XII
XII
ОТДЫХ И ДОСУГ УМСТВЕННОГО РАБОТНИКА.
ДАЖЕ ПРЕДЕЛЬНОЕ ВЫПОЛНЕНИЕ ВСЕХ ПРЕДШЕСТВУЮЩИХ ПРАВИЛ ПО ГИГИЕНЕ И РАЦИОНАЛИЗАЦИИ МОЗГОВОЙ РАБОТЫ НЕ ДАЕТ ЭФФЕКТА, ЕСЛИ НЕ НАЛАДИТЬ ВМЕСТЕ С ТЕМ ПРАВИЛЬНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ ОТДЫХА И ДОСУГА.
Работающий организм утомляется, т. е. отравляется продуктами обмена веществ (засорение тела ядами) и истощается благодаря расходованию составных частей работающих органов (порча органов).
Утомление выражается субъективно в затруднительности продолжения работы, в ряде неприятных ощущений, в ухудшающемся общем самочувствии; объективно это сказывается в ухудшении качества работы, в замедлении ее темпа, в появлении многих добавочных процессов, которые до того оказывались лишними.
В частности, нарастающее утомление работающего мозга ведет еще к временному усилению его возбуждения — к так называемой раздражительной слабости. Состояние утомления вообще заключает в себе элементы величайшей целесообразности. Утомление — самозащита организма против попыток работника перейти грани биологически возможного.
Утомление при физическом труде вначале оказывается местным, ограничиваясь сферой одного лишь работающего органа, в котором и накопляются ядовитые продукты. В дальнейшем, если не приостановить работу, оно превращается уже в общее утомление, так как яды переносятся током крови по всему организму. Для работающего же мозга утомление сразу, тут же оказывается общим состоянием, так как этот орган по своему физиологическому значению непрерывно связан со всеми процессами в теле, и нарушения в его работе немедленно отражаются во всех функциях организма.
При «физическом», мускульном утомлении организм энергично пускает в ход ряд средств, направленных на нейтрализацию ядовитых продуктов: печень, эта главная противоядная лаборатория, перерабатывает в себе ядовитые продукты; грудная клетка усиливает и ускоряет дыхательные экскурсии — для увеличения количества кислорода в организме, с целью ускорить им процессы сжигания ядов; сердце ускоряет и усиливает свои удары для ускорения тока крови по телу — с целью быстрейшего удаления ядов (дыханием, мочой, потом): почки интенсивно работают — для энергизации тока мочи, выводящей яды утомления, и т. д.
Вся эта нейтрализующая, противоядная защитная система, обслуживающая мускульный труд, оказывается гораздо менее удовлетворительной при борьбе с умственным утомлением. Ведь мозговая работа обладает «профессиональной способностью» подавлять как раз те функции, которые больше всего нужны для борьбы с ядами утомления: дыхание замедляется, сердце работает более вяло, потоотделение уменьшается (спазм сосудов кожи) и т. д.
Да и субъективный порог утомления — гораздо менее точный при умственной работе, чем при физическом труде, так как состояние душевного возбуждения (эмоция), волевой нажим, даже возбуждение от самого утомления могут заставить мозг работать значительно дальше той грани, которая является объективно, биологически законной.
При физическом труде отработанная ткань очень легко восстанавливается, так как мышцы обладают несложным анатомическим строением. В умственной работе основа ее — нервная клетка — обладает сложнейшей структурой, изменение которой очень медленно восстанавливаются. Малейший «перегиб» в этой области, вызывающий более глубокий изъян в нервной клетке, ведет к невосстановимым изменениям в ней (утомление перешло в истощение).
Следовательно, при мозговой работе надо учесть три осложняющих обстоятельства: а) худшую деятельность организма по нейтрализации ядов утомления; б) легкий переход через границы допустимой работы; в) трудную восстановимость отработанных частей органа.
Ясно, что щепетильность, осторожность в отношении к умственному утомлению должна быть максимальной. Предупреждение утомления и борьба с ядовитыми продуктами его не «филантропия», но основное условие хорошей работы. Иллюстраций этого бесконечно много.
Так, в одном экспериментальном случае[251], до момента рационализации работы, до правильного построения ритмики работы и отдыха, продукция одного рабочего в день выражалась в переноске 12 тысяч килограммов (погрузка болванок). После внимательных вычислений этапов работы (на три рабочих процесса 43 % времени, на отдых — 57 % времени) и перестройки методики ее продукция увеличилась до 58 880 килограммов в день (в пять раз), при том же числе рабочих часов.
В другом случае[252] две группы солдат (английских) конкурировали на скорость: группа одинакового состава, одинаковой силы. Задача — рытье окопов. Первая группа работала с большой энергией, но без перерывов. Вторая разделилась на три подгруппы, каждая из которых работала лишь по 5 минут (ритм: 5 мин. работы — 10 мин. отдыха). В итоге — вторая группа оказалась у цели… скорее.
Опыты эти, убедительные для мускульного труда, тем более обязывают в отношении к умственному труду, требующему сугубой эластичности и свежести работающего органа.
К сведению дон-кихотов, воюющих с принципом отдыха: кровь, извлеченная из тела утомленного работой, до того вполне здорового человека и впрыснутая в кровь совершенно здорового, не работающего животного, вызывает у последнего резкое ослабление двигательных процессов, грубое понижение мышечной возбудимости и эластичности, серьезные изменения в коре мозга.
Ясно: утомление — это яд, и фразеология, даже при лучших намерениях, направленная против борьбы за отдых — это фразеология непроходимой глупости и тупого ханжества.
Сон. Основа всех видов отдыха мозгового работника — это сон.
Мускульный аппарат отдыхает, как только прекращаешь работу: он тогда бездействует в истинном смысле слова, т. е. отдыхает. Мозг же, как мы знаем, даже после приказа о прекращении работы, после ухода от стола, от книги продолжает все же работать, и максимальный отдых, которого может добиться умственный деятель, — это только отдых сна.
К несчастью, даже сон далеко не всегда обеспечивает отдых, так как и в содержание сна вклинивается то «непрожеванный» за день материал, то остаточное общее возбуждение. Вот почему забота о сне и рационализация способов использования сна являются ответственнейшей главой гигиены умственного труда.
Если нет количественно достаточного и качественно хорошего сна — нет удовлетворительной мозговой работоспособности, и дальнейшая работа идет уже под нажимом за счет невосстановленных резервов (за счет истощения, т. е. изменения самой нервной ткани). В то же время по сну, по его качеству, по степени освежения и отдыха, даваемого сном, всегда можно судить о том, насколько рационализирована умственная работа данного человека: сон часто портится не из-за большой работы, но из-за плохо налаженной работы, проводимой к тому же в условиях хаотического быта.
Можно удвоить интенсивность работы и в то же время удвоить качество сна, если… усвоить при этом рационализаторские приемы. Кто плохо спит, тот плохо работает, — эта формула для умственного работника равнозначна с обоих концов: а) от плохой умственной работы, от плохо налаженной умственной работы — плохой сон; б) от плохого сна — плохая работа.
Как по температуре, по пульсу и т. д. при острой болезни можно судить о степени развития инфекции и о силе сопротивления организма, так и по типу сна можно четко выяснить степень правильности рабочего и бытового поведения мозговика. Если со сном плохо, надо срочно пересмотреть величину и качество нагрузки, приемы и обстановку работы, условия быта и пр.; при внимании, при элементарной культурности здесь можно многое предвидеть. При дальнейшей же пассивности — невознаградимая потеря для социалистической культуры, которая так остро нуждается в хорошо работающем мозге творцов ее.
Получается «каламбурное» положение: вопрос о сне — одна из острейших проблем культурной революции. Но этот «каламбур» насыщен тяжелейшим драматизмом, и пусть издеваются над ним те, кто желает бессонницы бойцам армии пролетариата.
Отличие у сна работников мускульного и умственного труда заключается еще и в том, что сильное мускульное утомление, требуя сна, дает сон, в то время как сильное умственное утомление, тоже требуя сна, этого сна не дает — дезорганизует сон. Вот почему первое правило для сберегания сна: не доводить мозг до сильных степеней утомления.
Механическое предоставление для сна определенного числа часов (даже нашей нормы — в 8 часов) еще не дает сна: человек может систематически ложиться в определенное время с благочестивым расчетом на нормальное число часов сна и столь же систематически может все эти часы — или большую их часть — не засыпать, вставая с постели более уставшим, чем ложась в нее. Называется это известное всякому мозговику состояние бессонницей.
Бессонница может быть случайной — в ночи после особо сильных нарушений мозговой гигиены, но она обладает особым качеством после нескольких повторных «случайностей» легко переходить в хроническую. Часто повторяющаяся бессонница — сигнал грозного бедствия для умственного работника. Кровообращение в мозгу извращается, застойные остатки и ядовитые продукты после вчерашней работы из черепа не удалены, общий обмен нарушен, — основные физиологические функции подавлены (кровообращение, дыхание, пищеварение).
Но испорченная нога не может работать дальше, так как она биологический примитив — исполнительский орган, между тем как испорченный мозг — сложнейший, богатейший, инициативный орган — продолжает еще работу: сон ухудшается сугубо, и начинаются… неврозы умственного работника, а за ними — ранний склероз мозга и сердца, грубые расстройства в железах внутренней секреции и т. д. и т. д. Отсюда — и чудовищная, преждевременная смертность нашего лучшего актива.
Чем в основном питаются хронические расстройства сна умственного работника?
1. Чрезмерным количественным мозговым напряжением: количественной перегрузкой непосильной работой, слишком быстрым темпом работы, слишком сильными эмоциональными добавками к труду и т. д. Остаток напряжения вторгается в сон (см. выше гл. I).
2. Недостаточной рационализацией методики мозговой работы: без учета личных черт и прочих правил до организации доминанты и подсознательной деятельности, без должной систематизации различных секторов работы, без планировки ее и т. д. (см. выше, гл. III и др.). Остатки работы вторгаются в сон.
3. Недостаточным или качественно несовершенным питанием — в смысле соответствия его специальным тратам мозговой работы: нервная ткань, не восстановленная питанием в своих тратах, перевозбуждается и портит сон.
4. Общими изъянами повседневного режима и разлаженностью в связи с этим всех физиологических функций (дезорганизация подкорковых механизмов): расстройство кровообращения, дыхания, пищеварения врываются в сон непосредственно (как «рефлексы» из соответствующих органов: удушье, давление, тяжесть, тошнота и т. д.) и «посредственно» — путем отравления самой нервной системы.
5. Искусственными возбудителями, которыми часто пользуется уставший работник для добавочного «повышения» продукции (вино, табак, половые излишества): перегружая и отравляя нервную систему, эти «чудодейственные усилители» мозга уродуют, кстати, и сон.
Имеется ли особая, специальная гигиена сна? Из развернутых сейчас соображений о причинах бессонницы явствует, что без радикальной реформы во всех областях работы и быта сон улучшить нет возможности.
Специальных рецептов для получения хорошего сна не существует. Все частные способы улучшения сна большей частью используют искусственные приемы, которые в дальнейшем лишь углубляют порчу сна, так как отучают организм от естественных путей самоусыпления.
Конечно, неплохо, если имеешь возможность получать перед сном теплые ванны, так как они смягчают возбуждение уставшего мозга; но при длительном пользовании они теряют свой эффект, так как тело привыкает к их температуре и относится к ней в дальнейшем безразлично. Следовательно, и на ванны надо смотреть как на временное, узко-лечебное средство (т. е. не постоянное, не бытовое), недействительное без коренной реорганизации работы и быта.
Такое же значение, но еще меньшее, имеют горячие ножные ванны: отвлечение крови от мозга, и этим — смягчение его возбуждения. Длительное применение этих ванн расслабляет сосудистую систему ног, приучает мозг к пассивному опорожнению от излишней крови, т. е. отучает от эластичной, активной борьбы с этими излишками, и кроме того, быстро превращается в привычку, т. е. перестает влиять.
Применение снотворных лекарств является для сна самоубийством: ослабляются естественные автоматизмы сна, организм привыкает к внесению инородного начала для смягчения возбуждения, что в корне уродует как раз те процессы, из которых должен бы формироваться здоровый сон; кроме того, сами снотворные являются сильным ядом, вредным именно для нервной системы.
Очевидно, для борьбы с бессонницей к лечебным средствам надо прибегать лишь в крайнем, безвыходном случае, когда иного пути нет, а вмешательство срочное необходимо.
Что же касается общей системы работы и быта, при реализации ее в целом, можно из нее извлечь и отдельные частности, имеющие более близкое отношение к борьбе за сон: а) вся активная мозговая работа должна быть кончена не позже чем за час до сна; б) в вечерние часы, во всяком случае последние 2–3 часа перед сном, изъять все сильно возбуждающие впечатления; в) в вечерние часы не вести той работы, которая потребует сложного дальнейшего подсознательного усвоения; г) последнее питание провести не позже чем за 2–2 ? часа до сна; д) непосредственно перед сном пройтись 20–30 минут по улице; е) спать в хорошо проветренной комнате (если погода позволяет — и при открытых окне, форточке), хорошо закутавшись; в квартире с иссушивающим центральным отоплением (паровое) на ночь развешивать на батареях мокрые простыни; ж) в ночи после дня с сильной нагрузкой воздержаться от половых актов.
Все эти меры, повторяем, не улучшат сна, если они не будут органически связаны с радикальным улучшением всей системы работы и быта.
Однако сон представляет собою лишь центральную часть главы об отдыхе умственного работника. Имеется целая система отдыха мозговика, игнорирование которой лишит работника и сна.
Как существует целостная система работы и быта, так в ней существует и особая система отдыха. Все звенья этой системы — системы отдыха — должны быть прочно приделаны одна к другой, — лишь при этом условии работник получит и хороший сон, и богатую рабочую продукцию. В основном эта система отдыха могла бы расслоиться на четыре главных отдыха[253]: а) максимальный отдых; б) отдых — подсознательная работа; в) отдых-переключение;
г) отдых переходный.
А. В группу «максимального отдыха» входит не только сон, но и всякое иное наше состояние, в котором мы пытаемся обеспечить себе по возможности полный отрыв от всякой нагрузки, в том числе и от подсознательной нагрузки (поскольку это в наших силах: см. гл. V).
Условия для получения этого типа отдыха, конечно, равнозначны с предпосылками сна: заранее уменьшить общее напряжение, освободиться от «непрожеванной» завали, оторваться от рабочей и вообще возбуждающей обстановки («напоминающей», «толкающей», «раздражающей»); после такого отдыха не сразу начинать интенсивную, сложную работу — дать «собраться» развязавшейся мозговой механике.
Такой тип отдыха, помимо сна, занимает очень крупное место в серии наших рабочих перерывов, отпусков и т. д. Среди дней и недель нашего отпуска, планируя различные части его (путешествие, чтение беллетристики и пр.), необходимо заранее учесть, спланировать вполне прочное место и для этого типа отдыха — кроме сна: на несколько часов в день во время отпусков делаться совершенно «безмозглым», приняв соответствующие меры, — оторваться от всех забот, стараться ни о чем не думать: «спать наяву». Надо заранее продумать, какая часть дня, недели, года может и должна быть использована именно для этого типа отдыха: когда он окажется наиболее нужным и наиболее осуществимым.
В течение рабочего дня этот тип отдыха должен захватить тот час перерыва, который мы обязаны получить после обеда; в течение недели — несколько часов из свободного дня, и т. д.
Б. Второй тип отдыха, которого совсем не знает мускульный работник — это отдых — подсознательная работа.
О подобном «своеобразном» типе мозговой деятельности мы уже слышали в гл. V, но там мы рассматривали этот материал как тип активности, здесь же развернем его как тип отдыха.
Если принять все меры по максимальной концентрации мозга на нужном задании, если собрать нужные материалы, построить вводный план, — тогда наступает момент, в течение которого полезно временно отойти от сознательного напряжения в этой области и «уйти в пустоту». Разница между «максимальным отдыхом» и этим состоянием такая: там все меры приняты для того, чтобы не было подсознательного груза — никакого груза; здесь же все меры приняты, чтобы максимальный груз сейчас взяло на себя подсознание, освободив на время сознание от напряжения, усилий, обязательств.
Но ведь это же работа, — не отдых! — скажут нам. Да, работа, поскольку через некоторое время без дополнительных сознательных усилий мы получаем «стихийный», «неожиданный» продукт. Но вместе с тем — и отдых, так как волевого нажима, нарочитого сосредоточения, осознанных процессов в этот период не было. Что подобная установка, несмотря на «работу», действительно дает отдых, подтверждается и физиологическими, и психологическими данными: улучшением аппетита, пищеварения, обмена, кровообращения и, что особо важно — сна, укреплением сознательного внимания после перерыва и т. д.
Этот тип отдыха удается лишь тому, кто умеет хорошо организовать свое подсознание (гл. Ill, V). Времяпрепровождение подобного периода не обязательно безмозглое, но ни в коем случае не активные, инициативные процессы: «жить рефлексами» (слушать музыку, смотреть картины природы, легкий физический труд и т. д.).
Включить второй вид отдыха в суточный и прочий план трудно, так как он вытекает из типа и нужд работы (не всегда требуется перемещение процессов в подсознание).
В. О третьем типе отдыха мы тоже уже слышали, но в связи с рассмотрением активной, рабочей его стороны. Надо перемещать участки рабочего возбуждения, — говорили мы. Перемещать — для усиления интенсивности вновь поднятого участка. Однако участок, от которого мы отошли, сейчас ведь отдыхает. Было бы несчастьем, если бы в ход пускались сразу все наши рабочие участки мозга: переход к новому участку — это отход от прежде работавшего, который и включается в фазу отдыха: отдых — переключение, отдых — от переключения.
Работа, как видим, продолжается, но и отдых одновременно налицо: чередование рабочих систем. Положим, я совмещаю медицинскую работу с педагогической: переход ко второй — отдых для мозговых областей, занятых первой. Общественная же работа является, таким образом, для меня отдыхом от обоих специальных типов деятельности. Но мы уже сообщали, что нельзя переключаться «до бесчувствия» (гл. IV): частые и пестрые переключения участков работы — дополнительный груз, а не отдых. Кроме того, без отдыха первого и второго типа третий тип отдыха один ничего не дает, так как сознание при нем непрерывно напряжено: процесс наиболее дорогой для мозга, наиболее дорого биологически стоящий.
Нормировка этого типа отдыха в серии других должна быть целиком подчинена принципам, выявленным в гл. IX — по вопросу о методике чередования рабочих систем.
Г. Наконец, четвертый тип отдыха — отдых переходный, — отдых как этап, переходный от тяжелой работы к максимальному отдыху.
Какие бы часы ни фиксировали мы для максимального отдыха, мы никогда не используем этих часов полностью, если сразу после тяжелой работы будем пытаться проникнуть в этот отдых. Остаточное возбуждение еще слишком велико и долго не рассеивается. Необходимо смягчить это возбуждение заблаговременно, постепенно понизив интенсивность работы — так, чтобы к фазе максимального отдыха «остаток» оказался минимальным.
Очевидно, подобный отдых является относительным, оказываясь лишь количественным понижением проводимой до того нагрузки. Так, чтобы легче уснуть или максимально «забыться», надо перед тем тяжелую работу по планированию доклада или по литературному его оформлению заменить более легкой — по собиранию материалов (больше исполнительской установки, чем творческой). Речь как сильно возбуждающий процесс перед уходом «в максимальный отдых» должна замениться легким чтением или слушанием чужой речи.
Неплохо, если после усиленного груза, до «отдыха № 1», мы слегка займемся физической работой и т. д. При подобном переходном отдыхе можно включиться в «главный» отдых уже без «непрожеванных» остатков, что обеспечит хорошее качество главного отдыха.
Этот тип переходного отдыха ценен и при использовании третьего типа — отдыха-переключения: два напряженно работающих участка, сменяющих друг друга, лучше приготовятся к этой смене, если первый, переключающий, участок постепенно понизит силу своего напряжения; это даст возможность второму — принимающему — участку постепенно же войти в работу: переходный отдых, т. е. понижение напряжения, окажется и здесь незаменимым подспорьем.
Отдых и «досуг», «развлечения».
В общем, все виды так называемого «свободного» времяпрепровождения умственного работника могут быть включены в ту или иную описанную нами выше группу отдыха. Так, чтение художественной литературы («досуг») научным или политическим работником — это чаще всего «отдых — подсознательная работа»: для высококультурного человека — это уход от главного, трудного — в легкое, почти «в пустоту»; но это же чтение — «отдых-переключение» для человека более слабой культуры (трудный процесс, сменяющий другой, обычный — тоже трудный процесс).
Ясно, что люди разного культурного богатства, т. е. разной степени подготовки к художественной литературе, театру и пр., должны по-разному биологически расценивать один и тот же тип «досуга»: для одних — это тоже большая нагрузка, но с иным материалом (отдых «№ 3»), для других — это максимальное отвлечение от активированной, волевой умственной работы (отдых «№ 2»), для третьих (профессионалов художественной области: беллетристы, поэты, драматурги, актеры и т. п.) — это отдых «№ 4», так как вместо построения своего материала они читают тот же, но чужой профессионально-обычный материал (та же область работы, но более легкая).
Однако никогда этот тип отдыха не явится максимальным отдыхом, так как последний не терпит никакой мозговой активности: идеально полный мозговой покой.
Отсюда и разная планировка одного и того же типа «досуга» во времени (количество), разная связанность с другими частями работы, с бытовыми процессами (качество). Вместе с тем, необходимо помнить, что область художественно-эмоциональных впечатлений является одним из полезнейших источников отдыха умственного работника независимо от его специальности. Эмоции, испытываемые при чтении беллетристики, при сценических, музыкальных впечатлениях и т. д. (театр, кино, радио), «развязывают» мозг, понижают его напряжение, освежают его новым, непривычным и сравнительно нетрудным материалом.
Вместе с тем, они увеличивают чувство жизни у читателя, зрителя, слушателя, заставляя его сопереживать — увязывать новый, богатый материал с собою: надо помнить, что напряженный, непрерывный умственный труд нередко понижает «чувство жизненного тонуса».
Мало того: они расширяют общий кругозор работника, способствуют его общекультурному росту, который зачастую тормозится постоянной специализацией.
Такова ценность тех категорий отдыха, которые возникают из художественных впечатлений. В этой области, однако, мозговику часто угрожает опасность: погоня за дешевыми эффектами, за бравурным, возбужденным, оглушающим материалом — за бульварной халтурой с ее «ужасами», «страстями», «чудесами», «неожиданностями»! К этим будто бы «отвлечениям» — стихийная, слепая тяга перенапряженного мозга: желанье забыться, оторваться, противопоставить утомляющей обычности невиданное.
Этого же рода тяга мозговика адресуется головоломкам, рискованным, возбуждающим страсти развлечениям «Луна-парков», «цирков» и пр. (у Горького: «Город желтого дьявола»), азартным физкультурным демонстрациям, боям быков и, наконец, собственному азарту (карты, половой разгул и пр.). Конечно, все эти «слепые» тяготения гибельны для утомленной нервной системы: не организуют ее, не укрепляют ее, не дают ей отдохнуть, но снова возбуждают и перегружают ее. Это новый, нелепый, непродуктивный «труд», а никак не отдых: мнимый отдых!
Лучшие типы отдыха-досуга для умственного работника заключаются в эмоциях художественного порядка, в зрительных и прочих впечатлениях, даваемых природой, и в хорошо организованных двигательных процессах (переключение центра на периферию), включая сюда и легкий физический труд. О движениях как фазах отдыха много говорилось выше, — сейчас же — несколько слов о туристике и о способах проведения более длительных отпусков.
Вне сомнения, погоня за неподвижным и абсолютно «безмозглым» длительным отдыхом в подавляющем числе случаев вредна для мозгового работника. Лишь совершенно истрепанные, да еще к тому соматически больные (сердце, легкие, почки и т. д.) люди действительно подлежат именно такому типу отпусков в соответственных, конечно, лечебных учреждениях и местах.
Мозговой же середняк с гораздо большей пользой, если сумеет организационно устроиться, отдохнет вне санаторных и курортных условий. Кстати, значительную долю всяких сердечных, пищеварительных, эндокринных (внутренняя секреция) заболеваний умственных работников надо отнести в их начальной и даже средней стадии за счет цереброгенного (мозгового) их источника, и до тех пор, пока болезнь далеко не зашла, надо обращаться с этими больными не как с соматиками (сердечными и пр.), а как с невропатами, переутомленными, дезорганизованными: не гнать их на курорты и в специальные санатории, где они заполучат лишь ряд болезненных самовнушений и уродливых навыков в области отдыха (слаба еще индивидуальная система подхода и общая гигиеническая пропаганда в санаторно-курортном деле!), а предоставить им относительно обычные условия быта, — конечно, хорошо устроенные.
Надо изолировать «мозгового отпускника» от его привычной — деловой и бытовой — обстановки, водворить в условия природы, дать ему возможность максимального пребывания на воздухе, богатого насыщения природными впечатлениями, упорядоченными движениями Не надо «переедать», перекармливаться в эти периоды (погоня во время отпусков за белками и жирами!?), иначе вместо отдыха организму — новая перегрузка его ненужной, непосильной химической и механической работой.
Предосторожность: все эти меры (дача, туристика, путешествие, охота) должны проводиться в обстановке упорядоченного режима (расписание дня!), при обязательном своевременном отдыхе, без излишних испытаний, лишений и пр., иначе — снова перегрузка.
Профсоюзы и другие общественные организации, особо сильно связанные с умственным трудом, должны всерьез озаботиться о скорейшем построении технических условий, облегчающих их работникам именно такой тип отпускных отдыхов: сколько средств из страхкасс, сколько санаторных коек, сколько инвалидных столетий, сколько творческих ценностей будет сбережено при подобном подходе.
Хорошо организованный отдых «природно-двигательного типа» надо сочетать с несложными, не утомляющими художественными впечатлениями, с легкой культурно-просветительной работой (не вести ее самому, а быть ее «объектом»).
Как хорошо было бы, если бы в местах обширного скопления отдыхающих мозговиков проводилась планомерная гигиенически-рационализаторская пропаганда — не «вообще», а в применении к условиям умственного труда! Борьба за культуру, за здоровье при таком подходе действительно вступила бы на твердую почву. Из отпуска работник извлек бы не только восстановленную работоспособность, но и уменье отстаивать ее впредь!
Несколько слов о шахматах как типе мозгового отдыха. В этом вопросе нет единодушия. Шахматная «игра», хотя и называется игрой, требует большого мозгового напряжения — иногда большего, чем обычный, даже серьезный, умственный труд. Процесс шахматной игры — не разгрузка, а нагрузка мозга: правда, иным типом груза — в сравнении с текущей работой, — но с утомляющим эффектом того же типа, при тех же симптомах утомления.
Шахматы можно рассматривать, пожалуй, как «отдых-переключение» (перевод напряжения из одного участка в другой), но с тем отличием, что данное переключение не имеет непосредственного делового значения: перевод из ответственно работающего участка на ответственно «играющий» участок.
Для некоторых умственных работников этот процесс имеет, пожалуй, значение «переходного отдыха»: если они перенапряжены длительной работой повседневного, технического, узко-делового, житейски-конкретного характера, они за шахматной доской получают возможность смягчить свое общее напряжение уходом в отвлеченные процессы шахматной «стратегии».
Во всяком случае, существует риск — шахматный отдых может нередко похитить часть действительного отдыха и часть действительного творчества: не случайность, что умственные работники, всегда «отдыхающие» на шахматах, дают более ленивую добавочную творческую продукцию — их хватает лишь на повседневное мозговое напряжение. Шахматная доска поглощает все ту же единую энергию из рабочего источника.
Конечно, если шахматы конкурируют с пивной — шахматы неизмеримо лучше. Но в борьбе с коньками и прогулкой рабочий мозг должен от шахмат отказаться. Шахматы можно еще, пожалуй, рассматривать как интенсивную интеллектуальную гимнастику-тренировку, но и как все тренировки мозговика — этот новый тип должен быть вводим лишь в умеренных дозах, без предшествующего и последующего утомления.
Вино, табак. Вопрос о них, конечно, надоел читателю: слишком часто об этом говорят. Однако в работе об умственном труде нельзя игнорировать вопросы наркомании, тем более что в специальном применении к умственной работе вопросы эти ставятся реже всего.
Влияние табака: возбуждение нервной системы, спазм кровеносных сосудов, засорение крови никотинным ядом, засорение легочных ходов никотинными пробками. К табаку привыкают, и он делается нужным в усиливающихся дозах, при уменьшающейся способности организма нейтрализовать его ядовитое влияние (бесполезность самозащиты организма, так как курение продолжается). Таково общее значение табака для организма.
Специально для умственного труда: вместо естественного нажима на подсознание, на предшествующий опыт, вместо естественного процесса сосредоточения (процессы психологического порядка) — приковывание внимания к ощущениям, связанным с куреньем, — искусственное физиологическое возбуждение мозга, перебрасывающееся затем на нужную задачу.
Результат привычного курения: часть внимания, отвлеченного на «чувственное наслаждение», изымается тем самым из творческого процесса, часть творческой динамики, присущей самому мозгу, заменяется искусственной динамикой, — не используется, т. е. отцветает, теряет свои дальнейшие силовые возможности; вместе с тем, работающий орган непосредственно отравляется.
Получается с работающим мозгом то же, что с половой жизнью при онанизме (да простят нас курильщики за термин — «никотинный онанизм»): естественные возбудители ослабляют свое влияние, активная половая способность тускнеет, — половое влечение окружается особым выдуманным содержанием («воображение мастурбанта»).
Конечно, незачем трагически запугивать: как табак, так и онанизм, одни, сами по себе, не дают разложения личности. Их вред — относительный, частичный, но все же достаточно явственный, чтобы крепко учесть его при рационализации умственной работы.
Если курят — значит не хватает естественных возбудителей мозгового процесса: выход тогда, конечно, не в табаке, а в отыскании этих утерянных здоровых возбудителей (методы работы, быт, нагрузка?). Если выход не найден (после энергичных поисков!), тогда, конечно, лучше табак, чем деловой паралич!
Зачастую курение действует не как наркотик, но как условный раздражитель: «запах напоминает», «запах» толкает, сосанье трубки «организует» и пр. В таких случаях оторваться от табака особенно легко: надо, чтобы «вкус» работы «напоминал», «толкал» сильнее «запаха» и «сосанья»: усилить нажим на работу при одновременном отказе от этих нелепых «сигнализаций»!
Конечный вывод: массовое распространение куренья среди мозговиков указывает на глубокие изъяны в их рабоче-бытовых установках и углубляет эти изъяны. Кстати: т. Ленин категорически запрещал куренье на заседаниях с его участием, — жаль, что этот пример не превратился в закон.
Вино. О нем надо сказать либо очень мало, либо очень много: сейчас нам доступно, конечно, первое. Поэтому выдвинем лишь тезисы.
Эмоции ответственного мозгового труда ведут к раннему склерозу, — вино ускоряет темп склероза. Утомление работающего мозга вызывает иррадиацию (распыление возбуждения, «рассредоточение»), — вино углубляет эту иррадиацию. Эмоции, лежащие вне данного рабочего мозгового процесса, отягощают, дезорганизуют работу, — вино вызывает именно эти эмоции.
Умственный труд требует хорошего развития тормозного аппарата (закалка, тренировка сюда же!), — вино разрушает в первую очередь тормозной аппарат. Умственный труд требует гибких, комбинированных процессов (богатого ассоциирования), — вино уплощает, притупляет ассоциативную работу. Мозговая работ ослабляет общефизиологические процессы, — вино душит их, и т. д., и т. д.
Два слова о «маленьком алкоголизме», о «рюмочках — но не бутылках»: эмоциональная напряженность мозгового труда (понижение сопротивляемости, ослабление тормозов — «воли»!) очень легко переводит рюмочки в бутылки, и кроме того, «маленькие дозы» алкоголя в малой степени имеют те же элементы вредности, что и большие дозы. Одна лишь особенность. Утомленный мозг дает гораздо более сильную (т. е. более вредную) биохимическую реакцию на алкоголь — как в крупных, так и в ее «слабых» дозах: «рюмочки» же принимаются обычно «для поднятия тонуса», в состояниях особо сильного утомления.
Итак: мы не за святошество, не за аскетизм — мы за революционную экономию.