32. Окружающая среда Эндрю Ревкин

Эндрю Ревкин пишет о науке и окружающей среде уже два десятка лет, в последнее время – в качестве журналиста New York Times. Он автор книг «Сезон пожаров: Убийство Чико Мендеса и битва за амазонский тропический лес» (The Burning Season: The Murder of Chko Mendes and the Fight for the Amazon Rain Forest, 1990, 2004). Эндрю получил множество наград, в том числе премию за научную коммуникацию Национальных академий наук, две награды Американской ассоциации содействия развитию науки и премию Общества расследовательских журналистов и редакторов.

Взгляд с позиции прошлого обычно выражается с оттенком бравады. Вот, например, такая фраза: «Вам сейчас все так легко дается». Но, глядя на недавнюю историю экологических новостей, получаешь совершенно противоположное впечатление. Несколько десятилетий назад любой человек с блокнотом или камерой мог посмотреть куда угодно и запечатлеть яркий пример разграбления природы и пренебрежительного отношения к ней. К их чести, лишь немногие журналисты и авторы смогли разглядеть приближающуюся катастрофу, которая была прямо перед глазами. Но по крайней мере эта катастрофа была видна.

Сегодня вызовы в экологической журналистике куда серьезнее по целому ряду причин. Некоторые из них касаются тонкостей и сложностей оставшихся проблем с загрязнением и охраной окружающей среды (после того как с очевидными проблемами разобрались). Это вовсе не точечное загрязнение в виде стоков с бескрайних фермерских полей и городских лужаек или, например, танкер Exxon Valdez, разливший свою нефть в океан у побережья Аляски.

Здесь будет полезно немного поразмышлять. Большинство журналистов моего поколения выросли в эпоху неминуемой катастрофы. На упражнениях по защите от ядерного взрыва времен холодной войны мы постоянно прятались в школьном подвале. Призрак безмолвной весны гулял на ветру. Мы выросли в мире, где экологические проблемы было легко найти и описать. В зависимости от того, где именно на берегу Гудзона вы стояли, почва была покрыта клеем, красителями, краской или другими материалами, указывающими на ближайшую к реке фабрику. А сама река была, разумеется, резервуаром для отходов из канализации, так что в большинстве мест купаться было нельзя. На дымовых трубах не было фильтров. В бензине был свинец.

Затем ситуация начала меняться. В словарь общеупотребительных слов прокрались «смог», «кислотный дождь» и «токсичные отходы». В то же время граждане США почувствовали прилив духа после того, как из-за общественных протестов прекратилась война. Новой мишенью стало загрязнение окружающей среды. Газеты писали о Дне Земли с воодушевлением, а не как о причудливом анахронизме. Республиканский Белый дом и конгрессмены обеих партий приняли пакет законов, улучшающих качество воды и воздуха и защищающих дикую природу. Поразительно, но эти законы начали работать.

До самого конца 1980-х гг. главные экологические проблемы того времени, а значит, и новости, касались знаковых событий, обычно катастрофических. Сначала случилась трагедия со свалкой в Лав-Канал, за которой быстро последовало законодательство об устранении накопленного экологического ущерба. Затем Бхопальская катастрофа, после которой появились первые законы о доступе населения к информации о химикатах, которые хранят и выбрасывают в окружающую среду заводы и фабрики. Чернобыль продемонстрировал опасность, на которую инцидент на АЭС «Три-Майл-Айленд» только намекнул. Авария танкера Exxon Valdez указала на экологические риски, связанные с добычей и перевозкой нефти в заповедных уголках природы.

Но теперь суть экологических новостей, как правило, совсем другая, и корректно осветить эту и без того сложную тему становится еще сложнее. Говоря о корректности, я имею в виду не только точность. Точным может быть любой набор тщательно проверенных фактов, но при этом он может неверно передавать степень значимости, кошмарности или срочности ситуации. В этом заключается дополнительный уровень ответственности – и сложности – для журналиста.

Уже в начале 2004 г. эти сложности заставляли мою коллегу по New York Times, опытную медицинскую журналистку Джину Колата, рвать на себе волосы, сражаясь с очередной статьей в журнале Science, в которой утверждалось, что в атлантическом лососе с акваферм уровень содержания полихлорированных бифенилов и других загрязнителей выше, чем в обычной морской рыбе. Авторы статьи подсчитали, что риски от этих загрязнителей означают, что потребителям не стоит есть лосося чаще чем раз в месяц, несмотря на всю пользу для здоровья от рыбы. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов было несогласно с этими выводами, заявляя, что обнаруженные в рыбе концентрации загрязнителей в десятки раз ниже федеральных ограничений. Некоторые ведущие токсикологи, не связанные с производителями морепродуктов или другим бизнесом, горячо оспаривали расчеты риска, сделанные учеными.

Джина аккуратно объяснила новые научные результаты. В последний момент, чтобы убедиться, что читатели, которые вечно спешат, получат необходимый контекст, она добавила в первое предложение очень важное уточнение: «Новое исследование более 700 особей лосося, как дикого, так и с ферм, показало, что у рыбы из аквакультуры концентрации ПХБ и других загрязнителей стабильно выше, хотя их уровни гораздо ниже допустимых пределов, установленных федеральным правительством» (курсив мой).

Даже с такой оговоркой и мнениями нескольких ученых, приведенных ниже в тексте, которые подчеркивали, что польза для здоровья от лосося больше, чем любой небольшой риск от полихлорированных бифенилов, читатели остались в недоумении. В некоторых супермаркетах на полках начала скапливаться рыба. Мой брат, кардиолог и исследователь препаратов для лечения сердца, прислал мне срочное письмо с вопросами: «Что это еще за новости с лососем с ферм, диоксином и ПХБ? Это правда? Я ем его три раза в неделю».

Я несколько лет писал о полихлорированных бифенилах в контексте загрязнения на дне реки Гудзон. По моему мнению, которым я поделился с братом не как журналист, а просто как гражданин, который вынужден принимать решения в непонятных условиях, лосося можно было есть и наслаждаться этим (возможно, избегая коричневатой жировой ткани и, к печали любителей суши, кожи).

Но это было мое мнение и мой здравый смысл.

Что же делать журналисту? Первый шаг прост: знай своего врага. Знайте, в чем состоят препятствия для вашей эффективной работы как экологического журналиста, чтобы иметь готовые стратегии и преодолевать их или обходить.

Вот несколько основных черт новостного процесса, которые, с моей точки зрения, препятствуют освещению экологической тематики или искажают его.