Катализатор перемен

Взаимоотношения между Петербургом и русской глубинкой представляли собой симбиоз. Изменения в сельской местности, как показано выше, способствовали быстрому росту столицы. Но правда и то, что потребности города способствовали этой перемене внутри страны. Земледелие испытывало стимул к постоянному росту производства продуктов питания и другой продукции именно благодаря тому, что растущий рынок этих товаров имелся в Петербурге. Строились каналы, чтобы сделать доставку грузов в столицу надёжнее, легче и дешевле. Купцы из провинции увеличивали оборот денежных средств в сельской местности, получив их в уплату по контракту или за поставку товаров в столицу[753]. Потребность столицы в рабочей силе поощряла миграцию из внутренних районов страны. Таким образом, экономическая активность, жизненно необходимая для непрерывного роста города, способствовала развитию экономики России в целом.

Бухгалтерские записи XVIII в. слишком неполны и неточны, чтобы позволить нам вывести точное статистическое соотношение между растущим влиянием Петербурга и той метаморфозой, которую переживала сама российская экономика к концу столетия. Почти нет сомнений в том, что без стимула, порождаемого экономическими запросами и потенциальными возможностями новой столицы, эти перемены не были бы так глубоки. Не кто иной, как Адам Смит рассуждал о важности торговых связей между городом и сельской местностью и назвал их «великой коммерцией каждого цивилизованного общества»[754]. Смит разделял города на имеющие «продуктивную» и «непродуктивную» рабочую силу, разумея под первыми те, которые что-нибудь производили, а под вторыми те, что потребляли. Эти понятия сродни концепции «паразитических» и «производительных» городов, разработанной позднее Ю.Ф. Хозелицем и И.А. Ригли[755]. Петербург мог похвастаться чертами и тех и других, хотя выше мы доказывали, что этот город куда больше отдавал России, чем потихоньку высасывал из неё. Новое устройство городского управления, введенное Городовым уложением 1785 г., появилось отчасти потому, что центральные власти осознали, как неудовлетворительно управлялся город при прежних законах. Екатерина, вместо того чтобы разработать новую систему управления специально для Петербурга, в типичной манере XVIII столетия предпочла выступить с универсальной реструктуризацией городской административной системы, предназначенной для всех российских городов[756]. Комиссия, приставленная Екатериной в 1762 г. к разработке градостроительных проектов для Петербурга и Москвы, сначала посвящала почти все свои усилия первому из них, но через шесть лет её круг деятельности расширили на все города Российской империи. И для многих из этих городов моделью служил план Петербурга, особенно для расположения улиц[757]. Попытки обуздать неконтролируемый рост Санкт-Петербурга внесли большой вклад, по выражению одного советского историка, «в период формирования новой истории русского градостроительства, когда в России было разработано искусство планировки»[758].

В целом градостроительная планировка гораздо лучше удалась в Петербурге, чем в большинстве других городов России. Новый город был основан по воле императора и в значительной мере спланирован согласно решениям централизованной комиссии. Поэтому у проектировщиков сложилось впечатление, что и другие большие и малые города можно устроить на тот же манер, по тем же чертежам. По этой причине план Петербурга, особенно концепция трёх улиц, лучами расходящихся от Адмиралтейства, а также прямоугольная сетка василеостровских линий и проспектов вдохновили проекты многих российских городов[759]. Но во многих случаях эти планы осуществились не полностью, потому что города, для которых они предназначались, попросту до них не доросли. Они исполняли роль административных центров, но и только – в развитии коммерции дело дальше не пошло. И если славу Екатерины как градостроительницы можно связать с каким-нибудь конкретным городом, то это Петербург, для которого создавались её масштабные проекты, призванные привести столицу к гармонии и украсить её.

Екатерина и её градостроители, видимо, никогда в полной мере не осознавали, что Петербург по сути своей отличается от других русских городов. В своих рассуждениях и законах они исходили из мысли о том, что город есть город и что система, пригодная для управления одним из них, годится и для всех других. Это представление вытекало из великого постулата XVIII в., гласившего, что все формы социальной жизни управляются универсальными законами. Если же это обобщающее утверждение было верно, то не имелось надобности выделять особо законы для одного города. Однако Петербург, уникальный на общем российском фоне, качественно отличался от других городов России. Он был гораздо более космополитичным, чем любой из них. Самой своей величиной он далеко превзошел их все, кроме Москвы. Как отметил У. Блэкуэлл, роль столицы, где имеют резиденции монарх, двор, бюрократия, военное ведомство, придавала Петербургу дополнительный политический вес, значительно превосходивший его значение просто одного их крупнейших населенных пунктов[760]. Большую часть столетия Петербург являлся ведущим портом заморской торговли. У него возникали такие проблемы с продовольственным снабжением, санитарией, транспортом, каких не испытывал ни один другой город. Меры, выработанные для остальных городов России, не годились для Петербурга. И наоборот, меры, задуманные специально для него, напрасно надеялись успешно применить в других местах. Многие планы, подготовленные Комиссией о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы и предназначенные для других российских городов, остались на бумаге лишь потому, что в точности повторяли модель крупных городов и были бесполезны в губернском или уездном масштабе.

Санкт-Петербург больше, чем всякое иное городское образование, способствовал укреплению единства страны. Г. Розман разработал теорию развития городской жизни в обществах до начала Нового времени, выделив семь стадий урбанизации. Согласно его теории, Санкт-Петербург находился на самой сложной и передовой стадии. Благодаря этому и сама Россия оказалась вполне готова воспринять идеи модернизации, как только они начали себя проявлять[761]. Можно столь же уверенно утверждать, что степень урбанизации, которую Санкт-Петербург придавал российскому обществу, не столько иллюстрировала готовность России к модернизации, сколько способствовала этой готовности – об этом свидетельствовала реакция национальной экономики на потребности города и его аппетиты, а также обширное стимулирующее и животворное воздействие Петербурга на жизнь России.

Так как земли вокруг Петербурга не обладали достойными упоминания ресурсами, городу пришлось опираться на большую часть Европейской России в поисках источников существования и рынка сбыта для плодов своей деятельности. Санкт-Петербург как обладатель половины международного торгового оборота страны, как центр зарождающегося банковского дела и других финансовых институтов, как распространитель новых продуктивных приёмов и методов хозяйствования силами своих академий и обществ, как новатор промышленного производства простирал своё экономическое влияние до дальних окраин империи[762]. Более того, издаваемая Академией наук столичная газета «Санктпетербургские ведомости» служила средством рекламы для всей России. Функция посредника в коммерческой активности, осуществляемая этой газетой, сформировалась преимущественно при Екатерине. До 1760-х гг. в «Санктпетербургских ведомостях» было два основных раздела – в одном печатались сообщения о новостях из разных городов Европы, а в другом перечислялись разнообразные коммерческие предложения. И если на протяжении екатерининского царствования первый раздел сохранял одинаковый объём – от четырех до восьми страниц – и касался в основном иностранных, а не внутренних новостей, то последняя часть постепенно разрослась от четырёх до двадцати четырёх страниц и даже больше.

Содержание второй части газеты тоже менялось. В начале екатерининского царствования большинство объявлений помещали государственные учреждения, предлагавшие контракты на строительство казенных зданий, перевозку товаров, монеты и бумажных денег, на поставку продовольствия, топлива и прочих предметов повседневного спроса. Эти контракты охватывали в основном Петербург и его ближайшие окрестности. Но к концу 1770-х гг. большинство объявлений давали уже частные лица, намеренные торговать какими-либо товарами, продавать или сдавать в аренду недвижимость, или подрядчики, предлагающие свои услуги, и т. п. Правительственные учреждения с тех пор редко прибегали к публикациям в рекламном приложении[763]. К тому же многие из предлагавшихся товаров и услуг, как и недвижимость, находились не просто в Петербурге и вокруг него, а в таких отдалённых местах, как Москва, Поволжье, Урал. К концу века читателям столичной газеты сообщали о предложениях, связанных с промышленностью и коммерцией, поступавших со всей России.