28. Генетика человека Антонио Регаладо

Антонио Регаладо – научный корреспондент Wall Street Journal. До этого с 1998 по 2000 г. он работал в журнале Массачусетского технологического института Technology Review, где писал о биотехнологии, робототехнике и патентных делах. С 1995 по 1998 г. Регаладо работал на Windhover Information в Норуолке, штат Коннектикут, – издательство отраслевых журналов о фармацевтической, диагностической отрасли и производителях медицинского оборудования. Его статьи о нормировании в здравоохранении стали частью серии публикаций, получивших премию фонда Национального института управления в здравоохранении в 2004 г. и вышедших в финал Пулитцеровской премии.

В наши дни генетические исследования движутся быстрее, чем нематода при прикосновении раскаленной платиновой иглы. Каждую неделю научные журналы сообщают о множестве новых открытий генов у мышей, червей и людей. Как научному журналисту все это осветить?

Конечно, дело это безнадежное. Так что я стараюсь никогда не забывать, что часто лучшие возможности для материалов кроются не в самих открытиях, а в научных инструментах, которые за ними стоят. Примеры тем для таких «инструментальных историй» – ДНК-чипы, протеомика и новые технологии визуализации вроде зеленого флуоресцентного белка (GFP), который заставляет рыбок данио рерио и других лабораторных животных светиться.

Работая с технологиями, которые используют в биологических исследованиях, я вывел для себя отлично работающее правило. Конечно, не все истории можно вписать в одни и те же рамки, а лучшие тексты и вовсе их разрушают. Но важно знать, откуда обычно берется технологическая история и как ее писать.

Мне нравится представлять биологию как большую луковицу, которую быстро очищают. Десятки тысяч биологов каждый день снимают с нее чешуйки, раскрывая, как работают механизмы жизни. Но я никогда не видел особого смысла в изучении каждого кусочка луковой шелухи на предмет его новостного потенциала. (Некоторые мои знакомые редакторы скептически называют очередные известия о гене сердечного приступа или шизофрении новостями о «гене недели».) Иногда лучше сосредоточиться на новых техниках и способах очищать луковицу.

Такие «инструментальные» истории – крупный формат, который может быть привязан к новостной повестке, но тренды обычно «живут» дольше. Они переживают множество новостных циклов, и в конечном счете почти каждое СМИ в медийной пищевой цепи осветит самые крупные из них. От вас зависит, когда ловить эту волну. Некоторые журналисты делают упор на первенство, другие предпочитают смотреть, как разворачивается история, и написать о ней в подходящий для их аудитории момент.

В любом случае рассказ, как новая технология меняет биологические исследования, – это отличный способ показать читателям, да и самому увидеть, как на самом деле работает наука. От мощных секвенаторов до клонирования и последних новшеств в области биомедицинской визуализации – зачастую именно новые технологии определяют, какие исследования проводятся, и влияют на планы организаций вроде Национальных институтов здоровья, финансирующих научные исследования.

К примеру, знаете ли вы, что в 1980-х гг. группа ученых предложила амбициозный проект под названием «Проект белков человека», в рамках которого собиралась описать все наши белки? Он так и не был реализован. Вместо этого NIH поддержал «Геном человека» по одной важной причине: белки изучать было трудно, а вот гены – значительно проще. Инструменты диктуют направление развития науки. Секвенирование генома – пожалуй, лучший пример этого феномена. Технология достигла точки, в которой лаборатории, полные жужжащих машин, поставляют нам данные 24 часа в сутки.

Технология секвенирования породила геномную отрасль. Она изменила науку и наши представления о том, как писать о генетике. Настоящий сюжет не в том, что ученые нашли какой-то ген – теперь они находят их пачками. Сюжет в том, как они его нашли.

Машины или подробности того, как работает какая-то технология, читателям не очень интересны. Лишние детали тексту только мешают – стоит поискать другой способ рассказать вашу историю. К счастью, за всеми этими изобретениями всегда стоят люди, зачастую крайне интересные. Вспомните о Кэри Муллисе, странноватом серфере, который изобрел полимеразную цепную реакцию (ПЦР). Или, например, о Крейге Вентере, биологе-бизнесмене, который основал компанию Celera Genomics, секвенировавшую геном человека.

Острый язык Вентера и бестактное поведение помогли превратить проект расшифровки генома человека в гонку между государственными и частными структурами, в которой амбиции и зависть, всегда сопутствующие науке, вышли на первый план. Хотя журналисты в основном сосредоточили внимание на этом состязании и личности Вентера, за работой Celera стояло технологическое нововведение – новый аппарат с 96 тонкими стеклянными капиллярами, который мог секвенировать гораздо быстрее. В статье для журнала Time в январе 1999 г. Майкл Лемоник и Дик Томпсон писали:

Когда чуть меньше 10 лет назад стартовал проект «Геном человека», сторонники сравнивали его с Манхэттенским проектом или с полетами на Луну – проект такой сложности и масштаба могло реализовать только государство с его финансовыми и аппаратными ресурсами…

Дальше в статье описывался шок, который ученые из государственных учреждений испытали при появлении Celera и других похожих проектов, которые не только привнесли в процесс «идею прибыли», но и «нашли способы ускорить процесс расшифровки». Новый инструмент мог очистить «луковицу» генома человека в рекордно короткие сроки.

Просматривая статьи за тот период, примерно с 1998 по 2001 г., я нахожу лишь немного текстов, в которых попадается слово «капилляр». Еще меньше текстов, где упоминается соперничество между Perkin-Elmer Corp (компанией, которая финансировала работу Celera и заработала сотни миллионов долларов, когда курс акций последней резко вырос) и Amersham-Pharmacia Biotech в гонке за создание новых инструментов. Почти ни в одной статье не сказано, что единственная причина, почему государственный проект не отставал от частных, в том, что эти ученые тоже приобрели продвинутые секвенаторы.

Думаю, некоторые важные аспекты этой превосходной истории мы упустили. Но журналисты по понятным причинам сосредоточились на жесткой конкуренции за право первым расшифровать человеческий геном и на выходках Вентера. В иерархии журналистских клише история об инструменте все еще находится ниже «гонки» и «безумного гения».

Бизнес-журналы, которые получают информацию от венчурных инвесторов, чьи вложения готовы к выходу в свет, часто первыми замечают новые технологические тренды в биологии. Например, журналист Дэвид Стипп в 1997 г., задолго до того, как о них стали писать мэйнстримовые издания, поместил ДНК-чипы на обложку журнала Fortune. На обложке было красивое изображение данных чипа на цветном стекле, а заголовок гласил: «Прорывные генетические чипы – микропроцессоры преобразили нашу экономику, на них заработали огромные состояния, они изменили нашу жизнь. ДНК-чипы могут сыграть еще большую роль».

Аналогия Стиппа между компьютерной революцией и ДНК-микрочипами была эффектной и хорошо оформленной. Он торопился рассказать читателям, что новая технология вот-вот изменит биологию фундаментальным образом, который тем не менее был им понятен:

Биочипы, которые изменят мир, официально называются ДНК-микрочипами и поразительно похожи на чипы, с которых началась информационная эпоха. Но вместо транзисторов внутри них плотная сеть молекулярных «пинцетов», захватывающих ДНК. Они дают исследователям возможность анализировать тысячи генов одновременно – по сути, очень быстро прочитывать книгу жизни.

Компания Affymetrix в городе Санта-Клара, штат Калифорния, представила первый биочип всего год назад. Тем не менее поразительные возможности этой технологии уже становятся ясны. Исследователи Affymetrix используют ДНК-чипы в самых разных исследованиях – от происхождения рака до генетических мутаций, которые делают ВИЧ устойчивым к лекарствам. Исследователь рака в Affymetrix Дэвид Мэк признается: «Я так счастлив, что могу этим заниматься».

Последняя цитата понравилась мне, как только я ее прочитал. Когда вышла статья Стиппа, я писал пространные статьи о ДНК-чипах для отраслевого журнала. Эта статья помогла мне увидеть большой журналистский потенциал истории об инструменте, и в немалой степени именно благодаря ей я оказался в Wall Street Journal.

Важное предостережение: некоторые журналисты чрезмерно увлекаются аналогией с компьютерным чипом. В нескольких статьях (даже в Wall Street Journal) указывалось, что ДНК-чипы сделаны из кремния. В большинстве случаев это не так – они сделаны из стекла или пластика. Если вы пишете о каком-то новом инструменте, не пожалейте времени, чтобы разобраться, как он работает.

Не все инструменты ученых приобретают такую известность, как ДНК-чипы, но биологи постоянно изобретают новые техники, и более важные из них обычно развиваются предсказуемым путем. Я уже несколько раз наблюдал этот феномен, так что вот вам несколько советов по поиску таких историй.

Обычно первым шагом становится публикация статьи о новом методе в научном журнале, нередко малоизвестном. Последствия открытия могут быть неочевидны, но, если новая технология работает, ее захотят испытать и другие ученые, и компании начнут занимать свои позиции на рынке. Как только появляется деловая активность, отраслевые журналы вроде Chemical & Engineering News или новостная рубрика журнала Science обычно первыми замечают интерес к технологии.

Журналистам, работающим в центральных СМИ, обязательно нужно читать отраслевую прессу. Несмотря на то что там много информации, интересной только инсайдерам отрасли, эти издания остаются отличным местом для поиска сюжетов, заслуживающих внимания более широкой аудитории. Даже рекламные объявления в Science или Nature могут навести вас на модную технологию.

Еще один способ найти такую историю – просто спросить. В 2002 г. я брал интервью у Филипа Шарпа, лауреата Нобелевской премии, управляющего Центром исследований мозга в MIT. Я спросил его: «В чем самая крупная на сегодняшний день биологическая история?».

Он ответил, что это РНК-интерференция.

Эта история оказалась классическим сюжетом об инструменте. РНК-интерференция – это технология, которая позволяет ученым точечно отключать любой ген внутри клетки даже у живых животных. Этот новый метод уже тогда получил распространение в академической среде, и после пары звонков венчурным инвесторам мне стало ясно, что бизнес тоже подключился к этому делу. Мне приятно думать, что Wall Street Journal первым опубликовал на эту тему передовицу в августе 2002 г., которая начиналась так:

Идея Ричарда Йоргенсена была довольно проста: вывести ярко-фиолетовые петунии, внедрив в клетки растения дополнительный ген, отвечающий за фиолетовый пигмент. Каково же было его удивление, когда он увидел белые цветы.

Этот неожиданный результат не подчинялся никакой генетической логике. Попав на обложку уважаемого ботанического издания, загадочные итоги работы Йоргенсена породили целую волну научных исследований. Сейчас, спустя более 10 лет, биологи начинают понимать, что пошло не так в его лаборатории, и считают эти результаты важным достижением.

Ученые, изучавшие загадку петуний, обнаружили очень важный элемент работы клетки – процесс, с помощью которого клетки растений и животных, по-видимому, подавляют активность отдельных генов. Ученые утверждают, что это открытие помогает объяснить многие загадки фундаментальных процессов жизни, и уже используют его в поисках новых лекарств. Венчурные инвесторы также ставят на то, что эта технология породит «суперлекарства», работающие как молекулярные торпеды против ВИЧ или рака. Десятки компаний и научных лабораторий уже присоединились к поискам применения новой технологии.

По версии журнала Science РНК-интерференция стала прорывом года, и о ней написали многие газеты и журналы. Материал Дэвида Стиппа в Fortune даже называл ее «биотехнологическим прорывом на миллиард долларов»!