14. Великий конкистадор из Астурии

У них много войн, и никто из вождей не признан всемогущим^{‹‹368››}.

Меньендес де Авилес во Флориде, 1565 год

В марте 1565 года Педро Меньендес де Авилес, астурийский конкистадор с немалым опытом и величественным обликом, по личной просьбе короля Филиппа начал собирать экспедицию на юго-восток Северной Америки. Речь шла о регионе, который ранний авантюрист Хуан Понсе де Леон, герой Пуэрто-Рико, назвал в 1513 году Флоридой — Цветущей землей, поскольку его взору предстало великое множество цветов^{‹‹369››}. Меньендесу, уроженцу Авилеса, второго по важности порта Астурии (первым был Хихон), предстояло решить две задачи: во?первых, объявить эту территорию испанской и, следовательно, подвластной королю Испании; во?вторых, прогнать оттуда французских протестантов, которые будто бы ухитрились там осесть. Со времен правления Франциска I французы утверждали, что обладают правом заселять Индии, прежде всего те области, где у Испании нет фактических владений.

Испанцы предпринимали несколько попыток захвата Флориды — первым был сам Понсе де Леон, вторую попытку совершили в 1512 году судьи верховного суда в Санто-Доминго Хуан Ортис де Матиенсо и Лукас Васкес де Айлон. Потом приплыл Панфило де Нарваес, соперник Кортеса в Новой Испании, сопровождаемый великим путешественником Нуньесом Кабесой де Вака. Последнему из названных удалось уцелеть^{‹‹370››}, однако ни одна из этих попыток не была успешной. Никто из исследователей и завоевателей не имел представления о размерах североамериканского континента и его разнообразных богатствах.

Французское присутствие во Флориде было прямым вызовом мирному договору, заключенному с таким желанием в 1559 году в Като-Камбрези, где Франция согласилась признать власть Испании над Индиями. Французский флот, который покинул Дьеп в феврале 1562 года под командой Жана Рибо, опытного и отважного морехода, вызвал гнев короля Испании и заставил герцога Альбу раскритиковать совет по делам Индий за то, что не сумели помешать распространению европейских религиозных войн Европы на Новый Свет.

Назначая Меньендеса де Авилеса, король Филипп полагался на своего старого друга, которому уже доводилось выполнять для короны несколько важных и деликатных миссий. Например, Меньендес обеспечил решающую морскую поддержку в ходе сан-кантенской кампании и в результате сопровождал короля на пути из Фландрии в Испанию в 1559 году. Это была немалая честь, а также большая ответственность. После этого Филипп стал особо выделять Меньендеса де Авилеса, как если бы вдруг сообразил, что этот конкистадор — надежная опора, которая может пригодиться вновь при непредвиденных обстоятельствах.

В марте 1565 года Филипп попросил Меньендеса составить отчет о положении дел во Флориде. Когда экспедиция тронулась в путь, королевский ставленник в ответном письме сообщил, что не только французские, но также английские и португальские «пираты» оказывают нежеланное внимание этой области^{‹‹371››}.

Меньендес покинул Кадис в июле 1565 года, имея на борту 995 солдат и 117 labradores, то есть поселенцев и членов их семей. Еще больше добровольцев присоединилось на Канарских островах, так что в конце концов под его командой оказалось 2600 человек и двадцать шесть кораблей. Ему уже случалось бывать за океаном, поэтому он хорошо знал, чего можно ожидать.

В религиозных вопросах он был настоящим фанатиком. Так, он считал, что еретики-протестанты и американские аборигены во Флориде разделяют одни и те же «сатанинские» убеждения. Еще он твердо верил в существование северо-западного прохода из Атлантики в Тихий океан («Южное море», как называли последний в тогдашней Европе). Если, что виделось ему вполне вероятным, французы и вправду обосновались во Флориде, следовало послать против них карательную экспедицию из четырех галер с 1000 человек экипажа, включая солдат, матросов и четырех иезуитов. А обойдется это все приблизительно в 50 000 дукатов.

Карибский регион, как представлялось, находился под постоянной угрозой вторжения, особенно со стороны французов. Количество разграблений Сантьяго-де-Кубы и Гаваны французами в 1540-х годах было поистине скандальным. В 1550 году французский флот даже сжег Финистерре в испанской Галисии, похитив двадцать шесть местных жителей и убив четверых: французский капитан признался, что направлялся в Индии. В одном из своих докладов королю Меньендес де Авилес объяснял, как французы, имея всего четыре корабля, годом ранее разорили богатейший Санто-Доминго и опустошили жемчужный остров Маргарита. Затем, в 1555 году, другой французский «пират» Жак де Сор, который вдобавок оказался ревностным лютеранином, захватил Эль-Морро, мыс, что доминировал над гаванью Гаваны. Хуана де Лобер, капитана крепости, захватили в плен, а Гонсало Пересу де Ангуло, губернатору Кубы, пришлось искать убежище за пределами города.

Куба всегда оставалась своеобразной колонией^{‹‹372››}. Ее индейское население резко выросло, как и небольшое первоначально число испанских поселенцев. Острову разрешили отложить введение новых законов 1542 года. Город Гавану переместили с юга на северное побережье острова, чтобы облегчить возможность встречи для судов с сокровищами Америк из Портобело и Веракруса. Эти суда должны были встречаться в море и дождаться военного эскорта, которому надлежало охранять их на пути в Испанию мимо Багамских островов, по воле ветра и доброжелательного Гольфстрима. В Гаване имелась великолепная гавань, достаточно большая, чтобы принимать сотни кораблей, а ее устье со стороны моря сужалось, что существенно облегчало оборону.

Защитные сооружения Гаваны восстановили после отбытия Сора, причем всю тяжелую работу, как обычно, возложили на африканских рабов^{‹‹373››}. Вскоре должны были появиться три форта для защиты столицы (которой город постепенно становился) с гарнизоном до 400 человек. Также началось строительство нового собора, а в скором времени в Гаване основали три монастыря — монастырь Святого Франциска сохранился по сей день и является одним из триумфов архитектуры в Карибском бассейне. На острове в недалеком будущем станут проживать примерно 600 человек испанского происхождения и несколько тысяч чернокожих рабов^{‹‹374››}. Более 1000 судов швартовались в Гаване с 1571 по 1600 год^{‹‹375››}. На протяжении столетия эта гавань являлась отправной точкой для путешествия в Индии (la carrera de Indias), благодаря в первую очередь флотам, вывозившим сокровища Америки^{‹‹376››}.

Меньендес де Авилес знал, что в здешних землях встречаются опасности похуже нападений корсаров. Например, в самом городе Санто-Доминго и поблизости от него проживало 50 000 чернокожих рабов и всего 4000 испанцев. Посему риском восстания рабов здесь никогда не пренебрегали. Меньендес также отмечал в своих докладах, что все пуэбло Индий «лишены укреплений и артиллерии». Кроме того, возникла проблема следующего свойства: «Если где-либо проживают совместно две сотни человек, лишь около пятидесяти из них будут подданными Вашего Величества. Остальные суть португальцы, ливанцы, греки, марсельцы, фламандцы, немцы, воистину люди всех языков… Поскольку они ни в коей мере не намерены служить Вашему Величеству, то позволяют каждому корсару под солнцем высаживаться на берег и причинять нам немалый урон». Меньендес далее утверждал, что ни в одном из городов в испанских Индиях не сделано ровным счетом ничего для укрепления обороны. Отсутствовали даже частоколы. Ввиду новых угроз он предлагал принять неотложные меры, в том числе вооружить испанские торговые суда и создать настоящий боевой флот^{‹‹377››}.

Между тем Гавана быстро росла. Ее значение для флота, перевозившего сокровища, не подвергалось сомнению, и мало-помалу она становилась шумным и буйным городом. Один кубинский историк обратил внимание на большое количество стряпчих, в котором увидел верный признак процветания^{‹‹378››}. Другие исследователи указывают на обилие китайского фарфора в Гаване, равно как на экстравагантность театральных представлений, балов и иных развлечений. Знаменитый авантюрист Фрэнсис Дрейк угрожал Гаване в 1586 году, но к тому времени город сделался уже слишком хорошо защищенным для того, чтобы враг мог высадиться на берег, не говоря уже о разграблении.

Что касается планирования экспедиции во Флориду, король Филип согласился с предложением Меньендеса о необходимости строительства дополнительных укреплений и уполномочил своего друга, в качестве аделантадо, приступить к таковому строительству по прибытии в Северную Америку. Миссионерство Католической церкви также считалось необходимым условием успеха этого плана. В дополнение к четырем иезуитам, упомянутым выше, испанский флот имел на борту кораблей десяток или дюжину монахов и священников из других религиозных орденов. Предполагалось, что проконсул (вице-король) воспользуется поддержкой аристократии родной Астурии. Меньендес согласился лично профинансировать четыре сабры (небольших прибрежных судна), шесть шлюпов и наем 500 человек. Из них сто были крестьянами, еще столько же моряками, а остальные — каменщиками, плотниками, кузнецами, цирюльниками и хирургами. Всех вооружили аркебузами, арбалетами и щитами. Двести мужчин плыли вместе с женами, что свидетельствовало о намерении Испании создать постоянную колонию. Пять сотен африканских рабов предназначались для действительно тяжелой работы.

Чтобы перевезти такое количество людей, Меньендес де Авилас собирался плыть на 900-тонном галеасе «Сан-Пелайо»^{‹‹379››}, вмещавшем 300 человек и большие объемы груза. Этот быстроходный корабль имел отличную орудийную палубу и отменно управлялся. После завершения экспедиции во Флориду «Сан-Пелайо» предстояло пойти в Новую Испанию. Меньендесу посулили 15 000 дукатов при условии, что он тронется в путь до конца мая 1565 года. Полномочия аделантадо сохранялись на два поколения — для него и для его сына или зятя. Еще казна обязалась выплачивать ему по 2000 дукатов в год для восполнения затрат на финансирование должностей губернатора и капитан-генерала. При желании он мог назначить себе заместителя и наделить того властью, уступавшей лишь его собственной. Меньендес также был вправе распределять землю во Флориде под плантации, фермы и загоны для скота, но без какого-либо ущерба для индейцев, там проживающих. Ему самому полагалось двадцать пять квадратных миль земли, которые он мог бы обрабатывать на поддержку своего маркизата. Как обычно, все права на подземные месторождения минералов сохранялись за короной. Меньендесу давалось разрешение вести для себя два промысла, рыболовный и добычи жемчуга, и иметь в своем распоряжении два галеона водоизмещением до 600 тонн каждый, а еще две пинассы[74] и шесть шлюпов. Всем этим судам дозволялось прямое плавание до Канарских островов без обязательного досмотра в Севилье или Санлукаре. Любой иноземный корабль, захваченный Меньендесом, доставался проконсулу, но треть груза надлежало передать короне. При этом от Меньендеса ожидалась оплата всех расходов на экспедицию и предполагалось, что он получит долю прибыли от похода.

Этот документ с перечислением прав и обязанностей был составлен, по-видимому, в стремлении угодить астурийцу и позволить ему принять участие в торговле с Вест-Индией с минимальными ограничениями. Меньендес ясно дал понять, что хочет взять в экспедицию мужчин из Астурии и Бискайи, людей, по его мнению, «лучше всего приспособленных к заселению Флориды; кто подходит по своей натуре, кто принадлежит к числу родственников или друзей»^{‹‹380››}. Корона же в результате получала надежный оплот против Франции — чего герцог Альба, будучи главным военным советником короля Филиппа, неустанно добивался по общестратегическим причинам. Но, как выяснилось, в те годы во Флориде находились сразу две французские экспедиции, одной из которых командовал опытный нормандец Жан Рибо, а второй, что уже прибыла в Америку, Рене де Лодонньер. Вместе французские силы ничуть не уступали размерами флота и численностью бойцов экспедиции Меньендеса.

Отплытие состоялось в конце июня 1565 года, немного позже первоначального срока. Три каравеллы везли продовольственные припасы. Флагманом шел огромный галеас «Сан-Пелайо», за ним следовали четыре однопалубных шлюпа. Далее в строю имелись галера (точнее, галиот)^{‹‹381››} с восемнадцатью парами весел и бригантина «Эсперанса». Флагман нес на борту 300 солдат, артиллерию, боеприпасы и припасы на время перехода, включая вино, галеты, оливковое масло, рис и бобы; этот запас брался с расчетом на год. Меньендес также взял с собой приблизительно 250 аркебуз, 100 шлемов, тридцать арбалетов, 600 единиц другого огнестрельного оружия, много пик, упряжь для пятидесяти лошадей, восемь церковных колоколов и несколько алтарных стоек — для новых церквей, которые предстояло возвести в ближайшее время. Еще в трюме была ткань для торговли с индейцами.

Среди 300 солдат 138 человек обладали навыками ремесленников или мастеровых^{‹‹382››}. Они собрались со всего Иберийского полуострова, но больше всего было выходцев из Кастилии, Эстремадуры и Андалусии. Главным пилотом флотилии был астуриец Гонсало Гайон. Ему обещали за рейс 400 дукатов.

При переходе к Канарам случился шторм, но 4 июля флотилия достигла Лас-Пальмаса на Канарских островах. Пересечение Атлантики тоже сопровождалось бурями, потому флотилия слегка уменьшилась в размере, когда добралась до Сан-Хуана в Пуэрто-Рико (некоторые суда были в плохом состоянии). Там Меньендес де Авилес реорганизовал свои силы, разделил их на дюжину отрядов (tercios) по пятьдесят человек каждый, под командой капитана. В каждой терсии имелись младший офицер, капеллан, сержант, дудочник и барабанщиком. Кроме того, выбрали maestro del campo (см. Глоссарий), отвечавшего за общее командование отрядами. Этим человеком стал зять Меньендеса Педро де Вальдес, который в свои двадцать пять лет имел немалый боевой опыт (поскольку сражался в Италии); ему платили 300 дукатов в год.

К числу французских поселений теперь добавился дозорный пост Форт-Каролен на реке Святого Иоанна, названный в честь французского короля Карла IX и призванный стать местным штабом. Форт заложили двадцать восемь солдат под командованием некоего капитана Обера. Но этот офицер вскоре погиб, а Рибо вернулся в Европу, и командование перешло к Лодонньеру, умелому моряку, который, впрочем, казался слишком жизнелюбивым тем суровым гугенотам, что собрались в его эскадре^{‹‹383››}. Он дополнительно уязвил своих подчиненных тем, что открыто жил с проституткой.

Пятнадцатого августа 1565 года перегруппированный флот Меньендеса покинул Пуэрто-Рико и направился к Флориде. Немного задержались у мыса Канаверал, поскольку проверяли слухи о скором прибытии Рибо, якобы спешившего предотвратить разрушение Форт-Каролен, колонии Лодонньера. Меньендес высадился недалеко от Сан-Агустина, города, который он основал, и официально объявил Флориду частью владений короля Филиппа. Он много знал о месте, куда направлялся, и о том, с кем ему суждено было встретиться: не столько о французах, сколько об индейцах, с которыми он начал устанавливать дипломатические контакты. Он подробно описывал церемонии индейцев Флориды в письме к другу-иезуиту:

…по большей части они поклоняются солнцу и луне. Идолами им служат мертвые олени и прочие животные. Каждый год они устраивают три или четыре празднества, коими свидетельствуют свою преданность и почтение солнцу. Постятся они по трое суток, не едят, не пьют и не спят; таковы их посты. Тот, кто слаб и не может этого вынести, считается дурным индейцем. Его осыпают насмешками со всех сторон. Тот, кто лучше других выдерживает эти испытания, признается первейшим, и все его потом прославляют и восхваляют. Эти индейцы наделены огромной силой и быстрыми ногами и отлично плавают.

«У них много войн, — добавлял Меньендес де Авилес, — и никто из вождей не признан всемогущим»^{‹‹384››}.

Между тем французы совещались в Форт-Каролен. Они решили напасть на испанцев, но те повели себя проницательно и перехитрили противника. Меньендес прикинул, что при крупном нападении на Сан-Аугустин Рибо должен был оставить в Форт-Каролен малочисленный гарнизон. Поэтому он оставил 300 солдат в Сан-Агустине под командой своего брата Бартоломе, а с остальными двинулся на французов и ворвался в пролом главных ворот форта. Испанцы убивали всех, кто попадался им на пути, и французов погибло до 130 человек. Форт-Каролен немедленно переименовали в форт Святого Матфея (Сан-Матео), поскольку сражение состоялось в день памяти этого святого^{‹‹385››}. Многие другие французские командиры выражали готовность сдаться, если Меньендес пообещает сохранить им жизнь. Проконсул доложил домой, что принял сдачу этих французов — в основном лютеран — без каких-либо условий, поэтому намерен казнить (и казнил) приблизительно 200 человек, в том числе самого Рибо. Немногих пощадили, потому что они были католиками или музыкантами.

Оставив сильные гарнизоны на побережье Флориды, Меньендес отправился на Кубу и принял подкрепление, прибывшее из Испании под командованием его племянника Педро Меньендеса Маркеса. В послании королю 5 декабря 1565 года он сообщил о том, чего успел добиться во Флориде. В награду он попросил и получил чин капитан-генерала Индий, Tierra Firme (то есть материковой Южной Америки, в частности, Венесуэлы и Колумбии) и Океанского моря. Меньендес далее заложил флотилию быстрых фрегатов, посредством которой предполагал контролировать все побережье Северной Америки, от Карибского моря до Ньюфаундленда. А католическая вера, по его словам, надежно утвердится после прибытия трех сведущих в науках братьев-иезуитов. Новую столицу Флориды решено было возводить на крайнем севере области, в Санта-Елене, где французы создали опорный пункт Пор-Ройяль (поблизости от нынешней Саванны в Джорджии).

Еще аделантадо пожелал получить лицензию на продажу 1000 рабов, и король согласился. Четыре высокородных астурийца стали его заместителями^{‹‹386››}. Значительное подкрепление было обещано баском Санчо де Арсьеньягой, который прибыл на Кубу с семнадцатью кораблями и полутора тысячей солдат. В какой-то степени это восполнило потери Меньендеса в живой силе после бунта на «Сан-Пелайо» и бегства галеона (корабль позднее отыскали у берегов Северной Европы).

Оставив своих заместителей управлять завоеванной территорией, Меньендес де Авилес вернулся в Мадрид, чтобы лично поблагодарить короля в июле 1567 года и получить новое задание, касавшееся Наветренных островов, которые Испания желала подчинить себе^{‹‹387››}. Теперь на родине все признавали его великим полководцем, который не проиграл ни единой схватки. Не удивительно, что вскоре о нем заговорили как о человеке, который должен командовать войсками в Европе.

Первого апреля 1566 года стало ясно, сколько Меньендес де Авилес сделал для укрепления обороны испанских Индий^{‹‹388››}. Во-первых, он основал во Флориде город Сан-Аугустин. Во-вторых, он уничтожил французские поселения, основанные годом или двумя ранее Жаном Рибо и Рене де Лодонньером. Все казни, которые состоялись по его приказу, затрагивали, по его словам, «не французов, а лютеран». Французский посланник в Мадриде, Раймон де Фуркево, на аудиенции у короля Филиппа попробовал было возмутиться «этой бойней». Король ответил, что люди, о которых идет речь, были еретиками и отправились во Флориду без всякого согласия французского правительства. «Чтобы сохранять королевства и государства, — добавил Филипп, — иногда приходится нарушать законы и отвечать насилием на насилие»^{‹‹389››}.

Французский католик Доминик де Гурже, словно откликаясь на это королевское послание, устроил очередной набег на Флориде. Когда он захватил форт Сан-Матео весной 1568 года, то повесил всех испанских пленников-заключенных и велел закрепить на воротах табличку с надписью: «Я покарал не испанцев, а предателей, разбойников и убийц».

Среди трудностей, с которыми столкнулись правительство Испании и аделантадо Флориды, были ссоры последнего с губернатором Кубы, самодовольным Франсиско Гарсией Осорио. Тот родился в Оканье, любимом городе королевы Изабеллы Католической, к югу от Мадрида, и много лет служил на легких кораблях, того рода, что много лет назад доставили Эрнандо де Сото к берегам Флориды. Осорио назначили губернатором Кубы в 1565-м, в том же году, когда Меньендес отправился в Флориду. Осорио был настолько уверен в собственной исключительности, что делал все возможное, чтобы помешать Меньендесу де Авилесу. Двоих офицеров Меньендеса, капитанов Годоя и Кордобу, несколько неразумно казнили в Сантьяго-де-Куба за якобы имевшее место оскорбление Мартина де Мендосы, помощника Осорио^{‹‹390››}. Меньендес затем поставил Бальтасара де Барредаса командовать фортом, защищавшим вход в гавань Гаваны (этот форт звался Ла-Фуэрса). Осорио усомнился в компетентности Барредаса, велел того схватить и посадить в тюрьму, а сам отправил в форт своего ставленника Педро де Редобрана. Тут Меньендес не стерпел, внезапно высадился на Кубе и арестовал Осорио, заменив того своим протеже Бандерасом. На некоторое время Куба, подобно Перу и Новой Испании перед ней, оказалась во власти конфликта между испанцами. Но Меньендес де Авилес был слишком влиятельной личностью и человеком, которым восхищались при испанском дворе, а потому Осорио не дерзнул пойти на прямое столкновение. Итак, 24 октября 1567 года Меньендес де Авилес, недавний триумфатор Флориде, стал губернатором Кубы вместо Осорио. Вдобавок он сохранил военное командование во Флориде, а Кубой управлял через заместителя, лисенсиадо Франсиско Зайаса, которому поручили провести судебное расследование деятельности Осорио.

Таким образом, именно Зайасу пришлось отражать очередную французскую атаку. Пьер Франк (также известный как «Педро эль Васко») повел пиратов в набег на Гавану с Тортуги в 1579 году. (Тортуга, порт на западе Испаньолы, все чаще использовалась в качестве неофициальной французской базы, предвещая последующую колонизацию «Сан-Доминге» и появление франкоязычного Гаити.) Поселение Баракоа на восточной оконечности Кубы подверглось разграблению, а испанский работорговый корабль с пятьюдесятью девятью рабами на борту был захвачен французами у мыса Маиси. Одновременно английский моряк и спутник Фрэнсиса Дрейка, Джон Оксенхэм — пират для испанцев, но герой Девона — пришел на Кубу с Ямайки^{‹‹391››}. Правда, его испанцы в конце концов схватили и казнили в Лиме в 1575 году^{‹‹392››}.

Схема, по которой Меньендес де Авилес из Флориды управлял Кубой через своего заместителя Зайаса, действовала до марта 1571 года, когда совет по делам Индий рекомендовал ее изменить, поскольку «Гаване требуется губернатор, который не является ни аделантадо, ни его ставленником». Но лишение губернаторства вовсе не означало опалы для астурийца. Напротив, Меньендес стал капитан-генералом флота и ему поручили очистить побережье Испании и Фландрии от корсаров — «морских нищих», причинявших столько хлопот испанской экономике у берегов Нидерландов. Доктор Алонсо де Касерес Овандо прибыл в испанские Индии с проверкой деятельности Меньендеса (назначенный 3 января 1573 года, он прибыл в Гавану 14 ноября), но Меньендес был не тем, кто опасается критики. 13 декабря того же года Габриэль де Монтальво, выходец из знаменитого семейства Медины-дель-Кампо, стал его преемником на посту губернатора Кубы^{‹‹393››}.

Меньендес де Авилес не успел внести серьезный вклад в решение проблемы корсаров в Нидерландах, как от него ожидали, ибо он скончался от чумы в Сантандере 17 сентября 1574 года. Тем не менее он оставил яркий рассказ о своих свершениях в Новом Свете^{‹‹394››}. Его кончина оказалась настоящей бедой для Испании, поскольку он был одним из немногих командиров, познавших вкус побед как в Старом Свете, так и в Новом.

Небольшая колония испанцев осталась во Флориде, а французы на неопределенный срок отложили дальнейшие набеги. Затем распространился слух, будто англичане намерены основать поселение в Виргинии (ведомые теннисоновским героем сэром Ричардом Гренвиллом и сэром Ральфом Лейном[75], первым правителем богатой колонии), возле залива Санта-Мария, который испанцы считали частью Флориды. Слух оказался ложным, но само его возникновение предвещало будущее Америки. Пока же англичане являлись тенью угрозы, а не реальной опасностью.

Достижения Меньендеса де Авилеса во Флориде какое-то время оставались непревзойденными, но по географическим причинам эта область не играла большой роли в испанском планировании и стратегических расчетах. Та же география позднее сделает историю Флориды весьма бурной, а саму территорию — жертвой международных амбиций, которые привели к ее покупке Соединенными Штатами в 1845 году.