Взаимосвязь между поощрениями и мотивацией

Я перечислил пять причин, по которым применение поощрений приводит к падению эффективности деятельности, и одна из них – снижение интереса. Но как именно связан его уровень с использованием поощрений? Разные эксперты предлагали разные варианты объяснений[220], и невозможно, видимо, обосновать справедливость какого-то из них. Но два толкования мне все же кажутся особенно вероятными и разумными.

Первое нравится мне своей простотой и вполне соответствует соображениям здравого смысла и жизненному опыту большинства из нас: как только нечто объявляется обязательным условием, то есть средством получения желаемого, оно отчасти теряет для нас свою привлекательность. «Сделай вот так – и получишь вот это»: при таком подходе то, что обозначается словами «вот так», автоматически перестает нас интересовать. Получатель приза или подарка думает примерно так: «Если им приходится придумывать для меня мотивацию, значит, по доброй воле я вряд ли захотел бы это делать». Александр Нилл[221], новатор в области образования, говорил, что обещать награду за ту или иную деятельность – это «все равно что открыто признать, что сама по себе она не стоит того, чтобы тратить на нее время и силы»[222]. Так что когда родитель говорит ребенку: «Если закончишь домашнюю работу по математике, можешь час смотреть телевизор», – то фактически он приучает ребенка к мысли о том, что математика не особенно увлекательное или приятное дело.

Спустя почти десять лет после того, как Марк Леппер умудрился с помощью поощрений убить интерес дошкольников к рисованию, он провел в той же школе новый эксперимент. Леппер заметил, что дети с большим удовольствием рисуют не только фломастерами, но и пастельными мелками. Поэтому половине из ребят, участвовавших в новом эксперименте, было сказано, что, прежде чем рисовать фломастерами, они должны некоторое время пользоваться мелками. Оставшейся половине детей поставили обратное условие: вначале фломастеры, потом мелки. Вернувшись в школу спустя две-три недели, Леппер обнаружил (как и предполагал), что дети стали с гораздо меньшим энтузиазмом относиться к тому виду рисования, которое было предложено им как условие для того, чтобы перейти ко второму виду[223]. Другие исследователи заметили также, что чем выше ценность предлагаемого поощрения, тем негативнее человек начинает воспринимать ту деятельность, за которую он это поощрение получает[224].

Аналогично может падать и воспринимаемая ценность других людей (к этому же выводу пришел Кант), если взаимодействие с ними оказывается условием для получения чего-то ценного. Когда одного ребенка приглашают поиграть с другим, сообщая при этом, что можно будет брать чужие игрушки (в другом эксперименте за игру с другими детьми предлагалось печенье), он быстро теряет интерес к взаимодействию с этим ребенком в будущем. Студенты университета, за исключением самых застенчивых, с меньшей вероятностью хотели продолжать общаться с новым знакомым, если за первый разговор с этим человеком им заплатили[225].

Эта связь между целью и средством объясняет, вероятно, результаты эксперимента с кефиром: у детей сложилось негативное отношение к напитку, так как за то, что они его выпили, им предлагалось вознаграждение. Другая пара исследователей пришла к аналогичному выводу: дети с меньшей вероятностью предпочтут в будущем блюдо А, которое в прошлом им нужно было съесть, чтобы получить блюдо В, даже если до начала эксперимента оба казались одинаково привлекательными. (Если же детям просто давали одну еду, а потом другую, такого эффекта не возникало.)[226] Какой-нибудь особенно коварный исследователь наверняка додумается проверить действие этого механизма на ничего не подозревающем малыше: «Никакой тебе брюссельской капусты, приятель, пока не доешь все мороженое!»[227]

Действия, выполнение которых оказывается условием для получения какого-либо вознаграждения, теряют привлекательность. Но повышается ли соблазнительность самого поощрения? Бихевиористы замечают, что любое приятное нам занятие можно использовать в качестве подкрепления, то есть способа заставить нас сделать что-то еще. Верно ли также, что мы начинаем получать удовольствие от всего, что используется в качестве подкрепления? Когда нам говорят: «Сделай вот так – и получишь вот это», – начинает ли «это» нравиться нам больше, чем раньше? Это явление получило название «эффект бонуса», но мало кто считает, что оно действительно существует. Одной из исследовательских команд удалось установить, что той группе детей, которой предложили заняться определенной деятельностью в качестве поощрения, их занятие стало казаться более привлекательным, чем детям из другой группы[228]. Когда Леппер сказал, что, прежде чем рисовать мелками, детям нужно поработать фломастерами, интерес к последним ослаб, но и интерес к мелкам не стал выше. Аналогично в исследовании с двумя блюдами привлекательность того, которое предлагалось вторым, то есть в качестве награды, не повысилась, при этом первое, обязательное блюдо стало казаться детям менее вкусным.

Джон Николс, который предположил, что программы вроде «Пицца за чтение» приведут лишь к росту числа полных детей, не любящих читать, как-то пошутил, что, чтобы приучить детей к чтению, лучше предлагать «бесплатную книжку за каждую съеденную ими пиццу». Остроумно, конечно, но действительно ли такая стратегия может обеспечить нужный результат? Можем ли мы использовать негативные особенности системы поощрений для достижения наших целей, если просто поменяем местами поведение, которого хотим добиться, и предлагаемое поощрение? Скорее всего, нет. Дело в том, что существует и второй фактор, объясняющий падение интереса: как правило, использование поощрений воспринимается как попытка установить контроль, и у нас складывается негативное отношение к ситуациям, в которых нас пытались лишить самостоятельности. То есть, если просто поменять местами средство и цель, мы не избавляемся от ключевой характеристики приемов прикладного бихевиоризма, а потому не сможем нейтрализовать его негативное воздействие на внутреннюю мотивацию.

Долгие годы Эдвард Деси, Ричард Райан[229] и их коллеги из числа тех, кому удалось остаться в живых после курса психологии в университете Рочестера, оттачивали формулировку и обоснование этого тезиса[230]. Они исходили из того, что всем нам свойственно стремиться к самостоятельности или, как сформулировал бы Ричард де Чармс[231], чувствовать себя «источником», а не «пешкой». Нам важно до известной степени контролировать собственную жизнь, иметь возможность выбирать будущее[232]. Когда что-то нарушает это ощущение самостоятельности, к примеру, нам указывают, что именно нужно делать (а также как и когда это делать), это неизбежно влечет неприятные последствия. Позже я расскажу, как избыточный контроль влияет на способность детей к обучению и меняет их поведение в целом. Пока же хочу подчеркнуть, что при прочих равных условиях нам менее интересны те виды деятельности, в которых мы чувствуем себя пешками. Если в течение рабочего или школьного дня у нас практически нет возможности влиять на то, чем именно мы заняты, мы наверняка будем изо всех сил ждать, когда же закончатся будни и наступят выходные.

Деси, Райан и их коллеги утверждают, что, когда нам предлагают поощрения за определенное поведение, эффект получается двояким: мы лучше осознаём, каких именно результатов достигли, и параллельно вознаграждение используется (или может использоваться) для контроля над нашим поведением в будущем. Чем сильнее мы ощущаем это, тем с большей вероятностью теряем интерес к этой деятельности. Если мы рисуем картинку в надежде получить приз или пишем отчет, рассчитывая получить положительные отзывы, у нас возникает ощущение, что мы не вполне свободны в выборе и осуществлении деятельности, что с помощью обещанного поощрения нас принуждают к определенному поведению. «Внутренняя мотивация – прототип самодетерминации[233]»[234]; при этом «поощрения в целом воспринимаются как средство контроля, в силу чего могут подрывать внутреннюю мотивацию»[235].

Вознаграждения воспринимаются как инструмент контроля; все прочие факторы, ограничивающие нашу способность к самостоятельному выбору, должны оказывать на отношение к деятельности точно то же влияние[236]. Некоторые факты указывают и на то, что, когда окружающая среда воспринимается нами как контролирующая, интерес к деятельности снижается даже в большей мере, чем при применении системы поощрений[237]. Внутренняя мотивация определенно может серьезно ослабляться и вследствие влияния других факторов, не связанных с вознаграждениями.

Угрозы. Предупреждения о том, что может случиться, если мы не сделаем что-то достаточно хорошо, снижают для нас привлекательность этого занятия[238]. И если в этой области не было пока проведено достаточно исследований, то, возможно, лишь потому, что мало кто сомневается в том, что это так. (Гораздо удивительнее, что пряник не намного лучше кнута.)

Наблюдение. Исследования показывают, что, когда за нами наблюдают во время работы, мы теряем к ней интерес, причем это справедливо и для детей, и для взрослых[239]. Эксперименты показали, что снижение интереса происходит, только когда наблюдение воспринимается нами как контролирующее, например, когда нам кажется, что оно ведется, чтобы проверить качество нашей работы или соблюдение инструкций (а не просто из любопытства)[240]. С учетом все более активного применения средств наблюдения в профессиональной среде, особенно на основе компьютерных технологий, последствия могут быть довольно серьезными[241].

Ожидание оценки. Наблюдение и оценка тесно связаны: в конце концов, цель наблюдения, как правило, заключается именно в том, чтобы определить, насколько хорошо выполняется работа. Некоторые считают, что, если сообщить человеку, что его работа будет оцениваться, это должно повысить «ответственность» – модное слово и в государственных, и в коммерческих организациях, – поэтому люди должны работать лучше. (Этот подход особенно популярен среди тех, кто считает, что мотивация может быть только внешней и что люди всегда стремятся прилагать как можно меньше усилий.) Но и здесь контроль дает обратный эффект: когда люди думают, что их будут оценивать, внутренняя мотивация падает, причем даже если им не предлагают поощрений за хорошую работу и если они получают в итоге хорошую оценку[242]. Падает и эффективность работы, особенно если задача требует творческого подхода[243]. То есть каждый раз, когда нас просят уделить особое внимание качеству нашей деятельности (а не сфокусироваться на самом процессе), мы с меньшей вероятностью получаем удовольствие от этой деятельности и вряд ли захотим ее продолжать по доброй воле[244]. Этот несложный и много раз подтвержденный вывод особенно важен, когда дело касается обучения, и я вернусь к нему в главе 8.

Ограничение по времени. Результаты определенных видов деятельности можно искусственно повысить (в краткосрочной перспективе), если предложить награду. То же может произойти и если определить точный срок выполнения работы: мы чувствуем, что «земля горит под ногами», и с большей вероятностью завершаем начатое. По разным причинам некоторые настолько привыкают работать в условиях нехватки времени, что намеренно откладывают начало работы до последнего момента. Но как именно жесткие дедлайны влияют на интерес к деятельности, а также на качество работы в долгосрочной перспективе? Мне известны лишь два исследования на эту тему, причем оба велись с участием студентов магистратуры мужского пола; в обоих случаях исследователи пришли к выводу, что установление жестких сроков завершения работы приводит к снижению интереса к этой деятельности[245].

Приказы. Когда поведение родителей вызывает у детей ощущение постоянного контроля или давления, то навязываемая деятельность теряет для них привлекательность[246]. Если взрослый занят работой, которую считает достаточно интересной, и перед ним ставят задачи по производительности, он может потерять интерес к этой деятельности быстрее, чем те, у кого есть возможность самим определять темп работы[247].

Конкуренция. С точки зрения внутренней мотивации привязка системы поощрений или наказаний к индивидуальному результату оказывается ничем не лучше, чем тотальный контроль, оценка во время работы или установление жестких сроков. А самое ужасное – организовать работу так, чтобы действия одного из исполнителей могли считаться успешными, только если другие успеха не добились. Когда создается искусственный дефицит поощрений, то есть успех превращается в выигрыш и приз достается лишь кому-то одному, происходит серьезное падение интереса. Это не означает, однако, что мы тут же бросаем эту деятельность: мы можем продолжать, если не знаем других игр кроме тех, в которых требуется кого-то победить, или если не можем изменить правила, принятые в профессиональной или учебной среде, и так далее. Но чаще всего мы чувствуем ослабление интереса к своему занятию. Основным стимулом теперь становится возможность выиграть у других еще раз или какой-то внешний фактор: «Чтобы двигаться вперед, человеку нужно стремиться к победе». Данные экспериментов Деси и Райана указывают на то, что «поощрения, связанные с конкурентной борьбой… в наибольшей степени формируют ощущение контроля (и потому в наибольшей степени подрывают внутреннюю мотивацию)»[248].

В какой бы форме ни велся контроль, он влечет негативные последствия; если же используются сразу несколько видов, человек теряет ощущение самостоятельности еще быстрее. Использование сразу и наблюдения, и поощрений (материальных или просто похвалы, но в контролирующем стиле) хуже, чем применение лишь одного из этих инструментов[249]. Вознаграждая детей за то, что они играют в определенную игру, мы делаем ее для них менее привлекательной; если мы прямо им указываем, в какую игру играть, интерес пропадает вовсе[250]. Сами по себе поощрения также наносят серьезный вред отчасти и потому, что вызывают у нас ощущение потери самостоятельности.