21. Пиратство и пираты

За 20 000 ночей он прочел с неослабным интересом всего одну книгу.

История Карла Великого и двенадцати пэров Франции Мария Кадилья де Мартинес. «La poes?a popular en Puerto Rico» (1933, цит. в: Juan Alfonso Carrizo, «Antecedentes hispano-mediaevales de la Аргентина», Буэнос-Айрес, 1945)

Первые двенадцать лет правления короля Филиппа были отмечены, скорее, разгулом незаконной торговли, а не пиратством. Но после 1568 года пиратство сделалось «типовой» формой морских контактов Испании с ее европейскими соседями. В особенности старались англичане, грабившие бискайские сабры (небольшие прибрежные суда), что доставляли серебро из Нового Света в испанские Нидерланды. С 1580-х годов Испания пыталась избавиться от пиратов, переправляя слитки на хранение в Лиссабон, где серебро обменивали на переводные векселя. Иногда деньги также транспортировались через Францию. В 1572 году крупная партия в размере 500 000 дукатов серебром и золотом была доставлена из Испании в Нидерланды через территорию Франции с согласия французского правительства. Случались и другие подобные перевозки. В Нидерландах эти средства требовались для выплаты жалованья испанским солдатам. Позже наиболее предпочтительным стал маршрут из Барселоны в Геную. Иногда деньги поступали в Нидерланды, иногда оседали в Италии, где из них выплачивались испанские долги, либо в самой Генуе, ведущем центре по расчетам серебром, либо в Флоренции или Милане^{‹‹540››}. Обычно в год набиралось до 10 миллионов дукатов поступлений в Испанию, и 6 миллионов из них вывозились (половина короной, остальное частными лицами). Прочие же 4 миллиона либо тоже вывозились, контрабандой, либо оставались в стране^{‹‹541››}. Правда, в 1573 году один из английских капитанов, несколько лет назад перенесших унижение в Веракрусе, а именно Фрэнсис Дрейк, похитил золото и серебро, которое везли на мулах в сторону Панамы. Но это единственная существенная испанская потеря за двадцать лет таких перевозок^{‹‹542››}.

Еще один уроженец Девона и сводный брат Дрейка, сэр Хамфри Гилберт, убедил королеву Елизавету в 1578 году затеять поиски «отдаленных народов и варварских земель» на севере Северной Америки. Но в 1583 году он сгинул в море во время шторма; последними его словами, согласно хронисту Ричарду Хаклюйту, были следующие: «Мы приближаемся к небесам, по воде и по суше»^{‹‹543››}.

В 1585 году Дрейк отплыл из Плимута в Карибский бассейн с двадцатью двумя кораблями. Это была полномасштабная военная операция, которая привела к разграблению Санто-Доминго и Картахена-де-Индиас годом позже. В ответ испанцы быстро и эффективно укрепили гавань Гаваны. Через вход в порт протянули цепь. Дрейка вдобавок задержали тропические болезни, от которых пострадали экипажи его флота. Великий флотоводец предпринял высадку на Кабо-де-Сан-Антонио, к западу от Гаваны, и сказал своим подчиненным, что не станет нападать на сам порт, если не будет уверен, что риск оправдан. Словом, англичане воздержались от атаки Гаваны.

Годы между гибелью армады в 1588 году и кончиной короля Филиппа (1598) и королевы Елизаветы (1603) отмечены чередой актов пиратства со стороны английских моряков против испанских судов и на испанской территории. С 1589 по 1591 год английские корабли совершили не менее 235 каперских налетов на побережья Испании, Португалии, Азорских островов и карибских областей. В Атлантике корабли в основном перемещались и грабили по отдельности или парами, но в Карибском море английские пираты — а они были действительно пиратами — действовали группами по четыре или более «консортов», или «попутчиков», как их тогда называли^{‹‹544››}.

Большинство среди них составляли торговые суда грузоподьемностью от 50 до 100 тонн, «барки», обычно трехмачтовые (фок-мачта, грот-мачта и бизань-мачта с топселями)^{‹‹545››}. Каждый барк, как правило, имел четыре пушки («миниму», совсем маленькую пушку, и три фалькона, то есть легкие пушки, стрелявшие двух- и четырехфунтовыми ядрами), а численность команды достигала сорока человек. Стоимость такого судна равнялась приблизительно 300 фунтам стерлингов, не считая вооружения. Команды некоторых кораблей имели мушкеты и пики. Еще использовались более мелкие суда, например, 50-тонные пинассы, обычно ходившие на веслах и под парусами^{‹‹546››}. Они брали на борт от двадцати до двадцати пяти человек и занимались преимущественно грабежом побережий.

Эти пиратские корабли зачастую приплывали из Бристоля, некоторые шли из портов Девон, но в основном они отправлялись из главного английского порта — Лондона. Владение кораблями порой распределялось между несколькими людьми. Так, у «Роуз лайон» в 1595 году насчитывалось восемь владельцев. Что касается питания, запасы делались на многомесячное плавание, которое, бывало, растягивалось на целый год.

Некоторые корабли намного превосходили остальные, поднимали до 350 тонн, несли шесть парусов и шесть орудий, что делало их едва ли не ровней военным кораблям королевского флота. Такие каперы в постройке могли обойтись в 4000 или даже в 5000 фунтов стерлингов. Подобные корабли сыграли заметную роль в развитии пиратства в Вест-Индии, а также в западноафриканской и средиземноморской работорговле. Порой такие корабли задействовались в морских операциях; можно вспомнить налет Дрейка на Картахену-де-Индиас в 1586-м или набег на Кадис в 1587 году. На их орудийных палубах встречались малые орудия — легкие и средние кулеврины и сакры^{‹‹547››}.

Эти частные пиратские экспедиции считались наполовину официальными, так что лорду-адмиралу (все тому же лорду Говарду Эффингемскому, командовавшему английским флотом в стычках с армадой) причиталась десятая доля от всех захваченных призов. Обычно капитаны, захватившие испанские суда, отдавали адмиралу плату в размере 3000 фунтов стерлингов за одно судно^{‹‹548››}.

Отдельные военные корабли принадлежали важным людям. Среди них были командиры английского флота, а именно упомянутый лорд Говард Эффингемский, граф Камберленд и сэр Уолтер Рэли. Кое-кому удалось сколотить неплохое состояние, а позднее Ост-Индская компания стала набирать своих ранних представителей среди пиратов Вест-Индии; речь, в частности, о Джон Море, Поле Бэйинге, Томасе Корделе, Томасе Миддлтоне, Джоне Уоттсе, Кристофере Ньюпорте и капитане Ланкастере. Призы Джона Уоттса, например, принесли ему 40 000 фунтов стерлингов.

В большинстве рейсов на борту находился штурман, чаще всего человек, обладавший доскональным знанием вод Карибского бассейна. Кроме того, типичный капер мог похвастаться заместителем капитана, первым помощником, мастером-канониром, казначеем, плотником, хирургом, боцманом, поваром, стюардом, бондарем, трубачом и квартирмейстером. Обычно корабли имели избыточный экипаж, что объяснялось как желанием поучаствовать в дележе призов, так и ожиданиями неизбежных потерь.

Подобно любой деятельности, так сказать, на свежем воздухе, пиратство учитывало смену времен года. Капитаны стремились покинуть Англию в марте или апреле. Затем они шли на юг к Канарским островам, по маршруту испанских торговых судов, а оттуда с пассатами отправлялись на запад в Доминику, далее на Пуэрто-Рико и Испаньолу. Они нередко заглядывали в красивое Карибское море с его богатыми прибрежными скотоводческими ранчо, сахарными мельницами и почти беззащитными портами. Ранчо, безусловно, подвергались нападениям наиболее часто, поскольку шкуры ценились весьма высоко, даже выше драгоценных металлов. За шкурами в порядке убывания ценности шли сахар, серебро, золото, жемчуг, кошениль, древесина, бальзам[95] и имбирь. Кроме того, забирали хлеб из кассавы, свиней и черепах, и все эти яства тут же употреблялись в пищу членами команды, на родину их никто не отвозил.

Далее приватир мог пройти Наветренным проливом к испанской колонии Ямайка и дальше к Гондурасу, задержавшись, возможно, у венесуэльского жемчужного побережья и острова Маргарита. Тамошняя «охота» сулила множество ценных трофеев. Некоторые испанские суда становились легкой добычей в открытом море, другие малые суда в изобилии захватывались у побережий. Если приз оказывался достойным, на его борт могли переправить малочисленную английскую партию. Испанских моряков ссаживали на берег, за исключением одного или двух человек, которых увозили с собой, чтобы они дали показания насчет приза в английском адмиралтействе. При этом пиратские нападения на фермы и порты различались методами и средствами. Нередко местные жители вступали в переговоры с налетчиками и договаривались о выплате денежной «подати» или доставке на корабли определенного числа шкур крупного рогатого скота. Помимо того, часто накануне ожидавшегося нападения жители пуэбло убегали как можно выше в окрестные холмы, унося с собою движимое имущество и деньги.

Все капитаны кораблей знали, что им желательно покинуть залив Флорида до конца августа, чтобы избежать ураганов. Испанские торговые суда из «флота сокровищ» сходились к Гаване в июне или июле, и с ними старались не связываться, потому что они были хорошо вооружены. Английские пираты вдобавок редко атаковали важные порты, такие как Гавана или Веракрус. Но эти приватиры охотно устраивали нападения на более мелкие поселения наподобие Сантьяго-де-Кубы или Асуа на Санто-Доминго. Местному населению оставалось лишь догадываться, какой будет следующая цель пиратов и сколько английских кораблей внезапно покажется в виду берега.

Испанские колониальные власти часто преувеличивали опасность, исходившую от английских пиратов, в надежде получить дополнительные подкрепления и другую поддержку со стороны метрополии. А правительство последней стремилось прежде всего обезопасить основные трансокеанские маршруты и пути «флота сокровищ», что ему почти всегда удавалось.

На Карибах испанцы построили к 1580 году оборонительные сооружения вокруг крупных портов — Сан-Хуана в Пуэрто-Рико, Гаваны на Кубе и Картахены-де-Индиас на северном побережье Новой Гранады (ныне Колумбия). Этим строительством ведал Баутиста Антонелли, итальянец, который начинал свою долгую карьеру строителем фортов в Испании (в Картахене, Валенсии и Наварре), а также в алжирском Оране. В 1581 году Антонелли отправился в Индии, где приступил к возведению укреплений в Картахене, Панаме, Гаване (Эль-Морро), вдоль тихоокеанского побережья Новой Испании, в Сан-Хуане-де-Улуа, Портобело и в Сан-Хуане в Пуэрто-Рико. Более мелкие порты империи, скажем Асуа на Санто-Доминго или Сантьяго-де-Куба, оставались беззащитными перед нападениями, но значительная часть территорий империи не знала страха перед атаками пиратов благодаря усилиям Антонелли^{‹‹549››}.

Когда испанское судно захватывали, его груз складывали на палубе капера возле грот-мачты и делили между членами команды-победительницы. Капитан капера обычно забирал личный рундук капитана испанского судна, а остальная добыча делилась в соответствии с установленными правилами, причем старшинство играло здесь решающую роль. Поэтому мастер-канонир получал имущество испанского канонира и второе (после капитана) лучшее оружие. Как правило, никому из команды капера не выплачивалось жалованье, но все знали, что они могут разбогатеть посредством грабежей.

Указанные правила на практике различались и нередко не применялись. При абордаже испанского судна многие моряки зачастую думали исключительно о себе и о личной поживе. Среди команд каперов вспыхивали бунты, драки и беспорядки. Лучше всего для команды считалось продать свою долю в награбленном квартирмейстеру или капитану. Если удавалось захватить спиртное, экипаж, бывало, предавался многодневному безудержному пьянству. Губернатор Гаваны Хуан де Техеда нисколько не преувеличивал, когда в 1595 году обозвал группу английских пиратов пьянчугами^{‹‹550››}.

Английские «корсары», как испанцы называли пиратов с 1530-х годов, становились все более насущной угрозой. Диего де Ибарра, казначей Санто-Доминго, писал в октябре 1595 года, что в предыдущие четыре года корсары были столь же многочисленны и ретивы в здешних водах, как если бы плавали по собственной территории^{‹‹551››}.

Приплывая и возвращаясь, мы неизменно наблюдаем корсара на горизонте. Если так будет и дальше, либо этот остров обезлюдеет, либо нам придется вести дела с ними, а не с Испанией… Они вторгаются в наши воды без опаски и находят людей, согласных с ними торговать… Единственный способ избежать урона со стороны этих негодяев состоит в том, чтобы изгнать корсаров из наших вод, а сие может быть достигнуто лишь при посредстве галеонов, каковые я умоляю Ваше Величество направить сюда немедленно.

Фактически к концу шестнадцатого столетия у испанцев сложилось ощущение, что им придется эвакуировать северо-запад Испаньолы и перенести города Ла-Ягуана (150 домов), Баябе и Пуэрто-Плата на юг острова. Запад и северо-запад Испаньолы оставили пиратам, и в следующем столетии этим местам суждено было стать оплотом французских контрабандистов — так со временем возникла богатая колония Сен-Доминге, к 1780 году получившая известность в Париже как «Перу»^{‹‹552››}. Венесуэльский остров Маргарита с его жемчужными промыслами тоже вынужденно покинули.

Английские каперы продолжали грабить и чинить разбой на протяжении 1580-х и 1590-х годов. Среди их кораблей выделялся «Дрейк» Джона Уоттса, который также владел частью «Экземинера»[96]. Наряду с ним промышляли «Блэк дог» Роберта Абрахама и три корабля Джона Чидли («Уайлдмен», «Уайт лайон» и «Делайт оф Бристоль», причем в снаряжение последнего вложил средства двоюродный брат королевы Елизаветы, лорд Хансдон). Сама королева также финансово поддерживала некоторых каперов. В 1591 году в карибских водах пиратствовало не менее одиннадцати английских каперов, сея ужас и хаос; пять принадлежали Джону Уоттсу, три лорду Хансдону, а остальные два — группе лондонских торговцев, в число которых входил и сэр Уолтер Рэли. Кристофера Ньюпорта в 1592 году обвиняли в том, что он чинит «бесконечный ущерб» своими четырьмя кораблями. А сэр Джон Бург, брат лорда Бурга, который являлся заместителем наместника Ирландии, участвовал в нападениях на Гвиану, Тринидад и Маргариту.

Типичным случаем является нападение 1593 года двух кораблей с двумя пинассами на порт Ла-Ягуана на Санто-Доминго. Пираты высадили десант, который явился на сахарную мельницу, принадлежавшую Грегорио де Айяле, городскому магистрату. Они сожгли деревянную церковь, амбар для хранения сахара, хижины рабов и большую часть их одежды, забрали весь сахар, какой смогли унести, а также выделанные шкуры, медные инструменты, что использовались в производстве сахара, все стулья и предметы домашнего обихода. Еще забрали чернокожего раба и через него передали Айяле требование в течение шести дней передать 6000 дукатов в качестве выкупа за то, что не стали сжигать, — мол, тростник еще стоит и сахарная мельница цела. Позднее жители города обратились с жалобой к королю Филиппу и молили испанского монарха направить две галеры из состава королевского флота на Санто-Доминго. Мы не знаем, увы, что ответил король и ответил ли он вообще.

Сообщение севильца Херонимо Санчеса де Каррансы, испанского губернатора Гондураса с 1589 по 1594 год и известного мастера фехтования (он изобрел многие утонченные приемы) содержит схожие подробности:

Ведая, сколь скверно подготовлены эти порты к тому, чтобы противостоять даже пинассе, враг нисколько не опасается нас. В этом году большой шлюп, способный поднимать до шестидесяти тонн (неуклюжее судно, приводимое в движение веслами и парусами), а также большой корабль грузоподъемностью около 250 тонн с тремя пинассами, все хорошо вооруженные и с запасом ручного оружия на борту, подошли к нашим берегам. Они открыли огонь по флагману, которым командовал Диего Рамирес. Хотя флагман и пять других кораблей сражались отважно, им не хватало людей, а [большинство] те, кто был на палубах, валились с ног от хворей и ран, и потому враг [англичане] захватил все и увел флагман, на который перенесли лучшую часть из грузов остальных. Нас лишили пушек и парусов, так что в этом году нашим кораблям больше не плавать. После того как я написал об этом вашей светлости [25 апреля 1594 года], и когда я слег с лихорадкой, истекая кровью всего пять дней назад, дозорные подали дымовой сигнал, предупреждая о появлении больших кораблей. Когда те корабли приблизились, стало понятно, что это англичане. Я сразу оделся и велел отнести меня на берег в кресле. Еще я распорядился привести многих мулов и наказал горожанам и купцам как можно более спешно увозить свою мошну и ценные товары из города. Затем я приказал городскому глашатаю объявить, что под страхом смертной казни все должны встать на защиту наших домов. Всего двадцать человек… вняли моему призыву. Пять аркебуз, каковые они принесли с собою, были без пороха и пуль. Однако я разделил их на три отряда… расположенные таким образом, они создавали ощущение многочисленного войска. Хотя моя лихорадка усиливалась и хотя враг открыл ожесточенную стрельбу по городу, я не уходил с берега… Около шести вечера англичане высадились, и поскольку в первых домах они не нашли денег и увидели, что жители незаметно успели сбежать, они остановили свое продвижение и крайне поспешно вернулись на свои корабли. На следующий день английский капитан [Кристофер Ньюпорт] прислал мне письмо, где говорилось, что он по справедливости захватил наши корабли и город и что он требует с меня выкуп, иначе все сожжет. Еще он потребовал пополнить их съестные припасы. Я ответил, что не далее как две недели некий капитан Лэнгтон напал на мои корабли и захватил их, но не причинил урона городу, ибо противно правилам войны сжигать пустые дома и корабли. Я прибавил, что теперь получил подкрепления и что припасы, этим подкреплением доставленные, включают лошадей, так что он может попробовать напасть и сжечь город, на свой страх и риск, потому что я всеми силами буду защищаться. Смею заверить вашу светлость в том, что единственным подкреплением, мною полученным, был один человек из Сан-Педро… Вышло так, что этими своими уловками я вселил такой страх в сердце английского капитана, что он покинул порт, и наибольший ущерб, им нанесенный, заключался в том, чтобы ему пришлось спалить брошенные корабли… Он удалился, не забрав из городской казны ни единого мараведи^{‹‹553››}.

Другую, более серьезную атаку предпринял капитан Майкл Гир из Лондона, напавший на Гавану в 1595 году. Гир высадился в нескольких милях на восток от города, а затем двинулся на запад и попытаться штурмовать гавань. Нападение удалось отразить, и Гиру пришлось признать свое поражение. Погибло много людей с обеих сторон^{‹‹554››}.

Известный историк каперства, покойный профессор Кеннет-Эндрюс отмечал: «Несмотря на алчность, убогость и жестокость условий существования на борту приватиров, где пленников порой безжалостно пытали, в этой среде имелось, следует указать, определенное презрение к трусости и вероломству, наряду с готовностью сражаться бок о бок даже против заведомо сильнейшего противника. Некоторые из капитанов, по крайней мере, как и некоторые матросы, отчасти вдохновлялись национальными и религиозными чувствами». Подобное пиратство официально одобрялось и санкционировалось. Налицо диковинное сочетание нелегального предпринимательства и антииспанской внешней политики^{‹‹555››}.

К семнадцатому столетию в испанском Мэне успели обосноваться и французские авантюристы, учинявшие, подобно англичанам, разграбление городов, похищавшие сахар, оружие, мясо и драгоценные металлы. Французы откровенно радовались тому обстоятельству, что им принадлежал остров Тортуга недалеко от северного побережья Испаньолы и остров Пайнс у побережья Кубы. Длительная война между французами и испанцами в Карибском бассейне началась в 1537 году, когда смотритель нескольких зданий на вершине форта Эль-Морро в Гаване доложил, что французская пинасса шныряет по гавани. На следующий день в Сантьяго-де-Куба губернатор-севилец Гонсало де Гусман, который находился на острове с тех самых пор, как прибыл туда вместе с Диего Веласкесом в 1511 году (ранее он одним из первых испанцев стал торговать сахаром на Санто-Доминго), сообщил, что испанское судно захвачено французами в Чагресе (Новая Гранада). Судя по всему, пиратом был тот же корабль, который проводил разведку в Гаване. Испанцы гнались за пинассой до Мариэля и требовали сдачи без боя. Французский капитан ответил: «Пусть умрет тот, кому суждено умереть; мы готовы»; он быстро вернулся в Гавану, где захватил несколько судов с мексиканским серебром и соленым мясом и бумагами. Следствием этого набега стало строительство крепости Ла-Фуэрса, призванной оградить гавань Гаваны от новых нападений.

Последовали и другие меры по борьбе с пиратством, а в 1555 году знаменитый французский корсар Жак де Сор все-таки разграбил Гавану и задержался в городе на месяц, что называется, полностью опустошив карманы горожан. Другой французский пират Гийом Меррио старался при набегах брать пшеницу, вино, кожу и сахар.

Не следует забывать и известного испанского мулата, Диего Грильо, который, будучи кубинцем, плавал с голландским пиратом Корнелиусом Йолем и прочими иноземными корсарами. Похоже, он научился своему жестокому ремеслу у Фрэнсиса Дрейка, который захватил его в плен заодно с испанским галеоном при Номбре-де-Диос на Панамском перешейке в 1572 году. Грильо позднее сопровождал Дрейка в его кругосветном путешествии. Впоследствии он сделал успешную карьеру самостоятельного корсара, иногда заключая соглашения с англичанами, а иногда взаимодействуя с французами или с голландцами.

Самым опасным пиратом среди всех был, несомненно, Пьет Хейн, голландский адмирал, который в 1628 году командовал флотом из тридцати одного корабля, 2300 моряков и 1000 солдат. Он разграбил испанский «флот сокровищ» из двадцати двух судов (лишь два корабля были военными). Испания лишилась 4 миллионов дукатов золотом, а стоимость утраченного серебра составила много миллионов флоринов. Испанский флот угодил в ловушку в гавани Матансас на северном побережье Кубы, а его командиров, в том числе вице-адмирала Хуана де Бенавидеса, потом казнили за пренебрежение обязанностями. Эта потеря была трагичной для Испании, однако следует напомнить, что это единственный случай, когда пиратам удалось нападение на «флот сокровищ»^{‹‹556››}.