоций, ни интенсивных половых затрат не должно быть в периоды наиболее ответственной умственной работы.

У мозговых работников чаще всего мы встречаем два типа половых отклонений: 1) уменьшение половой активности — в результате излишних переключений полового химизма в мозговую работу или же в результате длительного мозгового переутомления: половая астения; 2) искусственное взвинчивание половой активности, являющееся обратной стороной непрерывного, напряженного мозгового сосредоточения (половая гиперэмоция): «рассеяться, развлечься, развязать эту вечную скованность, оживить монотонный фон умственных процессов» (тяга к частым половым переменам, лишним половым актам и т. д.).

Второй тип полового отклонения обычно встречается у лиц подневольного мозгового труда («не по призванию») или же у лиц, еще не привыкших к настойчивой умственной работе, которая с первых этапов может показаться однообразной, серой, «безэмоциональной», — или же у страдающих раздражительной слабостью (см. гл. II).

Первый тип — половая астения мозгового работника — встречается сейчас довольно часто. Огромный новый социальный слой, недавно внедрившийся в серьезнейшую мозговую работу, потребовал со стороны желез своей внутренней секреции колоссальных затрат. Мозг, как уже указывалось, в своей работе питается всей биохимической наличностью, и в одну из первых очередей — тем химизмом, который выделяется половой железой. Поэтому слишком поспешная, сгущенная, и в особенности плохо организованная, мозговая работа является фактором значительной утечки непосредственно-половых возможностей.

Отсюда и довольно частые «половые церебрастении» даже у сексуально скромной части нашего молодняка, рано и сверх сил нагрузившего свой мозг. Правда, мозг советской демократии оказался неизмеримо выносливее и творчески богаче, чем это мыслится зловещим сплетникам типа Питирима Сорокина[250].

Однако нерациональная его нагрузка, несоблюдение всех тех принципов, о которых мы говорили выше, и скверная техника самой работы — оказываются тяжелым ударом для половой секреции.

Не в лучшем положении оказывается и группа «взвинченных». Лишь в первое время эта «активность» производит, наружно, впечатление повышенной половой потенции. На самом же деле «взвинченность» — продукт раздражительной половой слабости, за которой следует уже и настоящий половой упадок. Мозговая перегрузка, в особенности спаянная с половой перегрузкой, фатально ведет к сексуальной астении.

В основу половой гигиены мозговика должен, как мы говорили уже, лечь принцип: у половых актов и у мозговой работы имеется общий, питающий их источник. Повторяем, принцип этот никак нельзя толковать механически-равномерно в обе стороны. Первая половина принципа: чем грубее и дезорганизованнее протекает половая жизнь, тем хуже для мозговой продукции, лишающейся одного из крупнейших — питающих и организующих ее — источников. Вторая половина: чем менее рационально налажена мозговая работа, тем больше она утомляет и тем дороже она обходится для половой секреции.

Вторая часть нашей формулы полна стопроцентного оптимизма в отношении к сексуальности мозговика. Рационально (хотя бы и очень много) работающий мозг — мозг живущий и действующий в хороших общегигиенических условиях — не создает полового импотента. Мозговая работа, насыщенная ярким эмоциональным целеустремлением, протекающая в условиях бодрящего общефизиологического тонуса, поддерживает в устойчивом состоянии также и весь психобиологический аппарат сексуальности.

Пресловутая «приватдоцентская потенция» (резко пониженная) характерна для буржуазно-интеллигентского Запада с его интеллектуальной однобокостью, физиологической выхолощенностью («голый мозг — без тела»), лихорадочным карьеризмом, работой поневоле. Общественный, культурнический, научный актив СССР, со своей могучей боевой целеустремленностью, волевой напористостью, ярким и бодрым эмоциональным фондом, с его полнотой жизненных впечатлений, застрахован от «приватдоцентской» болезни: общий жизненный тонус его поставлен в особо благоприятные условия, т. е. и половой тонус. Однако… Однако лишь при обязательной предпосылке: синтез «тела» и «духа», — гигиеническое равновесие психофизиологических сил. При этом условии мы не получим, правда, «потентов» типа случных жеребцов, но половая активность будет вполне достаточной для создания здорового потомства, для питания общей жизнерадостности и для насыщения ею любовных эмоций.

В общем, половой «аскетизм» вовсе не полезен для вполне физиологически созревшего умственного работника. Представлять механически переключение полового химизма в мозговую активность было бы, повторяем, нелепостью. Формула: «сбереженное в половом уйдет на мозговое» — вульгарна и неправильна. Иначе все действительные аскеты были бы высоко талантливыми людьми, чего на самом деле, конечно, нет.

Химизм половой железы претерпевает сложные изменения до включения его в мозговую кору, и бодрость общего тонуса, эмоциональный подъем играет в этом отношения решающую роль. Без бодрого жизненного тонуса половой химизм не «сублимируется» (не перейдет в творчество), а «конвергируется», т. е. переключится на паразитические пути и создаст самые тяжелые виды страха, подавленности, возбуждения и другие проявления общего нервного перенапряжения.

Бодрый тонус, однако, в значительной своей части питается также и половыми эмоциями, которых, следовательно, вовсе не следует исключать из обихода мозгового работника (есть и такая тенденция — «толстовское рационализаторство»). Половая жизнь, половая любовь занимает очень крупное место в тонизировании мозговой работы: любовное целеустремление, радость влечения, разрядка излишнего возбуждения, освежение тканей после полового акта и т. д. Все дело лишь в том, чтобы половая эмоция умственного работника была в полной гармонии с мозговой корой, чтобы первая регулировалась и подчинялась второй, а не наоборот.

Голый, разнузданный половой инстинкт, не сдерживаемый социально-этическими и творческими тормозами, является злейшим врагом продуктивной мозговой работы. Мозг, мозговая деятельность обязывает к скромности в половых отправлениях: не к аскетизму, но к скромности — как в области частоты половых актов, так и в области полового разнообразия. Серьезно работающий мозг требует в половом вопросе экономии даже и при наличности больших физиологических возможностей. Каковы же цели «половой экономии» мозговика?

Первое — сберечь дорогой химизм для высоких мозговых процессов. Если нет механического знака равенства между этой экономией и получающимся в результате творчеством, — все же излишние растраты — удар, в первую очередь — именно по творчеству.

Вторая цель «половой экономии» — уберечь головной мозг от частых и бурных физиологических потрясений, каковые всегда несет в себе половой акт. Мозговая кора, профессионально работающая, представляет собою хрупкую, чрезвычайно чувствительную область, остро реагирующую на всяческие грубые физиологические травмы, ей причиняемые.

Между тем половой акт всегда является большим сердечно-сосудистым и общим эндокринным сотрясением организма, особенно сложно отдающимся именно в центральном нервном аппарате: изменения сосудистого тонуса, кровяного давления, значительное ослабление общего кровообращения и даже состава крови — при половом акте и после него, — все это, в скромной дозе полезное, в избытке создает антитезу: нарушения тонкого психизма, подавленность, утомление. Ведь интеллект и эмоции — и без того дорогой для мозга расход, поэтому надо быть сугубо осторожным с особо сложными и могучими эмоциями, каковыми являются эмоции половые.

Третья цель режима половой экономии мозговика: не опускать слишком часто мозговую кору «в низшие» психофизиологические этажи. Половой инстинкт, прорвавшийся к непосредственному удовлетворению, на некоторое время ослабляет тонкость и сложность высоких кортикальных процессов. Даже сдерживаемый и регулируемый корой, он все же содержит в себе слишком много «подспудного», бессознательного, подкорково-спинно-мозгового материала, — слишком много, чтобы можно было часто давать ему непосредственно прорываться. Сложная работа высших эмоций, поддерживаемая устойчиво регулируемой половой эмоцией, срывается, однако, если слишком часто будет срываться половой регулятор.

Наконец, четвертая цель половой экономии связана с ограничением в разнообразии половых объектов. Новые «персональные» половые установки, создавая новые участки возбуждения и отвлечения в мозговой коре, являются сильными конкурентами для тех полей внимания, которые заняты творческой работой. Если могучая, глубокая, длительная любовь консолидирует эти творческие поля, насыщая их новым энергетическим материалом, «пестрая» любовь раздробляет эти поля, мешает творческой концентрации, нарушает цельность и ценность наиболее ответственной ассоциативной работы.

На самом деле, действительно серьезно работающего мозговика не потянет ни на частые половые акты, ни на «половую пестроту». И вовсе не потому, что он относится к группе импотентов, — исключительно потому, что высоко развитая и многочасно занятая кора подчиняет деловой инстинкт себе, связывая его своим содержанием, внося в него сосредоточенность, устойчивость, упорядоченность, глубину, сложность. Мозговик не потянется к половому без коркового окружения этого полового, — последнее же очень привередливо и не станет формироваться под влиянием любого случайного, нового возбуждения.

Половая избыточность и растрепанность отдельных слоев мозговиков — симптом плохого их мозгового состояния:, очевидно, творческая их самоорганизация и качественная продуктивность слабоваты. В итоге они дорого поплатятся и в области интеллектуального, и в области полового «производства»: будущие церебрастеники плюс половые астеники — одновременно.

Мозг — дорогой аппарат и легкомысленного с собой обращения не терпит. Частота и растрепанность сексуальности у мозговика вообще вызывает неврологическую тревогу: очевидно, человек, способный при большом мозговом напряжении на большое добавочное половое напряжение, находится в стадии искусственного «навинчивания» возбуждения, каковое слишком часто сигнализирует начавшуюся раздражительную слабость. Вместо гордости повышенной потенцией приходится, как видим, именно в этом периоде быть сугубо начеку.

Возражения, будто половое разнообразие толкает мозговое творчество («новый интерес, новый стимул, новая цель — новое творческое возбуждение»?!), легко отводятся указанием, что воистину богатая и сложная мозговая работа не требует частой перемены своих объектов и добавочного подталкивания, — наоборот, боится последних. Очевидно, с такой мозговой работой что-то неладное творится в исходных ее корнях, и половое ее питание окажется вскоре равноценным алкогольному и наркотическому питанию.

«Пестрые» половые стимулы действительны лишь в мозговой работе, насыщенной авантюризмом, или же в специальностях, связанных с непосредственным культом полового начала (порнография в искусстве и пр.). Здесь острое специфическое навинчивание действительно является «профессионально полезным», но нашей задачей не является писать о гигиене для этого сорта «мозговых деятелей».

Высокая культура мозга несет с собою не половую слабость, но половую углубленность, сложность, сдержанность. Таковы половая установка и половая гигиена серьезного умственного работника.