Апдейт для воспитания детей

Кое-кто в свое время громко спрашивал, буду ли я так же рьяно защищать идеи, которые высказываю в своих книгах, когда сам стану отцом. Некоторые просто любопытствовали, изменятся ли мои взгляды, и с ухмылкой бормотали себе под нос: «Ну-ну. А вот мы послушаем, как ты заговоришь, когда у тебя самого появится ребенок», – надо полагать, это был намек, что как только я окажусь в положении родителя, то немедленно позабуду обо всех свидетельствах пагубности наград и наказаний и признаю, что необходимо проделывать ровно то, что эти люди проделывают со своими детьми.

И потому мне доставляет особенное удовольствие сообщить всем вам, что в начале октября 1995 года солнечным и бодряще холодным днем[936] на свет появилась Абигайль Мира Кон. Не подумайте, будто она замышлялась как объект для эксперимента по воспитанию или как свидетельство достоверности моих теорий. Но теперь она у нас есть, и, после того как мы с женой за последние несколько лет стоически преодолевали всевозможные тяготы родительской доли, связанные со сном, зубной щеткой, истериками ясельного возраста и ослиным упрямством дошкольного, а также прочими «прелестями», я готов представить отчет о своем опыте.

Первое мое впечатление от роли новоиспеченного отца заключается в том, что она предполагает куда как больше стирки, чем я мог вообразить. Второе наблюдение – книги на тему «Развитие вашего малыша» пишутся не иначе, как с намерением лишить вас последних крох уверенности («К семи месяцам ваш малыш, вероятно, уже сможет скакать по дому на одной ножке и брать простенькие аккорды на кларнете»). Третье наблюдение состоит в том, что меня самого ставит в тупик, зачем я, как и многие другие родители, так истово старался научить своего ребенка, как мычит корова или как блеет овца. В наших местах это знание просто не несет никакой пользы. Вероятно, когда-нибудь в будущем моей дочери полезно будет узнать, как подозвать такси, но для чего я извел столько времени, обучая ее различать голоса обитателей скотного двора, убейте, не знаю.

Но ближе к нашей теме: я всегда знал, что награды и наказания могут сработать, если нужно добиться временного послушания, но лишь теперь в полной мере оценил, какой соблазн иногда таит в себе эта цель, как это легко – на время выбросить из головы все недостатки кнута и пряника, какое это невероятное искушение – просто прибегнуть к своим взрослым уловкам и добиться, чтобы ребенок сделал то, чего ты хочешь. Я испытал, каково это, когда твой малыш все никак не угомонится, когда отсутствие сна превращается в такую пытку, что ты уже готов ухватиться за гнусные рецепты этого Фербера[937],[938]. Я испытал, что такое терять терпение с неугомонным малышом, у которого (в отличие от тебя) времени хоть отбавляй. И я осознал, что воспитание ребенка, как и многое другое на свете, нельзя описать как черное или белое, вся суть в переходных оттенках от одного к другому. При том что некоторые воспитательные меры явно плохи, а другие точно пойдут на пользу, в большинстве своем они с трудом поддаются однозначному определению. Даже в том, что касается затронутых мною вопросов, я должен признать, что фраза «когда искупаемся, сможем прочитать еще одну сказку» (не раз мною произнесенная) звучит подозрительно похоже на «если ты сейчас же пойдешь в ванную, в награду прочту тебе сказку»[939].

Оставляя в стороне эти признания и оговорки, хочу отметить, что общий итог такой: могу поручиться своей честью, что в этой рукописи нет ни единого слова, которое я сегодня захотел бы взять назад. Я по-прежнему твердо убежден, что мы должны и чаще всего можем избегать традиционных и привычных стратегий контроля. Скажу больше: при том что воспитание детей временами неизбежно превращается в тяжкое испытание, ничто так не удручает меня во всем этом, как общение со взрослыми. Некоторые, узнав, что моей дочери два года, сочувственно говорят: «И, подозреваю, она на все говорит вам нет, так ведь?» А я всегда отвечаю: «Нет, это говорим мы», имея в виду, что так это выглядит в глазах дочери. Если отцовство и научило меня чему-нибудь (помимо смирения), так это необходимости напоминать себе, как выглядит любая ситуация с точки зрения ребенка. Это также единственный и самый лучший способ избежать тактики поощрения и принуждения, к которой вы рискуете пристраститься, если рассматриваете ребенка не как субъект, а как объект воспитания.

А еще бывает, что самая жесткая критика обрушивается на родителей за то, что те «позволяют ребенку управлять ими», и зачастую это означает, что критикуемые просто стараются предоставить ребенку возможность самому хоть немного управлять событиями в его жизни. И наоборот, больше всего восхищаются родителями, у которых послушный ребенок. Такова уж наша культура, что самый большой комплимент, которого может удостоиться родитель, – это что у него «благовоспитанный» ребенок (читай: безропотно-покорный). Когда незнакомые люди где-нибудь в ресторане называют нашу дочь хорошей девочкой, они не имеют в виду, что она достойна восхищения своими нравственными качествами, а просто выражают удовольствие, что она им не мешает[940]. Неудивительно, что для многих людей само собой разумеется, что в воспитании детей без лакомств и угроз обойтись невозможно: эти тактики, надо полагать, весьма пригодятся, если мы намереваемся вырастить из ребенка человека, который всю жизнь будет поступать по указке других.

Бывали ли у нас с женой ситуации, когда мы были бы счастливы, если бы Абигайль подчинилась нашим требованиям? Еще как бывали. А иногда мы в отчаянии думали, что готовы отдать ее первому встречному. Но мы поставили перед собой трудную цель, прекрасно понимая, что она не всегда недостижима, – думать о будущем дочери и не зацикливаться на послушном поведении, которого можно добиться, хоть и ненадолго, обычными воспитательными методами. Чем дольше мы сфокусированы на долгосрочных целях – растить дочь отзывчивым, нравственным, уверенным в себе, счастливым, ответственным и думающим человеком, – тем меньше опасность, что мы когда-нибудь скажем: «Получишь конфетку, если сделаешь это», «Тебе нужен тайм-аут» или «Потому что я так сказал!»

И вот уж никогда бы не подумал, что отцовство имеет некий побочный эффект: теперь мы с женой приговорены бесконечно выслушивать потоки похвал, которые изливают на своих детей другие родители, вроде «хорошо сделал!» или «отличная работа!». Эта похвала, как и ее вариации с уточнением восхваляемого действия[941], очень напоминают своего рода родительский синдром Туретта[942]: какой-то словесный тик, когда родитель без остановки оценивает каждый шаг или движение ребенка. (Как отмечалось выше, тот факт, что эти суждения положительны, не меняет сути происходящего.) Иногда о мотивах этих похвал можно только догадываться, например, когда родителю главное – ради собственного удобства закрепить какой-то тип поведения ребенка, а иногда мотивы неоспоримы, например дать выход родительской гордости. Но как только перестаешь вдумываться в эти непрерывные оценочные излияния, они начинают действовать на тебя столь же раздражающе, как если кто-то скребет железом по стеклу. И ты чуть ли не злорадно мечтаешь: вот бы ребенок показал родителям, каково это, барахтаться в патоке их бесконечных одобрений, вот бы повернулся к ним и в ответ на очередную слащавую похвалу произнес (желательно тем же умильным тоном): «Какой молодец! Как хорошо нахваливаешь!»

Конечно, когда ребенок кричит, мы не киваем глубокомысленно и не говорим: «Хм, у меня впечатление, что тут кто-то злится. Хочешь, поговорим об этом?» Аналогично мы с женой никогда не отказываем дочери в одобрении: мы просто стараемся свести к минимуму контингентное[943] одобрение. Мы щедры на ласки, мы делаем все от нас зависящее, чтобы Абигайль чувствовала, что любима и что мы замечаем ее достижения, но стараемся не лишать ее удовольствия, навязывая ей наше мнение, как она должна воспринимать свои достижения. Мы стараемся не предвосхищать процесс, с помощью которого она сама может научиться давать собственную оценку тому, что ей удалось сделать. Когда она совершает очередной маленький подвиг, мы чаще всего просто говорим: «Ты сделала это», или (теперь, когда она стала постарше) спрашиваем, как ей это удалось. Мы предлагаем ей некоторое руководство и отзывы (обратную связь), когда видим, что ей это нужно. А вот от чего мы стараемся воздерживаться, так это присваивать себе право решать, хороша или плоха сделанная ею «работа»[944]. И, судя по всему, что мы видим и подмечаем, наш метод действительно работает. Все говорит за то, что Абигайль осознаёт, что ее ценят, и при этом не превращается в наградоманку, зато способна испытать неподдельное чувство гордости за себя.

Коротко говоря, мой личный родительский опыт, судя по всему, подтверждает выводы, сделанные мною на основе исследований, наблюдений, размышлений, бесед и преподавательского опыта. (Будь это не так, это послесловие было бы намного длиннее, а остальная часть книги намного короче.) Я уже отмечал выше, что работать вместе с людьми, пусть это требует больше усилий и больше времени, в итоге приносит успех гораздо больший, чем когда что-то проделываешь над людьми, например используешь побудительные стимулы, чтобы они плясали под твою дудку. Теперь я с полным основанием добавляю, что этот вывод нашел подтверждение и в моей собственной семье.

Интересно, убедит ли это людей, которые упорно твердили, что я взялся критиковать использование (ими) взяток и угроз в воспитании детей только потому, что сам не имел родительского опыта. Не тут-то было! «Не бойся, они придумают, как отгородиться от неприятной информации, в которой почуют угрозу для себя, – предупредил меня мой друг психолог, разделяющий мои взгляды на манипуляции поведением. – Они скажут: “Ну конечно, у вас же девочка. Неудивительно, что вам не приходится пускать в ход награды”, или “Ну еще бы вы не справлялись, у вас ведь всего один ребенок”. А если у тебя появится еще один ребенок и ты все равно придешь к такому же выводу, они и тут найдут простую увертку: “Ну конечно, а вот посмотрел бы я на вас, если бы у вас были мои дети”».

Мой друг имел в виду, что людей, если они не готовы к этому, не убедят доводы человека, который тоже отец, точно так же как их не убеждают фактические данные. Мне случается получать от читателей письма с выражением невероятной благодарности, где они рассказывают, что отказались от наград в воспитании детей и как это у них получилось на практике, что они никогда больше не будут прибегать к своим прежним уловкам, что они распространяют эти мои идеи и прочее в том же духе. Хочу верить им на слово, что моя книга сыграла решающую роль в их подходах к воспитанию. Но я вовсе не впадаю в ложную скромность, когда говорю, что эти люди сами кое-что испытали в жизни и это подготовило почву, чтобы они захотели извлечь уроки из пережитого. А иначе они остались бы равнодушны или возмущались, как множество других, прочитавших этот же текст.

На семинарах и лекциях я всегда предупреждаю слушателей, что они не обязаны целиком принимать все, что я говорю, чтобы понять, насколько полезны будут некоторые перемены. Мои предложения не стоит рассматривать как пакетную сделку. Вы еще не готовы отказаться от наград (дома, в школе, на работе и так далее), но желаете переосмыслить целесообразность наказаний? Прекрасно, сделайте хотя бы это. Вы созрели, чтобы признать, что материальные награды могут приносить вред, но не можете заставить себя отказаться от словесных поощрений? Чудесно, сделайте хотя бы это. Добро пожаловать на мой поезд, и давайте ехать вместе до той точки, до которой вы готовы проследовать, и как только решите, что дальше нам не по пути, что ж, сойдите. Может быть, когда-нибудь позже вы снова вскочите на подножку, чтобы двинуться еще дальше от «проделывать над кем-либо что-либо» к «работать вместе с кем-либо», и мы снова станем попутчиками в этом путешествии.