Политические импликации

Зависимость современных обществ от непрерывных, надежных и недорогих поставок ископаемого топлива и электричества создает множество политических проблем и способов реагирования на них, как во внутренних делах, так и в международных. Возможно, наиболее универсальной проблемой является концентрация власти принятия решений, происходящая от высоких уровней интеграции в правительстве, в бизнесе, или в военной области. Как отметил один из исследователей (Adams 1975, 120–121), когда «больше энергетических процессов и форм входит в общество, контроль над ними диспропорционально концентрируется в руках немногих, так что меньшее количество независимых решений несет ответственность за все большее высвобождение энергии».

Но по-настоящему серьезные угрозы возникают, когда сверхсконцентрирован-ный контроль сосредотачивается в одном индивидууме, который решает использовать его в агрессивной и разрушительной манере. Результатом такой ситуации могут стать колоссальные человеческие страдания, продолжительные растраты труда и ресурсов, вред окружающей среде и разрушение культурного наследия. Примеры такой чрезмерной концентрации контроля, из-за которой с цепи были спущены деструктивные силы, постоянно встречаются в истории; если измерять только в человеческих потерях, то решения, принятые испанскими королями шестнадцатого века, Наполеоном Бонапартом (1769–1821), императором Вильгельмом

II (1859–1941) или Адольфом Гитлером (1889–1945) привели к миллионам смертей. Испанская конкиста в Америке в конечном итоге привела, прямо (смерти в сражениях или в рабстве) и косвенно (инфекционные болезни и голод) к гибели десятков миллионов человек (Lopez 2014). Серия агрессивных действий Наполеона стоила как минимум 2,5 и как максимум 5 миллионов жизней (Gates 2011). Прусская агрессия стала конечной причиной того, что в Первой мировой войне погибло более 17 миллионов человек, ну а общее количество жертв Второй мировой, среди военных и гражданских, достигает 50 миллионов (War Chronicle 2015).

Но решения двух коммунистических диктаторов, которые смогли превратить собственные мании в ужасающую реальность с помощью значительных потоков ископаемого топлива и энергии, остаются непревзойденными примерами концентрации контроля. В 1953-м, в год смерти Сталина, использование энергии в СССР было более чем в 25 раз выше, чем в 1921-м, когда страна вышла из гражданской войны (Clarke and Dubravko 1983). При этом паранойя диктатора привела к смерти десятков миллионов человек в массовых чистках, переселению целых народов (крымских татар, чеченцев, немцев Поволжья) и погружению потенциально богатейшей страны в экономическую прострацию (Conquest 2007). Сходным образом, в год смерти Мао Цзэдуна, в 1976-м, производство энергии в Китае более чем в 20 раз превосходило показатели 1949 года (Smil 1988). Но решения Великого Кормчего вызвали множество смертей во время Большого Скачка, за которым последовал самый страшный голод в человеческой истории – между 1959 и 1961 годами умерло более 30 миллионов человек (Yang 2012) – а затем разрушительная Культурная революция. Точное число жертв, как и в случае со сталинскими, определить невозможно, но общее количество погибших в 1949–1976 годах может приближаться к 50 миллионам (Dikotter 2010). И хотя вероятность предельной угрозы, термоядерной войны между великими державами, снизилась благодаря уменьшению ядерных арсеналов США и России, она не исчезла окончательно, и решение начать войну может быть принято, не важно, на какой стороне, очень небольшим числом людей.

Не было лучшего примера глобальных политических и экономических последствий контроля над потоками энергии, чем решения, принятые Организацией стран-экспортеров нефти (ОПЕК) после 1973 года. Учитывая важность сырой нефти в современной экономике и ее доминирование на глобальном рынке нескольких стран Ближнего Востока, неизбежно, что любые решения группы индивидуумов, особенно из Саудовской Аравии, чьи громадные мощности по производству нефти обеспечивают ей решающий голос в ОПЕК, будут иметь глубокие последствия для глобального преуспевания. Так, последствием недовольства ОПЕК низкими прибылями и увеличения цен в пять раз в 1973–1974 годах, а затем в четыре раза в 1979-80 годах стал период мировых экономических неурядиц, отмеченный высокой инфляцией и значительным замедлением экономического роста (Smil 1987; Yergin 2008).

В ответ все главные импортеры Запада и Япония заключили срочные соглашения в области энергетики, координировать выполнение которых стало Международное энергетическое агентство, получившее полномочия создавать стратегические резервы нефти (некоторые страны также установили более тесные двусторонние связи со странами ОПЕК) и субсидировать поиск альтернативных источников энергии. Развитие ядерной энергетики во Франции и усилия по сохранению энергии в Японии можно назвать двумя самыми заметными и эффективными примерами. Но быстрый экономический рост Китая – страна стала крупным импортером нефти в 1994 году – и уменьшение добычи на традиционных месторождениях, например, на Аляске и в Северном море, стали ключевыми причинами того, что цены на нефть снова выросли до рекордного уровня 145 долларов за баррель в июле 2008 года, и это повышение остановилось только с началом экономического кризиса осенью 2008-го, в результате которого к декабрю цена на нефть упала до чуть выше 30 долларов за баррель.

Когда мировая экономика восстановилась, спрос в Китае продолжил расти, и цены на нефть снова подскочили, до 100 долларов в июле 2014 года, но затем падение спроса и рост предложения (большей частью за счет того, что США вернулись в ряды крупнейших производителей, начав активную добычу сланцевой нефти методом гидравлического разрыва) привели к изменению тенденции. Но в этот раз существовало ключевое отличие: чтобы защитить долю страны на рынке, лидеры Саудовской Аравии решили сохранить добычу на максимальном уровне, а не, как ранее, уменьшить ее, чтобы поднять цены. Снова решения, принятые группой людей, имели последствия для политической стабильности стран, сильно зависящих от нефтяного экспорта, и для крупных производителей нефти за пределами ОПЕК, таких как США и Канада.

Падение цен на нефть снова едва не похоронило ожидания стран ОПЕК, но особенности очень неравномерного распределения запасов сырой нефти (эта ведущая стратегическая проблема XX века не потеряла важности и в двадцать первом) позволяют странам Ближнего Востока сохранять благоприятную позицию. Бассейн Персидского залива не имеет себе равных: там находятся 12 из 15 крупнейших в мире нефтяных месторождений, и на 2015 год он содержал около 65 % мировых запасов нефти (ВР 2015). Подобное богатство объясняет долговременную важность поддержания стабильности в этом регионе. Но поддерживать ее невероятно сложно из-за хронических неурядиц в странах Залива, на берегах которого живут люди из многих религиозных групп и существуют искусственные государства, чьи границы были нанесены произвольно, так что древние этнические группы оказались разделены.

Масштабные попытки внешнего вмешательства в дела региона после Второй мировой войны начались с того, что СССР попытался взять контроль над Северным Ираном (1945-46). Американцы дважды высаживались в Ливане, в 1958 и в 1982 годах, и во втором случае их решительность была сломлена единственным терактом в казармах Бейрута в 1983-м (Hammel 1985). Западные страны активно вооружали Иран до 1979 года, в последнее десятилетие правления шаха Реза Пехлеви, и снабжали оружием Саудовскую Аравию, в то время как СССР делал то же самое с Египтом, Сирией и Ираком. Последний начал получать помощь и от Запада во время ирано-иракской войны 1980–1988 годов. Кульминация интервенций наступила в 1990–1991 годах, когда США и их союзники провели операции «Буря в пустыне» и «Щит пустыни» в ответ на захват Ираком Кувейта (CMI 2010).

Оккупировав территорию соседа, Ирак удвоил нефтяные резервы под собственным контролем, подняв их до 20 % от общих мировых запасов. Продвижение иракцев создало угрозу расположенным около границы нефтяным месторождениям саудитов, в опасности оказалась сама монархия, под властью которой находится четверть всей мировой нефти. После того, как агрессор был отброшен, Саддам Хуссейн остался у власти. Только события 11 сентября 2001 года, после которых возник страх нового нападения (ложный, как стало ясно позже, когда никакого оружия массового поражения не было найдено в Ираке), заставили США оккупировать Ирак в марте 2003-го, за чем последовали годы насилия и появление на части территории страны так называемого Исламского государства. Но позже в этой главе я буду доказывать, соглашаясь с коллегами (Lesser 1991), что связанные с ресурсами задачи, по видимости первоочередные в конфликтах на Ближнем Востоке, исторически определялись более широкими стратегическими целями, а не наоборот. И неудача арабских стран ОПЕК в попытках превратить нефть в политическое оружие (включая нефтяное эмбарго против США и Нидерландов после войны Судного дня в октябре 1973 года) была не первым случаем использования поставок энергоносителей для передачи идеологического послания.

Символическая мощь электрического света эксплуатировалась такими разными силами, как большие компании США и нацистская партия Германии. Американские промышленники показали мощь света первый раз во время Всемирной выставки в Чикаго в 1894 году, и позже, залив центральные районы больших городов «Белыми лучами» (Nye 1992). Нацисты использовали стены из света, чтобы привести в восторг участников массовых партийных мероприятий в 1930-х (Speer 1970). Электрификация стала воплощением столь различных политических идеалов, как ленинский порыв к коммунистическому государству и Новый курс Франклина Рузвельта. Ленин выразил свою цель в известном лозунге «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны», и советское пристрастие к постройке огромных электростанций живо до сих пор, несмотря на гибель СССР, в пост-маоистском Китае. Рузвельт использовал федеральные ресурсы для строительства дамб и электрификации сельской местности в качестве средства экономического восстановления, иногда в самых отсталых регионах (Lilienthal 1944).