Описание случая

28 октября 2007 года к нам в Научно-исследовательский центр детской нейропсихологии привели для обследования мальчика 7 лет, первоклассника, Никиту З. Мама мальчика сформулировала свои жалобы следующим образом:

– приступы агрессии;

– «отсутствие» на уроках;

– неусидчивость и невнимательность;

– делает то, что просят, только после скандала.

Анализируя жалобы более подробно, мы видим слабость в эмоционально-волевой сфере (агрессивность, скандалы), а также нейропсихологическую симптоматику в виде недостаточной сформированности внимания и собранности.

Следуя вышеизложенной схеме, был собран следующий анамнез, при этом нами использовался метод анкетирования, а также анализ медицинской карты ребенка. Никита в семье единственный сын, возраст отца и матери в начале беременности 24 года. Течение беременности было в общем благополучным, наблюдался слабый токсикоз во время первой половины беременности, вторая половина характеризовалась отеками и быстрым набором веса.

Мальчик родился на 40 неделе, матери было проведено вынужденное экстренное кесарево сечение с назначением эпидуральной анестезии. Таким образом, в соответствии с литературными данными, мы можем предполагать у ребенка повышенное внутричерепное давление (последствия кесарева сечения), а также нарушения режима сна и бодрствования, поскольку этот вид анестезии воздействует на стволовые отделы головного мозга, вызывая их легкую дисфункцию в первые месяцы после родов (Серз, Серз, 2000). Наше предположение подтвердилось, так как наблюдались и нарушения режима сна, и слабость нервной системы в виде закатывания при плаче. Мальчик наблюдался невропатологом, ему был поставлен диагноз ММД, кроме того, было назначено медикаментозное лечение по снятию повышенного внутричерепного давления.

Оценивая раннее моторное и речевое развитие, можно говорить о некоторой атипичности его протекания. Так, Никита пропустил стадию ползания и сразу пошел, при этом наблюдались частые падения. Речевое развитие характеризуется существенной задержкой, так как фразы в речи ребенка появились только в 3,5–4 года, однако ни к логопеду, ни к невропатологу родители по поводу этого не обращались.

Анализируя данные анамнеза можно сделать вывод об органической слабости нервной системы мальчика, незначительно отягощенной ММД. Также следует обратить внимание на трудности формирования базовых компонентов ВПФ: межполушарного взаимодействия (отсутствие ползания) и речевого опосредствования произвольных ВПФ (задержка в речевом развитии).

Не менее полно и подробно нами была изучена сфера микросоциальных контактов: особенности внутрисемейного взаимодействия. Главными методами на данном этапе стали клиническая беседа, направленная на выявление основных закономерностей взаимоотношений в данной семье, а также метод наблюдения, позволивший нам оценить способы взаимодействия близких взрослых с ребенком в неформальных обстоятельствах свободного общения (в холле ожидания, во время переодевания и т. д.). Данные, полученные нами в ходе этого исследования, были весьма неутешительными. Для начала стоит осветить ситуацию семейного взаимодействия. Мать занимается собственным бизнесом. Это дело отнимает все ее время, которого катастрофически не хватает ребенку. Отец занимает ответственную должность в фирме, что также говорит о его постоянной занятости. В качестве альтернативы они нанимают нянь. Когда же родители находят время на ребенка, то для компенсации дефицита родительской любви и внимания мальчику позволяется абсолютно все, выполняются его малейшие прихоти и желания. Такой тип семейного воспитания (потворствующая гиперпротекция) способствует развитию демонстративных (истероидных) и гипертимных черт характера у детей. Дополнить это предположение поможет следующий пример:

Со слов няни: «Я часто наблюдаю за Никитой и вижу, как он подходит к зеркалу, как начинает крутиться перед ним и приговаривать: “Я король! Все видят, какой я король! Я все могу, и все всегда будет по-моему! Я настоящий король!”»

Кроме этого, у самого Никиты сложился устойчивый манипулятивный тип поведения не только с родителями, но и со всеми значимыми взрослыми. В качестве примера можно привести следующий диалог, состоявшийся между Никитой и его няней во время одевания после очередного занятия:

Няня: «Никита, ты стал такой полный, я думаю, на время нам стоит отказаться от сосисок и пиццы».

Никита: «Ты у меня такая милая, такая любимая, дай я тебя обниму и поцелую, ну купи мне сегодня, пожалуйста, сосисочку!»

Няня: «Ну, как можно ему отказать, конечно, куплю, мое солнышко».

Вырисовывается очень интересная ситуация с нянями – их у Никиты сменилось уже пять, на занятия ребенок приходил со своей шестой няней. В ответ на вопрос, чем же была вызвана такая частая смена нянь, мама ответила, что они все «…надоедали мне своими рассказами о том, какой у меня проблемный ребенок и что у него не так. Мне же хотелось, чтобы после того, как я, уставшая, приду с работы, Никита был сыт и доволен, и все». Естественно, что при такой системе взаимоотношений в семье у ребенка не могла сформироваться нормальная система привязанностей ни к одному из взрослых, если они не несли очевидную выгоду для него самого.

Отдельно стоит отметить личностные особенности последней няни Никиты. Это достаточно взрослая женщина, в прошлом работавшая учительницей начальных классов. Она для себя избрала авторитарный тип взаимодействия с ребенком, что шло в полное противоречие с родительским отношением. Это приводило к достаточно частым конфликтам как с ребенком, так и с родителями. В качестве примера, иллюстрирующего ее придирчивость, можно привести диалог, состоявшийся между няней и психологом перед началом очередного занятия:

Няня: «Вы знаете, когда мы к вам шли, Никита недостаточно культурно поздоровался с охранником. Охранник сказал ему: “Здравствуй, Никита!” А наш Никита пробурчал что-то в ответ и пошел дальше. Я ему все время говорю, что нужно здороваться со взрослыми, как следует здороваться, а он будто не слышит. Ну что с ним делать?!»

Особенно показательно, что все это происходило при ребенке, няня буквально держала его за рукав куртки и высказывала свои претензии на повышенных тонах.

Весьма интересными для нас оказались данные о том, каким образом у Никиты складывались отношения с одноклассниками, учителями, а также в группе плавания в бассейне, куда Никиту водила няня, то есть в разных социальных группах. Отношения в классе с ребятами не складывались, Никита приносил в школу различные игрушки, которые не могли позволить купить своим детям большинство родителей. На естественную просьбу поделиться с другими детьми Никита отвечал истериками и отказом. Он не мог выдерживать темп урока, часто отставал от класса при выполнении заданий, что также не сказывалось положительно на его авторитете среди одноклассников. Мальчик отличался агрессивностью и несдержанностью, что может проиллюстрировать следующий пример, который также покажет, как родители относились к таким его проявлениям, зачастую поощряя их. Это вызывало частый конфликт с няней, которая считала, что за такие поступки Никиту следовало бы наказать.

В ответ на то, что другой ребенок занял дорожку Никиты в бассейне, мальчик сильно ударил его по голове. Однако начинающуюся драку прервал тренер. После тренировки, в раздевалке, Никита зубами прогрыз резиновую шапочку мальчика, пока тот был в душе. Когда няня рассказала об этом родителям, мама, погладив ребенка по голове, сказала ему, что он молодец и что все так и нужно было сделать. Естественно, это вызвало внутренний протест у няни, который она не посмела высказать родителям, однако постаралась все же самостоятельно объяснить ребенку, что он был неправ. Никита же, ощутив собственную полную безнаказанность, даже не стал ее слушать.

Таким образом, в данном конкретном случае, суммируя собранный материал, можно говорить о взаимозависимости и взаимовлиянии процессов физиологического и социального развития. Мы видим ребенка, изначально имевшего некоторую органическую слабость, которая была усилена и дополнена патологией системы семейных взаимоотношений. Таким образом, обнаруживается наслоение множества факторов на формирование данной конкретной школьной неуспешности и дизадаптации в школьном коллективе.

Вот с таким «багажом» мальчик пришел к нам на обследование. Для построения полноценной программы коррекции ребенку была проведена нейропсихологическая диагностика.