Кто тут главный?

Когда вы решили прочесть эту книгу, вы наверняка думали, что проявляете свободу воли. Решение взять именно эту книгу именно сейчас и открыть ее на этой странице было сознательным. Однако оказывается, что свобода воли может быть всего лишь иллюзией.

Прямо сейчас продолжаются многочисленные новейшие исследования сознания. В отличие от открытий кварков или расширения Вселенной многие из таких исследований можно наблюдать воочию – и даже участвовать в них. Вероятно, самые шокирующие выводы о том, насколько мы управляем собственной жизнью, можно сделать из эксперимента, разработанного родившимся в Британии ученым по имени Джон-Дилан Хейнс.

Я надеюсь, что сканеры фМРТ не опасны для здоровья, так как в поисках знания о том, как мозг формирует мой сознательный опыт, я снова попал в такой сканер, правда на этот раз в другом городе (Берлине). Лежа внутри сканера, я держал в руках небольшой пульт с двумя кнопками: на одну из них нужно было нажимать правой рукой, на другую – левой. Хейнс попросил меня расслабиться до дзеноподобного состояния и разрешил мне нажимать на правую или левую кнопку каждый раз, как мне этого захочется.

Во время этого опыта на мне были очки с маленьким экраном, на котором появлялась случайная последовательность букв. Меня попросили запоминать, какая буква была на экране всякий раз, когда я решал нажать на правую или левую кнопку. Сканер фМРТ регистрировал активность моего мозга, когда я принимал такие случайные сознательные решения. Открытие Хейнса состоит в том, что, анализируя мою мозговую активность, он может предсказать, какую кнопку я сейчас нажму, за шесть секунд до того, как я сам осознаю, на какую кнопку я собираюсь нажать. Шесть секунд – это очень долго. Мой мозг решает, на какую кнопку он прикажет нажать моему телу, на левую или на правую. Потом проходит шесть секунд – один, два, три, четыре, пять, шесть, – и только тогда это решение передается в мое сознание, причем у меня создается ощущение, что я действую по собственной воле.

Хейнс видит, какую кнопку я выбираю, потому что некая область моего мозга возбуждается за шесть секунд до моего нажатия, подготавливая моторную деятельность. В зависимости от того, готовит ли мозг к нажатию палец левой или правой руки, активизируются разные его области. Хейнс пока что не научился предсказывать со стопроцентной точностью, но те предсказания, которые он делает, явно точнее, чем случайные догадки. И сам Хейнс считает, что более точные средства визуализации могут позволить добиться и стопроцентной точности.

Следует подчеркнуть, что речь идет об очень конкретном процессе принятия решений. Если, скажем, вы попадаете в аварию, мозг принимает решения за доли секунды, и тело реагирует на них, не требуя никакой сознательной деятельности мозга. Многие процессы в мозге происходят автоматически, без участия сознания, что предотвращает перегрузку мозга рутинными задачами. Но выбор между правой и левой кнопками не относится к вопросам жизни и смерти. Я решаю нажать левую кнопку, руководствуясь своей свободной волей.

На практике анализ данных фМРТ занимает у исследовательской группы из Берлина несколько недель, но развитие вычислительных технологий и медицинской визуализации позволяет предположить, что когда-нибудь сознание Хейнса сможет знать, на какую кнопку я собираюсь нажать, за шесть секунд до того, как мое собственное сознание узнает о решении, которое, как мне кажется, я принимаю по собственной воле.

Хотя мозг, по-видимому, бессознательно готовит решение заблаговременно, до сих пор неясно, где именно принимается окончательное решение. Возможно, я еще могу изменить то решение, которое мозг для меня подготовил. Если у меня и нет «свободы воли», то, как полагают некоторые, может быть, у меня по меньшей мере есть «свобода отказа» – возможность отменить решение о нажатии левой кнопки, когда оно достигает моего сознания. В этом опыте не важно, на какую именно кнопку я нажму, так что особых причин не выполнять то решение, которое подготовил для меня мой бессознательный мозг, нет.

Как кажется, из этого опыта следует, что сознание – весьма вторичная функция мозга. Мы уже знаем, что очень многие из решений о действиях тела совершенно бессознательны, но мы верим в то, что именно сознательное участие в тех решениях, которые мы принимаем, и является отличительной чертой человека. Но что, если сознание включается – и вовлекает нас в этот процесс – только в самом конце цепочки происходящих событий? Не является ли наше сознательное решение лишь последствием химических реакций, совершенно не влияющим на наши действия? Какие юридические и моральные последствия могло бы иметь такое положение вещей? «Прошу прощения, вашчесть, но это не я стрелял в пострадавшего. Мой мозг принял решение еще за шесть секунд до того, как я нажал на спуск». Внимание: биологический детерминизм не освобождает от ответственности за нарушение закона!

Как я уже говорил, нажимание на кнопки, которым я занимался по просьбе Хейнса, не имеет важных последствий, и это может искажать результаты эксперимента. Может быть, если бы речь шла о чем-то более важном для меня, я бы не давал такой свободы своему подсознанию. Хейнс повторял тот же опыт с деятельностью, требующей несколько больших интеллектуальных усилий. Участникам предлагалось решить, следует ли складывать или вычитать числа, появляющиеся на экране. Однако и в этом случае решение о сложении или вычитании проявлялось в мозговой активности, зарегистрированной за 4 секунды до сознательного решения действовать.

Можно рассмотреть пример, который предложил французский философ Жан-Поль Сартр: некий молодой человек должен выбрать между вступлением в отряд Сопротивления и уходом за своей бабушкой. Возможно, в этом случае сознательные размышления будут влиять на результат в значительно большей степени и смогут спасти свободу воли от сканера фМРТ. Может быть, действия, выполняемые в опытах Хейнса, слишком близки к автоматическим бессознательным реакциям. Конечно, многие мои действия появляются в моем сознании только в последний момент, потому что моему сознанию незачем знать о них. Вместо свободы воли появляется свобода безразличия.

Досознательная активность мозга вполне может быть лишь одним из слагаемых решения, принимаемого в момент сознательного размышления. Она вовсе не обязательно является единственной причиной, но может помогать в принятии решения: в качестве одного из вариантов, который можно принять к рассмотрению.

Если мы обладаем свободой воли, одна из проблем состоит в понимании, откуда она берется. Я не думаю, что мой смартфон обладает свободой воли. Он всего лишь имеет набор алгоритмов, которым он только может следовать детерминистическим образом. На всякий случай я спросил своего виртуального собеседника, думает ли он, что свободен в своих действиях, в своих решениях. Он ответил довольно туманно:

– Я выберу ясный путь, я выберу свободу воли.

Я знаю, что этот ответ запрограммирован в приложении. Возможно, в нем имеется генератор случайных чисел, который делает его ответы разнообразными и непредсказуемыми, создающими впечатление свободы воли: виртуальную игральную кость, определяющую выбор из базы данных возможных ответов. Но случайность не есть свобода: эти случайные числа генерируются алгоритмом, результаты работы которого могут и не быть действительно случайными. Как мы выяснили на третьем «рубеже», для достижения хоть какого-нибудь подобия свободы воли моему смартфону могут понадобиться принципы квантовой физики.

Вера в свободу воли столь важна для меня, потому что мне кажется, что именно она отличает меня от приложения в моем телефоне, и я думаю, что именно поэтому эксперимент Хейнса произвел на меня такое тяжелое впечатление. Может быть, мой разум тоже сводится к результатам работы некоего замысловатого приложения, управляемого биологическими алгоритмами мозга?

Вопросом о том, могут ли машины вроде моего смартфона в принципе обладать разумным мышлением, одним из первых задался математик Алан Тьюринг. По его мнению, хорошая проверка на разумность сводится к следующему вопросу: если вы общаетесь с человеком и с компьютером, можете ли вы определить, кто из них компьютер? Именно эту проверку, называемую тестом Тьюринга, я применил к приложению Cleverbot в начале этой главы. Раз я могу оценить разумность другого человека только во взаимодействии с ним, то не должен ли я признать разумным компьютер, если он может успешно притвориться человеком?

Но разве не существует разницы между исполнением инструкций машиной и сознательной активностью моего мозга? Если я напечатаю в смартфоне фразу на английском, установленные на нем приложения с фантастической эффективностью смогут перевести ее на любой язык по моему выбору. Но никто не думает, что смартфон понимает, что он делает. Возможно, это различие иллюстрирует интересный мысленный эксперимент под названием «Китайская комната», который разработал философ Джон Серл из Калифорнийского университета. Он демонстрирует, что выполнение инструкций не означает, что машина имеет собственный разум.

Я не говорю по-китайски, но представим себе, что я оказался в одной комнате со сборником инструкций, в котором можно найти подходящий ответ на любую последовательность китайских иероглифов, которую мне присылают в эту комнату. Я могу вести вполне убедительную беседу с человеком, говорящим по-китайски, не понимая при этом ни слова из того, что я ему отвечаю. Точно так же кажется, что мой смартфон говорит на множестве языков, хотя нельзя сказать, что он понимает то, что переводит.

Это очень серьезный аргумент в споре с теми, кто считает, что один тот факт, что машина отвечает как разумное существо, следует считать достаточным доказательством наличия у нее сознания. Разумеется, она может делать все, что делает обладающая сознанием личность, но значит ли это, что сама она обладает сознанием? А что делает мой разум сейчас, когда я пишу эти слова? Не сводится ли то, что я делаю, к простому исполнению набора инструкций? Может ли существовать некий порог, за которым мы вынуждены будем признать, что компьютер понимает китайский язык, а за ним – другой, после которого нужно будет считать работающий при этом алгоритм обладающим сознанием? Но, прежде чем мы сможем запрограммировать компьютер на обладание сознанием, мы должны понять, чем таким особенным отличается тот алгоритм, который работает в мозге человека.